Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Григорий Потанин

Публичные лекции по истории Сибири О. С. Шашкова, выписанного Потаниным из Красноярска, зажигательные статьи в «Губернских ведомостях», вечеринка у Д. Л. Кузнецова, агитация среди семинаристов Е. Я. Колосова, выступления такого самородка-томича Пичугина делали свое дело. Но это скоро оборвалось. Уже весной 1865 г. Потанина, Ядринцева и Колосова жандармы арестовали во время их естественноисторической экскурсии на заимке Пичугина и увезли в Омск. Так началось «Дело о злонамеренных действиях некоторых молодых людей, стремившихся к ниспровержению существующего в Сибири порядка управления и к отделению ее от империи».

Потанина обвиняли в сношениях с кадетами и в пропаганде среди них идей сепаратизма, обвиняли в образовании кружка сибиряков в Петербурге; Ядринцева, Потанина и Шашкова обвиняли даже в том, что они писали в «Томских губернских ведомостях» статьи о необходимости для Сибири университета.

В чем заключалась вина всех арестованных, хорошо выражено Ядринцевым в его рукописной «Автобиографии», которой пользовался Лемке. «Что мы могли отвечать на вопросы следственной комиссии? В нашем сердце было искреннее желание мирного блага нашей забытой родине; нашей мечтой было ее просвещение, гражданское преуспеяние… Мы отвечали, что желаем Сибири нового гласного суда, земства, большей гласности, поощрения промышленности, больших прав для инородцев… Что было преступного в горячей любви к своей родине? Но здесь патриотизм был принят за сепаратизм».

И это признание было вполне искренно. Теперь, в годину величайших испытаний для всей Русской земли, в годину, когда так остро сознается и наша отсталость, и все значение задержки в осуществлении стремлений сибирской молодежи того времени с Потаниным во главе, теперь особенно больно читать эти признания…

Девять лет тюрьмы и ссылки Г. Н. Потанин считает вычеркнутыми из жизни. Но это не так. Напротив. Это было время сосредоточения мысли, время усиленного чтения и обогащения запаса своих знаний, время усиленной литературной работы.

В 1872 г. Потанин был выпущен из арестантских рот Свеаборга и водворен сначала в Тотьме, а потом в Никольске, Вологодской губернии. И тогда, отмечает Ядринцев в автобиографии, «у нас началась оживленная переписка, и, хотя она шла через исправника, мы не стеснялись обмениваться мыслями, предлагать темы статей и проч. Обрадованный возвращением своего друга, я ожил. Масса сибирских тем вертелось в голове. Я писал огромные письма Г. Н. Потанину, он отвечал мне». Несомненно, Потанин направлял работы Ядринцева, указывал темы, вдохновлял его.

Например, когда Потанин познакомился в Никольске с сосланным туда К. В. Лаврским, фактическим редактором «Камско-Волжской газеты», он написал Ядринцеву предложение заняться в этой газете освещением жизни Сибири, – Ядринцев тотчас же пишет редактору Агафонову предложение о сотрудничестве и, когда оно принято, с 1873 г. присылает редакции массу материала: нет недели, чтобы не было напечатано его одной-двух статей, а сколько пропадало в наборе![10]. «Г. Н. Потанин не отставал от своего друга, и даже есть рассказ „Аул”, подписанный ими обоими, замечает Лемке, а Ядринцев, в своей автобиографии говорит: „Мы писали с жаром, свободно, не стесняясь редакцией. Это был орган, где мы были равноправны с редактором. Даже серьезный ученый, друг мой Потанин, сделался на это время публицистом”[11].

В конце декабря 1873 г. Ядринцев получил свободу и тотчас уехал в Петербург. И тут опять удивительно выступает роль Потанина в жизни друга. «По приезде в Петербург, – пишет Ядринцев[12], – я познакомился, по поручению Г. Н. Потанина, с корреспонденткой „Камско-Волжской газеты”, Аделаидой Федоровной Барковой, жившей с матерью в Петербурге. Полгода она была почти моим секретарем, я совещался с ней о делах любимой „К.-В. газеты”, это связало нас духовными интересами. В 1874 г. я женился на ней и нашел товарища, друга и сотрудника».

В 1874 году в Петербург приехал Г. Н. Потанин из ссылки, амнистированный по ходатайству Географического общества (т. е. П. П. Семенова, конечно), и Ядринцев радостно отмечает это: «В Петербург явился и освобожденный мой друг, Г. Н. Потанин. Мы радушно встретились и часто виделись. Он писал по поручению П. П. Семенова дополнение к Риттерову „Землеведению Азии”. В это время он был женат. Все изменилось: люди, бывшие в опале, в ссылке, появились вновь у очага сибирских дел».

Ядринцев, жизнерадостный молодожен, в это время кипел и переливался как ртуть, бегал по редакциям. Зимой 1874 г. в Западную Сибирь был назначен генерал-губернатором Н. Г. Казнаков, пожелавший познакомиться с Ядринцевым и высказавший ему желание быть полезным Сибири, отозваться на ее нужды. Поэтому-то он и обратился к сибирскому патриоту с просьбой помочь ему ознакомиться с сибирскими нуждами. Можно себе представить, как это захватило Ядринцева и как ему было необходимо присутствие друга-наставника. По целым неделям Ядринцев строчил докладные записки для Казнакова, забрасывая свои литературные работы, являвшиеся единственным источником его существования. Восторгам Ядринцева не было конца, когда Казнаков сообщил ему, что Государь согласился на учреждение университета в Сибири и поручил ему выработать проект.

А зимой 1875 г. у Ядринцева и его друга явилась новая радость: их Иркутские друзья А. П. Нестеров, В. И. Вагин и М. В. Загоскин купили у Клиндера право на издание газеты «Сибирь» и принялись за ее издание. Другая мечта юных дней получила осуществление!

В 1882 году выходит замечательная книга «Сибирь как колония», и Потанин пишет о ней статью в «Устоях» (под псевдонимом «Л.»), вполне присоединяясь к выводам друга. В том же году при самой длительной поддержке Григория Николаевича он начал издавать (с 1 апреля) «Восточное обозрение». Это была счастливая и самая суетливая полоса в жизни Ядринцевых, окруженных сибирскою молодежью. В имеющихся материалах не содержится сведений о какой-либо крупной роли друга в жизни Ядринцева за этот период, к тому же Потанин с 1884 г. уехал снова в Китай в трехлетнее путешествие. Но уже с 1886 г. настают для Ядринцева черные дни. В этом году подписка на «Восточное обозрение» с 1300 номеров падает на 150 вследствие отдачи газеты под цензуру…

Потанин советует перенести газету в Иркутск, и Ядринцев с 1888 г. этот совет выполняет, но газета успеха не имеет и широкою поддержкой местной интеллигенции не пользуется; напротив, она встретила даже враждебное к себе отношение со стороны группы интеллигентов с H. М. Астыревым во главе. К этому присоединился тяжелый удар для Ядринцева – смерть его жены 17 июля 1888 г. Ядринцев, почувствовав свое одиночество, упал духом, заперся и запил. И тут на выручку явился его друг. Письмом из Кяхты, где в это время находился со своей экспедицией Потанин, он убеждает его, во имя покойной жены, продолжать служить делу печати до гробовой доски. «Я повиновался долгу, укрепил дух свой и продолжал вести газету», – писал Ядринцев В. И. Семидалову[13].