Медичи. Крестные отцы Ренессанса - Пол Стретерн

Согласно сведениям, содержащимся в «libro segreto», у банка Медичи было в это время два римских отделения — римский филиал как таковой и отделение банка при папском дворе. Целый ряд историков трактуют указание на географию буквально, находя, что потребность в двух филиалах свидетельствует исключительно об объеме деловых операций банка Медичи в Вечном городе. На самом деле только одно из них находилось в Риме; другое сопровождало папский двор (отсюда и название) в путешествии в Констанц для обслуживания его непосредственных финансовых потребностей. Тем временем первоначальное отделение оставалось в Риме, занимаясь главным делом — папскими поступлениями из-за рубежа.

Собор в Констанце станет крупнейшим общественным и политическим событием начала XV столетия, куда съедутся виднейшие деятели Европы. Здесь подающему большие надежды Козимо де Медичи представится возможность увидеть представителей всех ведущих международных банков и финансовых кланов — например, стремительно возвышающихся Фуггеров из Аугсбурга или купцов из таких далеких одна от другой стран, как Польша и Испания. Личные связи, возникшие в те дни в Констанце, скрепят далеко простирающиеся деловые взаимоотношения на долгие десятилетия вперед; там Козимо сумел познакомиться с иными капитанами коммерции, сами имена которых станут гарантией надежности векселей, кредитов авизо и иных банковских документов, образующих кровеносную систему возникающего в Западной Европе капиталистического мира. Тем не менее главной целью встречи в Констанце, о чем было объявлено на весь мир, оставалось ни больше ни меньше как определение — раз и навсегда — духовной роли христианского мира. Помимо разрешения Великой схизмы, Сигизмунд намеревался выжечь каленым железом иные доктринальные различия, возникшие внутри Священной Римской империи. С этой целью в Констанц, под личные императорские гарантии неприкосновенности был вызван богемский еретик Ян Гус, которому предстояло защитить свои раскольнические воззрения, включающие несогласие с папскими индульгенциями. В результате судебного разбирательства учение Гуса было признано неприемлемой ересью по не менее чем тридцати пунктам обвинения, и Сигизмунд повелел сжечь вольнодумца на костре, несмотря на данные им прежде личные гарантии. Затем собор обратился к рассмотрению аргументов, представленных тремя конкурентами: Иоанном XXIII, прибывшим из Рима, Бенедиктом XII, проделавшим путь из своей резиденции в Авиньоне, и Григорием XIII, чей бродячий двор странствовал по Северной Италии. Когда очередь дошла до Иоанна XXIII, ему пришлось с разочарованием убедиться, что предметом расследования стал его образ жизни при папском дворе, включая поведение его как папы лично. Помимо трафаретного упрека в ереси (каковой вполне мог стать весьма серьезным, как в случае Яна Гуса), он столкнулся с обвинением в убийстве своего предшественника папы Александра V и еще не менее чем с семьюдесятью другими обвинениями, хотя в конце концов шестнадцать из «самых неописуемых проступков были опущены, из уважения не к папе, но к общественным приличиям». О том, что это не эвфемизм, свидетельствует историк XVIII века Эдвард Гиббон: «Самые скандальные обвинения не были оглашены; наместника Христова обвиняли всего лишь в пиратском разбое, убийствах, изнасилованиях, содомии и кровосмешении». Дабы не выслушивать и далее перечень своих склонностей и деяний, папа Иоанн XXIII пообещал отказаться от престола — при условии, что и соперники последуют этому примеру. Затем он бежал из города, переодевшись лучником. Это не значит, что Иоанн XXIII потерял хладнокровие, напротив, с его стороны это был рассчитанный поступок: таким образом он хотел лишить собор полномочий, ибо в соответствии с церковной доктриной Вселенскому собору необходимо присутствие папы. Но Сигизмунду было не до подобных тонкостей, он распорядился продолжать заседания собора, а одновременно отправил солдат на поимку Иоанна XXIII, который был взят в плен и помещен в Гейдельбергский замок.

Так Козимо остался в Констанце предоставленным самому себе. Он быстро осознал опасность своего положения и принялся готовиться к отъезду; в это время ему не только удалось уйти от преследователей, возможно, посланных императором, но и сохранить украшенную драгоценными камнями митру, которую папа Иоанн XXIII передал ему перед своим бегством. Неясно все-таки, была ли это та самая митра, под залог которой был представлен заем в 95 000 флоринов для уплаты долга неаполитанскому королю; если да, то, выходит, Иоанн XXIII в какой-то момент выкупил ее, рассчитавшись с банком. В «libro segreto» банка Медичи никакие трансакции с фигурирующей папской митрой не отмечены; возможно, они были слишком тайными даже для «libro segreto».

Император Сигизмунд объявил папу Иоанна XXIII низложенным. Двое других были вынуждены отказаться от своих претензий: Григория XII заставили отречься, Бенедикт XXIII в конце концов был тоже низложен, и разрешилась Великая схизма избранием совершенно нового папы, Мартина V. Император Сигизмунд объявил, что бывший папа Иоанн XXIII, а ныне просто Бальдассаре Косса, может быть выкуплен за 38 500 рейнских гульденов (что равно 35 000 флоринов). Запертый в четырех стенах, больной, лишенный всяких средств к существованию, Бальдассаре все же сумел передать Козимо тайное послание, в котором выражал готовность сделать его своим наследником, если тот заплатит просимый выкуп. Есть ли смысл тратить живые деньги ради призрачных? Козимо решил, что есть: он отправился к отцу и попытался убедить его дать деньги. Вновь речь шла об очень крупной сумме, на сей раз равной почти половине доходов всего банка Медичи (без учета доходов от его римского отделения) за двадцать лет с момента его основания, — только риск еще больше, чем прежде, ведь будущее Бальдассаре выглядело мрачно, у него не было никакого состояния и в общем-то мало перспектив на новые доходы. И все же Джованни ди Биччи решился рискнуть: выкуп за Бальдассаре Коссу был полностью выплачен императору Сигизмунду, и опальный папа (бывший) обрел свободу.

Отчего же обычно столь осмотрительный Джованни ди Биччи вновь поставил на эту в общем-то уже отыгранную карту? Вопреки видимости это не был столь нехарактерный для него риск; собственно, он вообще не рисковал, ибо перспективы возврата денег не просматривались. И личная преданность, насколько у нас есть возможность судить, тут тоже ни при чем; хотя Бальдассаре и обращался обычно в письмах к Джованни как к своему «дорогому другу», взаимоотношения их строились на основе чисто деловой лояльности. И все же, как мы увидим, это был один из наиболее мудрых шагов Джованни ди Биччи за всю его жизнь (а сделал он таких шагов немало). И не случайно, что подтолкнул его к этому Козимо — сын все более и более выказывал себя достойным мудрости отца.

В 1418 году, проведя три года в угрюмой камере гейдельбергской тюрьмы, Бальдассаре Косса был освобожден и вернулся во Флоренцию, где его со всем гостеприимством встретил Джованни ди Биччи. Социальное положение семьи Медичи изменилось буквально в одночасье: пусть даже Бальдассаре — всего лишь бывший, а ныне низложенный папа, все равно — гостит у Джованни человек, который некогда был духовным правителем всего христианского мира. Равным образом во всей Европе вырос престиж банка Медичи: предприятие это явно стоит прочно, как скала, если глава его может позволить себе потратить 35 000 флоринов, просто чтобы выручить товарища и партнера, без всякой надежды на возврат долга.