Уснут не все - Адам Нэвилл

науки и здравого смысла древние обряды начали уходить в пошлое. Местные предания считались вздором, и лишь немногие люди, жившие ближе всего к долине, думали иначе. Сейчас эта местность является давно запущенной частью национального парка. Хотя джентльмен слышал что-то о том, что один застройщик перестраивает и ремонтирует старые виллы для продажи в качестве летних домиков. Но эта идея не пользовалась успехом. При таком немногочисленном населении в этой местности очень слабая инфраструктура и почти нет местных служб.

„Должно быть, один из тех домов и купил ваш друг“», – сказал он в заключение, когда стюардесса подала нам копченого лосося и икру.

Я слушал с интересом и некоторым беспокойством, но вскоре моя тревога сменилась раздражением. Я готов был осмелиться на комментарий, что такие разговоры и туманные догадки равносильны сказкам, сочиненным для детей, чтобы те не терялись в лесу. Каким-то образом все это укоренилось в замкнутом воображении Аттертона, а затем глупость расцвела буйным цветом; несомненно, под воздействием умирающего света и приближающейся зимы. Поэтому чем быстрее я доберусь до него и верну его в наблюдаемый мир, тем лучше. Я говорю «наблюдаемый», потому что всегда отстаивал лозунг среди людей, склонных к вере в экстрасенсорику, привидений и пришельцев из других галактик. И лозунг этот был: я доверяю своим собственным глазам. Если это существует, то пусть проявится.

На данном этапе повествования я был удивлен тем, с какой жадностью Генри отхлебнул свой бренди.

Описание путешествия неискушенными писателями может быть таким же скучным, как слайд-шоу фотографий с отпуска. Поэтому я не буду притуплять сосредоточенность читателя подробностями перемещения Генри по Швеции в район Емтланд, а оттуда до границы Радалена. Достаточно сказать, что он арендовал автомобиль и нашел более подробную карту. Но чем ближе он подъезжал к местоположению Аттертона, тем сложнее становилось путешествие.

«В тот момент, когда я съехал с основных автомагистралей и двинулся вглубь по второстепенным дорогам, меня буквально ошеломила непроходимость местных лесов. Я никогда раньше не видел в Европе ничего подобного. По-настоящему девственная природа, какой она остается в большей части северной Скандинавии. Неухоженный бореальный лес, сохранившийся с доисторических времен. И, наверное, до сих пор существуют многие мили зеленого массива, где еще никогда не ступала нога человека.

Примерно в шестидесяти километрах от Радалена стали появляться летние домики, разбросанные среди деревьев. Маленькие деревянные строения в старинном деревенском стиле, выкрашенные в темно-красный цвет. Должно быть, это были остатки поселений, отпочковавшихся от Радалена в восемнадцатом веке. И теперь здания использовались для летнего отдыха, но под конец сезона пустовали.

Когда я оказался не более чем в двадцати километрах от долины, дома поредели, а затем и вовсе исчезли. Асфальтированная дорога сменилась гравийной, и местами ее ширины едва хватало для одного автомобиля. И даже при дневном свете я не мог избавиться от мысли, что последние из зданий, которые я видел среди деревьев или на возвышенностях, сквозили одиночеством сильнее, чем остальные. Сами строения, казалось, намекали на то, что они не так уж далеки от темных, безвременных глубин долины. Я даже воображал, будто некоторые из домиков оглядываются за свои остроконечные плечи, в страхе ожидая того, что может выйти к ним из-за деревьев.

Упрекнув себя за предательство разума, я прервал этот ход мысли. Но даже у людей, лишенных воображения, к числу которых я причислил бы себя, хватает первобытного инстинкта, чтобы опасаться тенистых просторов неосвоенных лесов. Особенно когда сквозь тучи опускаются сумерки, окрашивая сам воздух у вас перед глазами и обещая непроницаемую темноту. Для меня уже не было сюрпризом, что в этих долинах укоренились легенды о Ра и человеческих жертвоприношениях. Это было идеальное место для таких небылиц. Но байки байками, а мне нужно было найти моего незадачливого друга.

Когда я был не более чем в десяти километрах от фритидсюза Аттертона, то поймал себя на том, что делаю частые остановки, чтобы изучить карту. Свет мерк, а дорога извивалась настолько сильно, что я уже не понимал, где север, а где юг. Я заблудился. К тому времени я еще устал, проголодался и уже давно утратил сосредоточенность. Внутри разгоралось раздражение, а благоговейный трепет перед лесом быстро превращался в страх. Я уже задумывался, не придется ли мне коротать ночь на заднем сиденье машины.

Но, к моему облегчению, спустя еще пять минут граничащий с дорогой лес на мгновенье расступился, и я увидел в пассажирском окне церковный купол. В надежде найти кого-то, кто указал бы мне путь к дому Аттертона, я направил машину в сторону купола – по дороге, которая была не шире тропинки.

Церковь была длинным одноэтажным деревянным зданием, с куполом, служащим еще и колокольней, и примыкающим ухоженным кладбищем. Но мой краткосрочный оптимизм начал иссякать, когда я заметил, что все окна закрыты ставнями. А на деревянной арке, венчавшей маленькую сторожку и обеспечивавшей доступ на территорию через стену из сухой каменной кладки, между двух лошадиных подков, была вырезана надпись: Det som en gang givits ar forsvunnet, det kommer att atertas – То, что некогда воздавалось, исчезло. И некто придет получить это назад.

Один, заблудившийся в национальном парке, в нескольких часах езды до ближайшего города, перед кладбищем, со сгущающимися вокруг холодными сумерками, меньше всего я хотел наткнуться на это предупреждение. И не успел я пройти через ворота и приблизиться к дверям церкви, как заметил, что к козырьку крыльца прибита еще одна комбинация подков, защищающих вход в дом Божий. Если эти примитивные железные символы действительно использовались, чтобы отгонять злых духов, то почему для таких целей не подошло распятие? Возможно, – закричал раздражающий внутренний голос, – потому, что крест не распознается глазами, которые древнее этого символа. Я перебил непроизвольную дрожь энергичной встряской, которая была необходима моим сведенным судорогой конечностям, усталым мышцам и измотанным чувствам, и принялся изучать здание.

Мой стук в дверь, как и окрики, остались без ответа. А на застекленной витрине возле двери не было ни одного объявления.

В дальнем конце участка я обнаружил собрание больших рунных камней и сделал предположение, что это более старое кладбище. И пока я смотрел на них, между ветвями и стволами окружавших меня деревьев сгущались тени, с меркнущим светом листья становились все темнее, и я поднял воротник, чтобы защититься от порывов холодного ветра. Я не мог не вспомнить последнее письмо Аттертона; не желая больше задерживаться, я вернулся к машине.

Глаза жгло, в голове стучало. Включив верхний свет, я предпринял очередную отчаянную попытку разобраться с картой. Довольно скоро придется включить и фары. Только