Убийства в "Маленькой Японии" - Барри Лансет

Если бы все происходило не средь бела дня на оживленной улице, «китаец» добил бы меня. И хотя мое яростное сопротивление тоже оказалось для него неожиданным, он дал ясно понять, что отступил из тактических соображений и непременно вернется.

«Она уже замешана в дело, как и ты сам».

Мое возвращение домой было встречено пронзительным визгом. Дженни бросилась ко мне и обвила руками. Мои пропитанные кровью джинсы повергли ее в ужас, а перетянутая ремнем нога и хромота – это было для нее уже слишком. Дочь зарылась лицом мне в живот и разрыдалась. Все ее маленькое тельце сотрясалось. Я обнял Дженни. Каждая слезинка дочери рвала мне сердце на части.

– Со мной все будет хорошо, Джен. – Но стоило мне попытаться снять ее руки со своего пояса, как она только плотнее прижалась ко мне.

Дочь подняла голову и спросила:

– Ты же не умрешь?

– Разумеется, нет.

– Тебе очень больно?

– Не очень. На вид это кажется больнее.

Я отвел ее к дивану, и мы уселись рядом. Щеки Дженни блестели от слез. Я взял ее за руку.

– Это я виновата, папочка.

– С чего ты так решила?

– Потому что рассказала тебе о нем.

– Это был незнакомый человек. Ты просто обязана была мне о нем рассказать.

– Но…

– Послушай меня внимательно. Это не ты привела его к нашей двери. Не из-за тебя он напал на меня. Ты не сделала ничего плохого.

– А если бы…

Я сжал ее ладошку.

– Мы с тобой уже все обсудили. Иногда возникают ситуации, которые нам не нравятся. Но мы не можем постоянно прятаться от них. Особенно от того, что нас пугает.

Дженни, в глазах которой все еще стояли слезы, жадно впитывала каждое мое слово, хотя я все равно предпочел не объяснять ей, почему тот «китаец» представлял для нас угрозу.

– Плоха она или хороша, но жизнь продолжается, верно? – произнес я.

Я подождал, чтобы дочь кивком подтвердила свое согласие с тем, что стало почти что нашим семейным девизом.

– Иногда жизнь поворачивается к нам своей дурной стороной. Например, когда Билли ломает себе руку или у миссис Келтер случается приступ астмы. Но ведь мы получаем и много хорошего. Вспомни, как чудесно мы отпраздновали на прошлой неделе день рождения Лайзы, или о нашей поездке в аквапарк.

Дженни снова кивнула, но упрямо выпятила нижнюю губу.

– Но ведь бывает и так, что случается хорошее и плохое одновременно, как уход мамочки?

– Совершенно верно. Пожар унес ее на небо, но она все еще нас очень любит и сверху наблюдает за нами. Когда с нами происходит хорошее, мы должны научиться получать от этого удовольствие, а из плохого извлекать уроки и двигаться дальше.

– Я очень боюсь, что и ты уйдешь, папочка, – проговорила Дженни, закусив губу.

– Я не уйду еще очень долго, можешь мне поверить, – сказал я как можно веселее, зная обо всех ее тайных страхах.

– Но тогда почему ты занимаешься опасными делами? Зачем продолжаешь работу дедушки?

Я глубоко вздохнул. Агентство «Броуди секьюрити» стало прощальным подарком для меня от отца, и, может, потому, что наша с ним многолетняя отчужденность была в значительной степени моей виной, я и решился продолжить начатый им бизнес. Если уж на то пошло, это стало с моей стороны последней данью уважения ко всему, что казалось ему самым важным в жизни. Доходов агентство не приносило почти никаких, но со временем мне стала нравиться сама идея поддерживать на плаву небольшое предприятие отца. Однако если эта часть моей деятельности грозила оставить глубокие психологические шрамы в душе Дженни, мне, вероятно, следовало задуматься о будущем фирмы. Ведь однажды я уже подвергся нападению: девять месяцев назад группа отморозков так отделала меня, что при виде полученных мной повреждений Дженни надолго потеряла покой в страхе лишиться единственного остававшегося у нее родителя.

– Если работа станет реально опасной, я сразу ее брошу, – сказал я.

– Правда?

Мы помолчали, потом она спросила:

– Нога заживет?

– А куда она денется? Твой отец, знаешь ли, крепкий мужчина. Мне важнее, будет ли все в порядке с тобой.

– Для этого нужно, чтобы все было хорошо у тебя.

Дженни улыбнулась сквозь слезы и снова обвилась вокруг меня. Я тоже обнял ее и, впитывая тепло ее крошечного тела, вновь и вновь поражался, какую огромную роль играла она в моей жизни. Ради нее я был готов на все. Мне хотелось поставить надежный заслон между ней и грубой реальностью, не допустить в ее сознание даже мысли, что некий незнакомец может вмешаться и навсегда изменить нашу с ней судьбу. Но куда деваться от очевидного: моей хромоты и пропитанных кровью брюк? Жизнь продолжалась.

– Тебе пора собираться в школу, – напомнил я.

– Хорошо.

Пока она переодевалась, мы разговаривали на другие темы. Дженни оживилась и рассказала, как ей не терпится отправиться с классом в поход на гору Тамалпайс. Я помог ей застегнуть новые джинсы и натянуть любимую футболку с бабочками, порхавшими над пестрой цветочной поляной, а потом отправил в летнюю школу, надеясь, что игры со сверстницами сотрут в ее памяти воспоминания о печальных событиях этого утра.

Но под напускной веселостью Дженни я не мог не чувствовать ее внутренних переживаний, которые все еще гнетуще действовали на нее. После смерти матери она слишком волновалась из-за меня, и утреннее происшествие лишь дало новую пищу для беспокойства.

Даже отбросив трагедию в «Маленькой Японии» и мои дела с Ренной, я начал подозревать, что «Броуди секьюрити», как и все, что олицетворял собой сыскной бизнес, постепенно вбивает клин между нами, как это произошло в отношениях между моими родителями. Полностью поглощенный делами постепенно разраставшегося агентства, отец пренебрегал семьей, и я уже давно дал себе слово, что не позволю никакой работе отвлечь меня от забот о Миеко и Дженни. И все же, когда отца не стало, меня охватило неодолимое желание сохранить фирму, носившую нашу фамилию. Люди, работавшие в «Броуди секьюрити», были важны для отца, и я относился к ним так же.

Однако в моей жизни не было ничего важнее Дженни.

Понятно, насколько это все осложняло. Я пообещал помощь Ренне, не говоря уже о том, что меня самого заинтриговала тайна кандзи и куда могли тянуться нити от ее разгадки.

Кровь коркой запеклась поверх раны, хотя плотная джинсовая ткань послужила неплохим перевязочным материалом. Осторожным движением я снял брюки, промыл рану и лишь тогда понял, насколько она серьезна. Удар «китайца» не был сильным, однако лезвие с легкостью пропороло и ткань, и плоть. Будь на мне не джинсы, а легкие слаксы, нож столкнулся бы с меньшим сопротивлением, проник глубже, и тогда визит в больницу стал бы необходимостью. А так я отделался порезом глубиной в два дюйма, протянувшимся вдоль четырехглавой бедренной мышцы на восемь дюймов. Придется несколько дней похромать, только и всего.