Шпионская сага. Книга 2. Ложный след - Исраэль Левин

Полковник вновь опустил глаза на карту, постучал по ней карандашом и спросил:

– Это все. Вопросы есть?

– Какова приблизительная глубина проникновения на территорию условного противника?

– От одного километра до семи-восьми…

– Очень большой разброс…

– Согласен… Оценка крайне затруднена из-за множества факторов: тут и энергетические возможности аппарата, и специфика грунта на разных глубинах, и еще много такого, чего сами спецы в толк взять не могут. Так что принимай данные, какие есть.

– Когда выход?

– Через трое суток. – Полковник посмотрел на меня испытующе. – Выполнишь задание – вторая звездочка на погоны и орден. Само собой, получишь батальон… Ну иди, подробности у полковника Векшина, зама по оперативной работе. У него же получишь все необходимые средства связи. На сей раз это не обычная рация… В общем, сам увидишь.

* * *

В вертолете стоял такой гул, что даже бойцы слегка ошалели. Они молча сидели на жестких скамейках вдоль вытянутой, как сигара, утробы боевой машины. Говорить совсем не хотелось, да и вряд ли удалось бы перекричать грохот лопастей. Моим же мыслям никакой шум не мешал.

Я сидел, ни на кого не обращая внимания. Ведь это суперудача! Цель моего пребывания здесь – «Крот», именно его мне поручили найти. А тут само, точнее, сам в руки идет. Да и группу мне дали подобрать самостоятельно. За недолгое время знакомства офицеры и солдаты, отобранные для выполнения сложного задания без всякого давления сверху, успели оценить и понять главное: командир строг, справедлив и немногословен. Любое действие или даже высказывание оценивается с точки зрения дела, находящегося в данную минуту на повестке дня. Неточность или небрежность в исполнении караются беспощадно, и такая суровая требовательность – не декларация, а закон повседневной жизни, точнее работы. Таким я пытался выглядеть в их глазах.

Я старался вселить в людей ощущение уверенности и надежности, и судя по всему, они относились ко мне с уважением и понимали необходимость беспрекословного подчинения. Единственное, что не нравилось моим бойцам и даже вызывало молчаливое раздражение, – это отсутствие похвалы. Сухарь я, сухарь! Мне об этом говорил замкомдив, он ведь тоже инструктировал группу и с каждым беседовал по отдельности. Вот они ему и изложили свои впечатления обо мне. Излишнюю мою суровость отметили и во время учебных занятий, и позднее, когда формировалась группа. В такие моменты люди обычно устанавливают не только профессиональные, но и человеческие контакты, я же оставался сух и официален. И делал это специально.

Раздумывая о предстоящем задании, я чувствовал, что владею не всей информацией. Еще в кабинете у начштаба мне показалось, что упоминание о предыдущей группе было излишне коротким, а полковник чего-то недоговаривает. Это непонятное, неуловимое «что-то», а также не совсем ясно очерченная цель вызывали сильное беспокойство. Однако обдумывание позавчерашнего разговора ничего нового не приносило, а опасность от моих догадок ничуть не уменьшалась – ведь моей группе предстояло прочесать огромную, покрытую глубоким снегом территорию. Прогноз безоблачной погоды не обещал, так что в предстоящих условиях связь между участниками похода окажется, скорее всего, весьма ненадежной. Если поиск не увенчается быстрым успехом, не менее остро может встать и вопрос питания: с учетом необходимого запаса взрывчатки и личных боекомплектов больше пятидневного запаса сухарей и сала взять с собой мы не могли. А «гулять», может быть, придется не меньше восьми-десяти дней, и это еще при нормальной погоде. Остается надеяться на быстрое обнаружение следов пребывания предшественников да на группы поддержки, курсирующие около границы, хотя этот вариант нежелателен.

Возможная засада с противоположной стороны также не предвещала ничего хорошего. Период враждебных отношений с «большим братом» в общем-то позади, но это совершенно не означает, что в случае столкновения вылазка на чужую территорию будет расценена как дружеская шалость. Азиат – он и есть азиат… Что коммунисты, что капиталисты – невелика разница, когда речь идет о вековых традициях отношения к противнику: после перестрелки захватят и будут потешаться всласть до той поры, пока пытки, на которые они великие мастера, не превратят человека в животное.

Я прошел в кабину вертолета и некоторое время молча смотрел на вихрь снежинок за бортом.

– Что, майор, не терпится?

– Как вы ориентируетесь в этом снежном крошеве? Ничего же не видно.

– А нам и ни к чему, приборы все показывают. – Командир экипажа добродушно улыбнулся.

– Да тут, пожалуй, академиком надо быть, чтобы в цифрах и стрелках ваших разобраться.

– Это только кажется, на самом деле достаточно будет и кандидатской, – пробасил летчик.

Минуту спустя пилоты подали друг другу какой-то знак глазами, понятный только им обоим.

– Отчего тряска появилась? Идем на снижение?

– Буря мглою небо кроет… Ты догадлив, командир, мы уже совсем близко. Предупреди людей, чтобы приготовились. Осталось всего ничего…

Вертолет накренил нос и завис над заснеженной полянкой. Через некоторое время его полозковые шасси коснулись снежного покрова, словно проверяя гостеприимность сурового края. Следующим движением махина грузно опустила заднюю часть и окончательно села на поверхность. Пропеллер сбавил обороты, и вскоре открылась тяжелая дверь салона. Лихо спрыгнув вниз, я обратился к встречающему.

– Майор Груздев!

– Старший лейтенант Сорокин!

– Машина готова?

– Можно сказать, готова, только вот… не заправлена.

– Что? Что значит – не заправлена? Вы понимаете, что говорите?

– Товарищ майор, послушайте…

– Я не собираюсь слушать никаких оправданий! Я не прокурор и не психиатр – объяснения нужны им, а не мне! В течение нескольких минут, пока люди разгружаются, вы обязаны решить все проблемы!

– Напрасно вы так…

– Не заправлена, это надо же!.. – Повернувшись к старлею спиной, я сделал несколько шагов в сторону вертолета, не переставая возмущаться.

В душе я себя осуждал. Ну чего я сержусь: на этом свете происходит только то, что должно происходить. На уроках рабби всегда описывал форму поведения, которую я сейчас демонстрировал (а большинство людей считает нормальной) как неприемлемую.

Ведь что в действительности происходит? Что-то или кто-то раздражает нас, мы в ответ сердимся, возмущаемся, кричим, вызывая тем самым еще более сильную отрицательную реакцию. Это называется реактивное поведение. На самом деле огрызаться и кипятиться в ответ не следует, а нужно понимать: раз так происходит, значит, так нужно. Ведь все в этом мире взаимосвязано, и ничего не происходит зря. Задержали нас – значит, так нужно. Прими ситуацию, согласись с происходящим и не психуй! Каббалисты называют такое поведение проактивным. Ведь любое событие направлено сверху и всегда предназначено для нашего очищения. Поэтому не нужно сопротивляться, следует принимать все как есть. Каббала тоже представляет собой причинно-следственный порядок нисхождения высших сил, подчиненным постоянным и абсолютным законам, связанным между собой и направленным на то, чтобы раскрыть человеку в этом мире Высшую управляемую силу, которую мы именуем Творцом.