Ледяная гвардия - Стив Лайонс

Анакора думала, что основной курс боевой подготовки станет для нее тяжким испытанием. Оставалось смириться со всем и пройти через это. Единственной ее целью было стать не хуже мужчин, которые готовились к этому всю жизнь. Анакора усердно тренировалась и закаляла себя, чтобы быть такой же крепкой и выносливой, как любой из них. И никто не был удивлен больше, чем она сама, когда она с честью прошла подготовку.

Но все же она чувствовала себя так, словно смошенничала и обманным путем проникла в мир, которому не принадлежала, и знала, что выдаст себя в первом же сражении. Средняя продолжительность жизни имперского гвардейца в бою составляла пятнадцать часов, хотя для ледяных гвардейцев могла быть и больше — возможно, семнадцать часов. Прожить так долго Анакора не рассчитывала, но знала, что если ей удастся убить хотя бы одного врага или уничтожить хотя бы одного еретика, чаши весов уравновесятся, и она оправдает свое бренное существование.

Прошло четыре года, но Анакора была жива, и не знала почему. Она должна была погибнуть в своем первом бою. Как и в подулье пару часов назад. Сколько раз на скольких планетах ее ждала неминуемая гибель! И тем более на Астарот Прим два с половиной года назад.

Астарот Прим… Адская бездна с огненными озерами и реками расплавленной лавы, планета, на которую не должна ступать нога гвардейца, привыкшего к низким температурам Вальхаллы. Но на эту планету все-таки заслали роту ледяных гвардейцев, чтобы противостоять нашествию их старейших врагов — орков, и вся рота была уничтожена в кровавой бойне.

В лучшие времена Анакора пыталась вообразить, что уцелела, потому что Императором ей уготована какая-то особая миссия. И когда было особенно тяжело, она воскрешала в памяти момент, когда однополчанин и хороший друг, чтобы спасти ее, бросился под орочий топор.

В послужном списке Анакоры значилось, что она способна выживать в самых трудных условиях, а эта редкая способность высоко ценилась в Имперской Гвардии. Но Анакора знала правду — она не смогла бы так долго оставаться в живых, если бы полагалась только на собственные силы, и выживала потому, что всякий раз ее кто-то жалел и считал нужным защитить.

Вот и сейчас ей снова дали шанс, сняв с другого задания, где ее ждала неминуемая гибель. И все благодаря ее послужному списку. Она не могла не думать о том, что, возможно, на сей раз удача отвернется от нее, и все станет ясно.

Анакора ждала смерти как освобождения и боялась лишь одного — что, умирая, заберет с собой на тот свет других солдат своего отряда.

Присоединившийся к разговору Михалев соглашался со своими новыми товарищами, утверждавшими, что силы Хаоса не ожидают внезапного нападения и что исповедника Воллькендена можно считать спасенным, однако собственные мысли на этот счет держал при себе.

Сам он был обеспокоен и знал, что за бравадой каждого тоже скрывается беспокойство. Возможно, кроме Пожара или Борща — эти двое производили впечатление безупречных солдат с промытыми мозгами, живущих лишь ради того, чтобы погибнуть. Им и в голову не приходило усомниться в приказах или подумать о том, чтобы найти своей жизни лучшее применение.

А Михалев задавал себе такие вопросы. Он размышлял над деталями поставленной задачи и ее логикой, заставляющей жертвовать десятью жизнями ради сомнительного шанса на спасение одной. Если исповедник Воллькенден — настолько важная персона, почему Инквизиция так мало заботится о его спасении? Почему бы им не отложить ради него вирусную бомбардировку на несколько дней?

Разумеется, он не мог спросить об этом вслух. Даже если кто-то из других солдат, с которыми он едва знаком, и согласился бы с ним, он все равно не посмел бы в этом признаться. Нет, выступать будут такие, как Блонский, привыкшие изрыгать обвинения и заявлять, что усомниться в своих вождях, хоть они всего лишь люди, — все равно, что усомниться в самом Императоре. А ведь вожди и заставляют так думать.

Впрочем, Блонский даже не услышал бы его: стоит Михалеву открыть рот, как Стил или Гавотский тотчас исполнят свой долг и расстреляют его. Поэтому он держал язык за зубами и говорил лишь то, что от него ожидали услышать, и делал что прикажут, словно безупречный солдат с промытыми мозгами. И тот факт, что Михалев находился в «Термите», в составе этого отряда, доказывал его способность превосходно играть свою роль.

Он делал все это потому, что у него был один выход, куда более опасный, чем служение Империуму, — не служить ему.

«Термит», подвергшийся обстрелу, сотрясало взрывными волнами. Оглушительный рев двигателей мешал Стилу определить по звуку, из «Василиска» их обстреливали или из бомбарды, и какими стреляли снарядами.

— У нас проблема, сэр! — крикнул Грэйл, сидевший за рычагами. — Нас засекли. Дальнобойная артиллерия обстреливает из засады. Хорошо замаскировались! Ответить бы им огнем, но «Химеры» не видят цели. Командир одной из них спрашивает вашего разрешения покинуть строй и отправиться на поиски противника.

— Отставить, — произнес Стил. — Делай что можешь, Грэйл. Найди укрытие и выведи нас из зоны обстрела. Но не стрелять по противнику! Повторяю: не стрелять.

— Есть, сэр, — ответил Грэйл. «Термит» резко развернулся вправо — настолько резко, что Стил даже не думал, что такое возможно. Ему даже на миг показалось, что левая гусеница оторвалась от земли.

— Нам бы сюда дымовой гранатомет, — сказал Баррески. — Найдется хотя бы пара дымовых гранат или что-нибудь, что можно кинуть через бойницу для огнемета?

— Пока сидим здесь, мы для них — легкая добыча, — забеспокоился Борщ. — Если бы мы вышли наружу, противнику было бы труднее стрелять по десяти небольшим движущимся мишеням.

В этот момент по задней части левого шасси «Термита» прошлась сильнейшая ударная волна — прямое попадание. Удар был такой силы, будто их сзади таранил танк. Стил едва не упал на Грэйла. Спасло то, что ледяные гвардейцы были очень плотно втиснуты в свои сиденья.

Грэйл прошептал молитву. Двигатель закашлял, заклокотал, завыл и наконец снова взревел на полную мощь. Подвеска «Термита» была прострелена, и казалось, что от этой вибрации машина вот-вот развалится на части. Десантное отделение наполнилось дымом.

— Палинев, Михалев, — произнес Гавотский, — посмотрите в ящиках со снаряжением, может, там что-то найдется для дымовой завесы, как предлагал Баррески. А ты, Баррески, проверь бур и убедись, что он исправен. Грэйл…

— Знаю, сержант, — ответил Грэйл. — Уходим отсюда, к черту!

Никому из десяти ледяных гвардейцев не понадобилось говорить, о чем каждый думал: всем было ясно, что второго попадания машина не выдержит.

Все бросились исполнять приказы. Стил положился на Гавотского и его способность справиться с ситуацией, а сам использовал момент, чтобы пронаблюдать за действиями каждого бойца его новой команды. Чем больше он узнает о них, тем проще будет командовать. К тому же официальные послужные списки сообщали далеко не все.

Что-то в позе и жестах Михалева, например его опущенные плечи, говорило о том, что он не верит в успех задания и лишь изображает дисциплинированного солдата. В послужном списке об этом не говорилось, и это тревожило. Стил считал, что и за Пожаром стоит присматривать, хотя в его случае характеристики, представленные командирами, были предельно ясны. От Пожара следовало ждать чего угодно. При всей преданности Императору он, похоже, не представлял границ своих возможностей. Направь его сражаться против армии тиранидов, не дав специальных инструкций, и он непременно отправится на поиски Тирана Улья, чтобы плюнуть ему в глаз. Подобная самоуверенность в таких заданиях может обернуться погибелью для всех.