Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт

— Может, он в Браунхилле, — ответил карлик. — Ты бывал здесь раньше?

— Не знаю, — признался Боамунд. — Тут все немного изменилось с моего времени.

— Ну, — сказал карлик, — вот видишь. Возможно, замковая архитектура тоже немного изменилась с твоего времени. Может, сейчас в моде ненавязчивый стиль.

Боамунд, нахмурившись, слез с мотоцикла. Ногтю подумалось, что вот сейчас ему предоставляется одна из редких возможностей, какой у него не будет, вероятно, еще в течение долгого времени — вскочить на мотоцикл, дать полный газ и рвануть отсюда к чертям собачьим, покуда с ним не случилось чего-нибудь действительно ужасного; но почему-то он не сделал этого. Для себя он объяснял это тем, что мотоцикл, конечно, сразу не заведется, а рыцари обычно смотрят на попытки дезертировать довольно косо. Но истина заключалась в том, что его гены не допустили этого. «Рядом с рыцарем пребудь», — как поется в старинной карликовой песне.

Боамунд уже стучался в дверь.

— Есть кто-нибудь дома? — позвал он.

Тишина. Боамунд попробовал еще раз, с видом человека, который понимает, что самым правильным в таком случае было бы протрубить в горн, если бы только у него было при себе что-нибудь в этом роде. По-прежнему никакого ответа.

— Это, наверное, не то место, — сказал Ноготь. — Слушай, давай пойдем куда-нибудь и там спокойно все обдумаем, а?

Боамунд покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Я думаю, что это все же то место. Посмотри-ка!

Он на что-то показывал; Ноготь встал на цыпочки и взглянул. Он не увидел ничего. И так и сказал.

— Да вот же, — сказал Боамунд, — как ты не видишь, вон, на косяке — очень неотчетливый, но он определенно здесь есть.

Ноготь прищурился. Он должен был признать, что там действительно был какой-то едва заметный рисунок или узор, грубо нацарапанный на краске. Он разглядывал его некоторое время, и наконец воображение подсказало ему, что это можно посчитать букетом роз с переплетенными лепестками.

— Ну да, — сказал он. — И что же это такое?

— Это путевой знак, — ответил Боамунд. — Один из знаков, входящих в Высокое Письмо Древних. Видимо, он означает, что рядом есть рыцари.

— Там так и написано? — настаивал Ноготь.

— Строго говоря, нет, — отвечал Боамунд. — В действительности этот знак читается так: «Страховым агентам и Свидетелям Иеговы вход воспрещен; берегитесь злой собаки». Но если читать между строк… Эй, а это что такое?

— Еще один?

— Может быть, — пробормотал Боамунд. — Сейчас посмотрим, — он стер с косяка засохший голубиный помет, придирчиво вгляделся и довольно фыркнул про себя. — Это определенно путевой знак, — сказал он. — Взгляни.

— На этот раз, — сказал Ноготь, — я поверю тебе на слово.

— Это старинная руна, которую чертили на дверях, чтобы дать знать помощнику шерифа, что хозяева переехали, — заметил Боамунд. — Мы называем ее Великой Противоречащей Себе Пентаграммой. Это то место, я уверен. — И он забарабанил по двери — так сильно, что Ноготь, казалось, мог на расстоянии чувствовать, как она содрогается, — а затем начал что-то громко кричать на языке, который Ноготь при обычных обстоятельствах принял бы за болгарский.

Несколько секунд полной тишины; затем окошко над их головами со скрежетом распахнулось.

— Мы закрыты, — сказал голос. — Убирайтесь.

Боамунд воззрился вверх, открыв рот.

— Беддерс! — радостно взревел он и замахал рукой. — Беддерс, это я!

Ноготь поднял глаза на человека в окне: круглолицая лысая голова с большим красным носом.

— Бо? — отвечала голова тоном, который предполагал, что это было, конечно, лучше, чем розовые слоны или пауки, взбирающиеся по обоям, но тем не менее его никто сюда не звал. — Не может быть!

— Беддерс! — в полном восторге повторил Боамунд. — Давай-ка спускайся и открывай дверь, пока я не высадил ее пинком!

Этот диалог, как догадался Ноготь, находился в полном соответствии с тем, как у рыцарей принято разговаривать друг с другом. Очевидно, по законам рыцарства самым подходящим способом выразить теплые чувства, дружелюбие и благожелательность по отношению к другому рыцарю было предложить ему облачиться в полный доспех и предоставить ему возможность быть ссаженным с лошади и испытать пятнадцатифунтовой палицей прочность своей головы.

— Только притронься к этой двери, — отвечала голова, — и я ноги тебе переломаю. — Настоящий знаток учтивого диалога, разумеется, сейчас же распознал бы в этом ответе приблизительный аналог нашему: «Джордж, старый ты сукин сын, где тебя черти носили!», но Ноготь решил, что лучше будет все же спрятаться под прикрытием мотоцикла — просто на всякий случай.

— А руки не коротки, старый ты пьяница? — нежно ответил Боамунд. Голова радостно оскалилась.

— Постой-ка, я сейчас, — сказала она, и окно с грохотом захлопнулось. Боамунд повернулся.

— Что это ты там делаешь? — спросил он.

— Прячусь, — ответил голос из-за переднего колеса. — А на что еще это, по-твоему…

— Не стоит обращать внимание на старину Беддерса, хотя для тебя он сэр Бедевер, — сказал Боамунд. — Он мягче овсяной каши, старина Беддерс. Ну-ка, быстро, где мой меч?

Он начал рыться в багаже и к тому моменту, когда дверь распахнулась (обнаружив колоссальных размеров фигуру, с ног до головы покрытую сталью, как не мог не заметить Ноготь), уже нашел свой меч и щит и снова надел мотоциклетный шлем. Ноготь, со своей стороны, произведя сравнительный анализ доступных ему возможностей, запрыгнул в контейнер с левой стороны мотоцикла и закрылся изнутри крышкой. Бывают времена, когда быть маленьким очень хорошо.

— Ага! — услышал он чей-то голос. — Выходи, вероломный рыцарь, ибо я хочу биться с тобой! — Ноготь содрогнулся и закрыл глаза.

— Ты недолго будешь ждать, — отвечал другой идиот. — Однако опасайся моего меча!

Последовал шум, какой раздается обычно, когда несколько игроков защиты одновременно набрасываются на регбиста, бегущего с мячом, затем неизбежный звук чего-то металлического, словно из колеса вывалился колпак, покатился по земле и, покружившись на месте, с лязгом хлопнулся на землю. Звук сопровождался раскатами жизнерадостного хохота.

Потом кто-то стащил с контейнера крышку и за воротник куртки извлек из него Ногтя.

— Ноготь, — сказал Боамунд, — познакомься с сэром Бедевером. Беддерс, это Ноготь, мой карлик.

— Весьма польщен знакомством, Ноготь, — сказал безумец в доспехах. Судя по всему, той вещью, которая упала наземь и покатилась, был его шлем, поскольку он стоял с непокрытой головой, и из пореза над его левым глазом сочилась кровь. — Ну что ж, — сказал сэр Бедевер, — заходите в дом. Все ушли, — уныло прибавил он, — а пол на кухне, как всегда, моет самый крайний. — Тут ему в голову пришла мысль. — Постой-ка, — сказал он, просветлев, — его же может помыть твой карлик, правда?