Волчий корень - Николай Старинщиков

Каблуки вязли в плотном снегу и грозили обломиться. Только бы это был дед. Она догонит его. Дед продолжал идти, не оглядываясь. Возможно, ему повредили слух. Стой, старый крендель!

– Дочка? – Дед звал ее именно так. – Ты ли это?

– Идем, деда, домой. Дай я тебя отряхну…

Вдвоем они добрались до дома, и там старику стало плохо. В паху возникла сильная боль, переходящая в невыносимую резь и ломоту. Дед лез на стену. Надя по телефону вызвала скорую помощь, и уже через полчаса они сидели в приемном покое.

Дед полулежал на лавке, закатывал глаза, бормотал:

– Говорил я тебе. Не послушалась… Послушайся хоть сейчас. Никого ты не видела и никого не слышала. Понятно тебе?

Надя гладила его по голове. Она все понимает.

– Убьют тебя, поэтому ты молчи, – учил дед. – Сам разберусь. А ты поступи, как учил. Помнишь? Положи аккуратно в мешочек… В целлофановый. Пусть лежит в холодильнике. Потом пригодится, раз так у тебя случилось. Но ты не переживай. Что уж теперь-то, раз они такие бесстыжие… И я не скажу, кто меня убивал. Скажу, сам упал… Поскользнулся, растянулся на льду. Короче, дербалызнулся. Иначе приедут, станут допрашивать. Знаю я этих. А там, глядишь, совсем жизнь укоротят. Спасибо, отвела этого… Который с пушкой был.

Дед торопился. Силы быстро покидали его. Надя все поняла, о чем говорил дед. Не глупая. Только бы дед не умер.

Прибежали двое мужиков с каталкой. Однако носилки с дедом поднять им оказалось не по силам. В помощь позвали еще одного. Вчетвером, включая Надю, они подняли носилки и положили на каталку. Очередь теперь за хирургом. Только бы попался знающий. Не дилетант…

– Что с ним? – спрашивала Надя медсестер.

– Откуда мы знаем, – отвечали те. – Врач разберется… Повезло твоему деду: хирург свободен как раз…

– Я буду ждать окончания операции. Можно?

– Дело твое. Жди… Но лучше ты шла бы домой, отдыхала. Силы еще понадобятся…

Силы? Она столько их сегодня растратила, что даже и не знает, почему до сих пор стоит на ногах. Ее втоптали в грязь, словно тряпку. Однако она сделала так, как учил ее дед. Учил он вокруг да около, но она все равно поняла.

Через два часа к ней вышла операционная сестра.

– Вы Надежда? Идите домой. Все хорошо. Зашили ему сосуд в паху…

Слава богу. Она пойдет завтра в церковь и поставит свечку.

Надежда вышла из больницы на улицу. Автобусы и троллейбусы уже не ходили. На выходе из больничного городка виднелись такси. На часах шел второй час ночи.

– Куда прикажешь, красавица? – спросил из «Волги» темнолицый мужик. – Мигом доставлю.

– До «Волжанки»… Там я сама доберусь.

– «Доберусь…» Зачем так? Доставим до места.

В салоне у мужика было пусто. Девушка села. На всякий случай у нее в кармане баллончик.

Мужик придавил педаль газа и понес ее мимо парка. Через десять минут она уже была на месте. Света в окнах квартиры не было: отец с матерью спали.

Надежда вошла в подъезд, своим ключом открыла дверь и вошла, внутренне сжавшись и едва соображая. Одно было ясно – надо пока что молчать. Пусть спят до утра. А там видно будет.

Не успела раздеться, мать из спальни вышла. Взлохмаченная. Приснилось, наверное, что-то. Сейчас начнет гадать, что к чему. Если покойник, то к дождю, среди зимы. Если вши, то к большим деньгам или крупным подаркам.

– Где тебя носит?…

Проскрипела и подалась на кухню – в горле промочить..

Надежда продолжала молчать.

– Оглохла, что ли? – спрашивала мать, глотая воду.

– Что я маленькая, что ли?

– Не маленькая. Но и небольшая! А говорить надо. Когда тебя спрашивают…

– У Маньки задержалась…

Подобного ответа, похоже, оказалось достаточно. Мать задумчиво посмотрела в лицо дочери, зевнула, до отказа разинув рот, и взялась за ручку двери.

– А мы тебя ждали-ждали – нет ее! Запропастилась. От рук отбиваться стала. Утром с тобой отец поговорит.

И подалась в спальню. Доглядывать сон.

Дочь разделась и на цыпочках прошла в ванную комнату.

Утром Иван Степанович проснулся рано и лежал с открытыми глазами. На улице пока что стояли сумерки. Вчера, проводив Царева, Ефремовы вернулись домой и сразу же легли отдыхать. Степаныч думал, что утром от выпитого будет болеть голова, но организм справился с испытанием. Значит, еще не все потеряно. Не зря он все это время, как ушел на пенсию, занимался физкультурой. На занятия в секцию ходил. Секция называлась: «Назад к природе». Платная, между прочим. И преподавал в ней какой-то полубандит. Во всяком случае, так Степанычу казалось. Рожа у того кирпича просила. Как бы то ни было, Степаныч все-таки достиг определенного результата. С грехом пополам научился садиться на «спортивный шпагат». До «королевского шпагата» у него не хватило несколько сантиметров. Точнее, не хватило на самом деле терпения и силы воли. Боялся порвать себя вдоль тела. Зато научился бить противника ногой. Хорошая, между прочим, вещь оказалась – кулаки в целости сохраняются.

Степаныч встал и пошел на кухню. Выпил стакан стоялой воды из кувшина. Отправился затем в ванную – бриться и чистить зубы. В любой момент мог раздаться звонок. Степаныч помнил вчерашний уговор – быть начеку с утра раннего. Он будет. Осталось лишь зубы почистить, и все в порядке. Затем легкий завтрак, чтобы не жиреть. Экипировка зимняя. Сапоги теплые, дабы не отморозить остатки геморроя. Основную его часть Степаныч лет двадцать назад вырезал.

Если Японский Царь не позвонит, то это за него сделает Степаныч. Он разбудит субъекта и напомнит о вчерашнем уговоре. «Что? Съел? – скажет. – А ведь кто-то вчера про победное шествие ветеранов мечтал! Проспал?! Передумал?! То-то же… Слабо… Не надо раньше времени клювом щелкать…»

Степаныч и зубы успел почистить, и кофе выпил, и даже кровать заправил. А звонка все нет.

Серафима Семеновна ходит по квартире с завязанной головой. Болит у нее головушка – прямо кругом идет, раскалывается. Напилась вчера вместе со всеми. И все из-за того, что пожалела обоих, а особенно Степаныча – чтобы тому меньше досталось. Теперь Степаныч на высоте положения, а Семеновна страдает. Несмотря на то, что ее «помощь» выразилась всего лишь в трех рюмках водки.

– Давай я тебя вылечу, – предложил Степаныч.

– Как это?

– Очень просто. Надо накинуть на голову крепкую повязку. Наподобие веревки или полотенца. И медленно закручивать. С помощью рычага…

– Смешно тебе…

Семеновна упала на диван и закатила глаза. Кто бы знал, как ей тяжко. Никогда она больше не станет поддерживать сомнительные компании. На дачу съездить, картошку копать – это всегда, пожалуйста. Но чтобы пить – это уж извините. Научена горьким опытом. Три рюмки, которые изменили мир…