Знамение пути - Мария Семенова

Владимира Тагировича Тагирова,

Павла Вячеславовича Молитвина,

Ирину Сергеевну Костину,

Александра Сергеевича Расовского,

Адель Левтовну Геворкян,

Наталью Васильевну Герасименко,

Игоря Александровича Сухачёва,

Александра Григорьевича Таненя,

Наталью Александровну Ожигову,

Сергея Александровича Романюгу,

Рамиля Равильевича Бикинеева,

Олега Николаевича Мелентьева,

Леона Леоновича Абрамова —

за ценнейшую информацию и советы,

Хокана Норелиуса (Швеция)

и Дмитрия Олеговича Фурманского —

за компьютерную поддержку,

а также

Издательство «Азбука» —

за понимание и терпение

в сложной жизненной ситуации.

В низкое небо смотрят глазницы

Улиц пустых и гулких дворов.

Медленный вихрь листает страницы

Воспоминаний, мыслей и слов.

Не передвинешь – названы сроки,

И не возьмёшь с собой за порог

Писем забытых жёлтые строки

В траурных лентах старых дорог.

Холодно что-то стало на свете…

Всё обретает истинный вид:

Милой улыбки нет на портрете —

Злая усмешка губы кривит.

А ведь когда-то – дальше от края —

Думал, что вечно будешь любим…

Саваном пыли след заметает

Времени ветер – неумолим.

Отгорел закат, и полная луна облила лес зеленоватыммертвенным серебром. Неживой блеск ночного светила превратил тёплую медь сосенв травленый булат старинных клинков. Было тихо, только чуть слышно лепеталвдалеке речной перекат. Это Звор, младший сын великой Светыни, спешил к материи точил на своём пути землю, обнажая древние валуны.

Крылатая тень пронеслась между землёй и луной. Беззвучныйсилуэт скользнул по ветвям, по нежной лесной траве… по спине большого серогозверя, бежавшего через лес. Зверь был похож на волка и состоял с ним в тесномродстве, что, впрочем, не мешало двум родственникам люто ненавидеть друг друга.Через лес бежал матёрый кобель знаменитой веннской породы. Молчаливый,широкогрудый, поджарый – и сущая погибель, когда доходило до когтей и клыков.

Сосновые леса раскинулись по холмам, и из распадка враспадок тянулась натоптанная тропа, по которой жители ближнего селения ходилив гости к соседям. Она вилась всё больше низинами. Кто полезет на крутойкаменистый холм, если можно его обойти?

Пёс бежал когда по тропинке, когда напрямик, через черничники вереск. Это не были его родные места, но он бежал очень уверенно, потому чтознал, куда лежал его путь. Серебристый мех блестел и искрился в свете луны. Ана шее у пса приминал пышную гриву широкий ошейник. Знак, которым люди издавнаметят своих зверей, отделяя их от дикого мира. Ничего особенного этот ошейниксобою не представлял. Не был он свит из золочёных шнуров, не был украшенрезными серебряными пластинками. Простая потрёпанная кожа в два слоя,соединённая дратвой. В разное время прошлись по ней чьи-то когти и зубы,виднелся даже глубокий след от ножа…

Только поигрывала в прозрачном луче большая хрустальнаябусина, намертво вделанная в тяжёлый ремень.

На макушке одного холма пёс остановился. Потом сел.

Южный склон этого холма когда-то давно, много людскихпоколений назад, размок от непрестанных дождей и сполз вниз весь целиком,обнажив каменную скалу. Подобных скал по окрестным местам известно было немало,но этот каменный лик превосходил все прочие. Он нависал с севера над небольшойдолиной между холмами, прикрывая её от колючих ветров. Внизу, у гранитногоподножия, протекал Белый ручей – сын могучего Звора, шустрый внучек Светыни. Вкакой-нибудь другой стране, менее взысканной[1] от Богов рекамии озёрами, Белый сошёл бы за средних размеров речушку. Здесь, однако,изобильный и глубокий поток десяти шагов в ширину считался ручьём.

Весной на холмах таяли снежные сугробы высотой взросломумужчине по шею. Талая вода текла вниз, и ручей разливался. Поднимался ондостаточно высоко – избы стояли на почтительном удалении от бережка, там, гдеприсутствие печного огня уже не могло оскорбить живущего в ручье Водяного.Возле самой воды стояла одна только кузница, да и то – на пригорке, над особоустроенной запрудой. Всем известно, что у кузнеца с Водяным свой завет.

Другой, и не менее чтимый, завет требует устраивать кузницуопричь людского жилья. Это оттого, что кузнец творит Тайну и беседует с Небом,а всякое дело, требующее высокого сосредоточения духа, лучше совершается вуединении. Что ж, в деревне, где жили венны из рода Пятнистых Оленей, кузницабыла поставлена честно. Человек злоязычный сказал бы, пожалуй, – могливыстроить и подальше. Этак у болота за лесом. Человек доброжелательный указалбы злоречивому на ручей: кузня всё-таки стояла на другой стороне. То есть, какот прадедов повелось, – почти в другом мире, ведь все знают, что рекамиизначально отделены друг от друга миры.

А человек приметливый тотчас рассудил бы, что и постройка, изапруда при ней выглядели совсем новенькими, свежими. Стояли они на своём местевсего, может быть, год. Весну, лето, осень, многоснежную зиму – и ещё половинувесны.

И тот, кто строил, а теперь работал внутри, очень хотел понравитьсяПятнистым Оленям. Как это и следует жениху, явившемуся по веннскому обычаюпросить бус у невесты.

Несмотря на позднее время, над крышей кузницы вился дымок.Изнутри раздавался стук молотка, и тонкий нюх пса улавливал запахи огня ижелеза.

Ночью купец не смеет ни продавать, ни покупать, ночью невыносит приговоров судья. Их дела обязаны совершаться лишь днём, под присмотромсправедливого Ока Богов. Кузнец выше купца и выше судьи. Когда бы он нитрудился у наковальни – всё благо…

Пёс неподвижно сидел на краю каменного откоса и смотрел надеревню. Из лесу чёрной бесформенной молнией выпорхнула большая летучая мышь.Такие, с голубя, водились много южнее, а в здешних лесах – нет. Тутошниесородичи были слабее и мельче, драться и играть с ними оказалось неинтересно.Ночной летун коснулся крылом пёсьих ушей, молча облетел сидевшего зверя иустроился на ветке сосны у него над головой. Ярко светила луна, и было видно,что чёрная шерсть на грудке и загривке Мыша не просто отливала воронымметаллическим блеском, а ещё и серебрилась – красиво и густо. Пещерные мыши изСамоцветных гор живут долго. Уж во всяком случае куда дольше каторжников,которые работают там в рудниках. Крылатому охотнику ещё далеко было додряхлости. Его клыки даже не начали стачиваться, как бывает у стариков. Новоеукрашение лишь означало мужественную зрелость.