Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

Правда, проницательность Джованни объяснялась также практической необходимостью. Действуя именно таким образом, он демонстрировал всей Европе глубокую и неизменную верность Медичи слову и друзьям; поступи он иначе, и конкуренты-банкиры не преминут раструбить по всему континенту, что, мол, Медичи — люди ненадежные, и это сразу же понизит международные акции банка. В колеблющемся банковском мире позднего Средневековья измена подобного рода не забывалась в поколениях. При этом решимость Джованни не оставлять Бальдассаре в беде была продиктована не просто долгосрочным расчетом — он думал и о нынешнем положении дел. Джованни вновь нацелился на большой куш: он рассчитывал сделаться банкиром нового папы, Мартина, который как раз оказался во Флоренции, когда Рим захватила королева Неаполитанская Иоанна. Джованни сразу понял, какую можно из этого извлечь выгоду. Выплачивая выкуп за Бальдассаре, он дал понять, что дает ему деньги на одном условии: бывший папа вернется во Флоренцию и публично примирится с Мартином V. Условие было выполнено, и Мартин V мог теперь наслаждаться мыслью, что его понтификат будет первым начиная с 1378 года, легитимность которого ни у кого не вызовет сомнений. Выражая свое удовлетворение этим, он назначил больного, стареющего Бальдассаре кардиналом Тускуланским (Фраскати). А в знак признательности за посредничество пожаловал Джованни ди Биччи титул графа Монтеверде, каковой тот почтительно отклонил под предлогом того, что хочет остаться рядовым гражданином. Впрочем, это было единственное проявление дружеских чувств со стороны Мартина V: он и вообще-то посматривал на Джованни искоса, а тут еще оставалось нерешенным дело с бесценной, украшенной драгоценными камнями митрой, переданной ему (Джованни) папой Иоанном XXIII перед бегством из Констанца, новый папа считал ее своей собственностью. В общем, поначалу Мартин V не был склонен к тому, чтобы назначать Джованни ди Биччи папским банкиром, и такое положение не менялось в течение ближайших двух лет.

В сентябре 1420 года, на глазах разочарованного Джованни, папа Мартин V переехал из Флоренции в Рим, в свою новую резиденцию; папским банкиром он назначил главу старинного аристократического семейства Спини, а ведь, хотя Джованни был связан с ним по материнской линии, эта семья, стоявшая на социальной лестнице выше Медичи, была их давним соперником.

Бальдассаре умер годом раньше. На сей раз он остался верен своему слову: по завещанию душеприказчиками его стали Медичи, которые немало извлекли из этого положения, ведь пусть даже Бальдассаре вернулся из своего гейдельбергского заточения без гроша в кармане, кое-что у него было припрятано в разных местах. Джованни ди Биччи унаследовал главное — святую реликвию: перст Иоанна Крестителя, который оставался при нем всегда и везде как талисман, отвращающий всяческие беды. В качестве душеприказчиков Бальдассаре Медичи занимались, помимо всего прочего, возведением усыпальницы бывшего папы во флорентийской баптистерии, для чего Джованни ангажировал скульптора Донателло и архитектора Микелоццо, создавших в результате одну из самых ранних усыпальниц в стиле раннего Возрождения. Согласно воле покойного, на ней были высечены слова: «Ioannes Quondam Papa XXIII» («Иоанн XXIII, бывший папой»). Когда об этом стало известно в Риме, Мартин V пришел в ярость: он-то считал Иоанна XXIII антипапой, и в его глазах такое поведение Джованни было проявлением неуважения к папскому достоинству. Не все шаги Джованни ди Биччи были столь уж безупречны.

К этому времени политическая ситуация во Флоренции изменилась. Глава местных олигархов, заправлявших жизнью города, Мазо дельи Альбицци, достигнув восьмидесяти четырех лет, стал-таки в конце концов жертвой чумы, поразившей Флоренцию в 1417 году. Его сменил уважаемый флорентийский аристократ Никколо де Уццано, который, между прочим, вместе с Джованни ди Биччи уговаривал сопротивлявшегося Бальдассаре примириться с папой Мартином V. Потом Джованни всячески пытался сблизиться с могущественным Никколо, но тот, хотя и откликался вроде бы на эти попытки, сохранял ко всем Медичи отношение глубоко подозрительное. Граждане Флоренции чувствовали все большую неуверенность под гнетом правящих семей, а Медичи все никак не могли избавиться от репутации людей, тайно сочувствующих popolo minuto, которых олигархи теперь презрительно называли piagnoni, то есть буквально «сопля», «слабак». В этом определении также содержался элемент натуралистической правды, ибо неотесанные мужики то и дело хлюпали носами, вместо того чтобы высморкаться; зимой, из-за недоедания и плохой одежды, они постоянно страдали от простуд и легочных заболеваний: у маленьких людей и жизнь была короткая.

В 1421 году затеялась кампания по избранию Джованни ди Биччи на пост гонфалоньера, чему сразу же воспротивился Никколо да Уццано, напомнив об изменническом поведении Сальвестро де Медичи, когда тот был гонфалоньером во время бунта чомпи — всего сорок три года назад. С точки зрения Никколо, Джованни ди Биччи, будучи человеком и более умным, и более энергичным, чем Сальвестро, представлял собой еще большую угрозу: он якобы годами выжидал своего часа, постепенно умножая богатство и укрепляя положение, незаметно добиваясь все больше популярности в среде popolo minuto путем многочисленных подарков и щедрых пожертвований. При этом он всячески скрывал свое преуспеяние за маской скромного обывателя, точно так же, как скрывал и политические амбиции, прикидываясь, будто интересует его лишь коммерция, а на самом деле использовал деньги для того, чтобы соткать паутину последователей Медичи, которых в нужный момент можно будет использовать в политических целях. По убеждению Никколо да Уццано, Джованни отнюдь не собирается уважать республиканские традиции Флоренции и в случае избрания воспользуется властью исключительно в собственных интересах и интересах семьи. В устах такого человека, как Никколо, подобный упрек звучал смешно, что сразу же и почувствовали многие флорентийцы; впрочем, в его словах было и немало правды. Так или иначе, несмотря на все сопротивление, в 1421 году Джованни ди Биччи был избран гонфалоньером, и, хотя полной власти над городом не приобрел, это событие можно считать выражением нового политического возвышения Медичи, которое разрешится абсолютным трехсотлетним контролем над Флоренцией.

Еще через три года, когда семья Спини обанкротилась, оставив таким образом папу Мартина V без своего финансиста, Джованни ди Биччи достиг другой своей цели. Он быстро заполнил образовавшуюся брешь, и банк Медичи в очередной раз получил право чеканить монету. В «libro segreto», относящемуся к этому периоду, содержатся поразительные сведения: балансовый отчет римского филиала включает большой перечень персональных депозитов a discrezione (то есть тайных счетов, на которые стекались проценты по вкладам, что противоречило запрету церкви на ростовщичество). Эти депозиты колебались в границах 2600—15 000 флоринов, а в круг депозитариев входило не менее двух кардиналов, нескольких прелатов, один близкий друг папы, наконец, апостольский казначей.

В 1420 году умер Бенедетто де Барди, партнер Джованни ди Биччи, что позволило тому реформировать банк. Была закрыта одна из шерстяных мануфактур, а флорентийское отделение банка получило нового управляющего — Фолько д'Адоардо Портинари (одного из потомков Дантовой Беатриче). Джованни исполнилось шестьдесят лет, и он решил передать дело своим сыновьям Козимо и Лоренцо. Объявленный капитал банка составлял 24 000 флоринов; две трети этой суммы были вложены Медичи, остаток — одним из членов семьи Барди. Джованни не утратил связи с банком, но переместился за кулисы — советовал, предлагал, остерегал. Жил он теперь в большом, но не слишком роскошном доме на пьяцца, в тени собора — всего в трехстах ярдах ходьбы от нынешней виа Рома — тогда это была виа Порта Росса, где и располагался банк Медичи. Почти каждый день его можно было увидеть покрывающим это расстояние, обычно в сопровождении одного-единственного слуги — в этом смысле Джованни отличался от членов других главных семей города, которые редко выходили на публику без свиты, представляющей собой одновременно охрану и свидетельство социального положения. Ну а Джованни ди Биччи продолжал вести скромную жизнь — отчасти из-за характера, а отчасти по политическим соображениям. Летом, в жару он проводил некоторое время в своем загородном доме, в Кафаджоло, но вообще-то из Флоренции надолго не отлучался: помимо закулисной политической деятельности, Джованни начал уделять немало времени и денег благотворительной деятельности. Впервые он всерьез занялся ею еще в 1419 году, когда возглавил общественный комитет по строительству Ospedale degli Innocenti — городского приюта для детей-подкидышей. Два года спустя вместе еще с семью семьями затеял перестройку церкви Сан-Лоренцо, освященной еще в 393 году святым Ансельмом и пришедшей в совершенно негодное состояние после пожара 1417 года. Этим инициативам на ниве благотворительности предстояло сыграть свою роль в повышении социального статуса семьи Медичи, точно так же и расширении ее политического влияния. Потому и конкретные цели выбирались с обычной предусмотрительностью. Городской приют пользовался особенной популярностью среди popolo minuto, ведь многие его представители здесь и выросли; что касается церкви Сан-Лоренцо, то в этом храме Медичи молились из поколения в поколение, именем этого святого называли многих своих сыновей и, поддерживая подобные сооружения, укрепляли одновременно свою репутацию.