Наша лучшая зима - Джосс Вуд

День определенно удался!

Мэтт постучал в дверь Ди‑Эй и, не дождавшись ответа, повернул ручку. К его удивлению, дверь была не заперта. Мэтт вошел и огляделся в сумраке комнаты.

Ее комната напоминала выставочный образец. Обстановка была дорогой и изысканной. Диван с грудой разномастных подушек. На низком кофейном столике стояла широкая низкая ваза, в которой плавали живые цветы. Рабочий стол в углу комнаты был в образцовом порядке. На полке над столом безупречно ровными стопками лежали журналы и файлы. Ничего лишнего, ничего личного. На самом деле, невозможно было себе представить, что кто‑то живет в этом глянцевом выставочном зале.

Это было так непохоже на живой и уютный беспорядок их гостиничных номеров. Одежда, до воскресенья валявшаяся там, где ее сбросили в пятницу, полотенца вперемешку с коробками от пиццы. Ди‑Эй говорила ему, что дома она была совсем другим человеком. Теперь он в этом убедился.

Мэтт заметил эркер с огромными окнами и развернутым к ним диваном. Он подошел к окну. В сгущавшихся сумерках был виден замерзший пруд в окружении зеленых елей. «Красивый вид», — подумал Мэтт, потом опустил глаза и увидел Ди‑Эй. Она лежала на диване, глаза ее были закрыты, по ровному дыханию Мэтт понял, что она спала. Он заметил, что ее лицо было бледнее обычного, а щеки — мокрыми от слез. Мэтт сел на пол перед диваном, уперся локтями в колени и стал смотреть на Ди‑Эй. По‑настоящему смотреть.

Она была так же красива, как обычно. Волосы были немного длиннее, чем на прошлое Рождество. Кажется, скулы выступали острее. Верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты, и ему видна кружевная кайма бюстгальтера. Очень сексуально…

Мэтт заставил себя вернуться к ее лицу. Даже во сне она выглядела грустной.

Будто почувствовав, что на нее смотрят, Ди‑Эй открыла глаза. Пока Мэтт любовался шоколадным цветом ее глаз, она протянула руку и погладила его по щеке.

— Мэтт…

Он не удержался, наклонился к ней и поцеловал ее в щеку. Почувствовав на губах соленый вкус, он стал сцеловывать с ее лица слезы.

— Мэтт…

Это было мольбой и благословением, призывом и надеждой.

Мэтт поцеловал ее в губы. Они нуждались в этом. Не в разговорах или сочувствии, но в наслаждении, которое могли подарить друг другу.

Секс был их способом обрести равновесие, их гаванью, их тайным языком, их способом общения.

Ди‑Эй соскользнула к нему на пол. Он положил руки ей на плечи и немного отстранил, чтобы заглянуть ей в лицо. Остатки сна рассеялись, ее взгляд был полон желания.

— Поцелуй меня, Мэтт.

Это были слова, которые он ждал. Мэтт сдался. Он впился в ее губы, его язык переплелся с ее, он целовал ее так, будто хотел насытить голод, копившийся в нем целый год.

Ди‑Эй застонала, низко и громко.

— Ну же, Мэтт, я хочу, войди в меня!

Ладони Мэтта накрыли ее груди и нежно сжали их сквозь шелк бюстгальтера. Он отодвинул нежное кружево и обхватил губами розовый сосок. Ногти Ди‑Эй впились в его плечи.

Мэтт поднялся, взял ее за талию, поставил на ноги и крепко прижал к себе, давая почувствовать свою эрекцию.

Ди‑Эй стянула с него пиджак и теперь сражалась с рубашкой.

— Раздевайся, — шептала она, задыхаясь, — я хочу чувствовать твою кожу!

Она уже стянула с него рубашку и теперь целовала его грудь, шею, одновременно расстегивая ремень. И вот он уже стоял перед ней совершенно обнаженный. Ди‑Эй, едва дыша, смотрела на его прекрасное тело, потом обвила его руками и уткнулась лбом в его грудь.

Мэтт провел ладонью по красным кружевным трусикам, потом проник пальцами под них. Она была совсем мокрая.

— Ты хочешь меня, — удовлетворенно сказал он.

— Я так скучала по этому! Я так скучала по тебе! Ди‑Эй задвигала бедрами, ловя его пальцы.

— Войди в меня, Мэтт. Заполни меня! У меня так пусто внутри!

Мэтт быстро нашел свой пиджак, нащупал пакетик во внутреннем кармане, разорвал и отдал Ди‑Эй. Она с наслаждением расправила презерватив на его набухшем члене. Он обхватил ее бедра и приподнял так, что она смогла обнять его ногами, но не удержался, и они оба, не расплетаясь, упали на кушетку. Она тут же перевернулась и села на него сверху. Он хотел медленно входить в нее, но Ди‑Эй не могла больше ждать, она опустилась на его острие так быстро и глубоко, как смогла.

Она застонала, качнула бедрами один раз, второй, и Мэтт почувствовал нежные судороги, сотрясающие ее изнутри.

Он видел, как ее взгляд застыл, она замерла, потом со стоном упала ему на грудь. Мэтт сделал бедрами движение вверх, чтобы не потерять ее. В одну короткую, ослепительную секунду все обрело смысл, и ничего не было невозможным…

Сердце замедлило ход, сознание вернулось. Он слушал рваное дыхание Ди‑Эй, вдыхал опьяняющий аромат мыла и секса, исходивший от нее. Он погладил ее по влажной спине, наслаждаясь ощущением нежной горячей кожи.

Ди‑Эй нежно обняла его и трогательно уткнулась носом ему в шею.

Ему хотелось что‑нибудь сказать ей, но ему опять не хватало слов.

Какими словами сказать, что это был лучший секс в его жизни?

Что он чувствовал их слияние, как никогда прежде?

Что он не может себе представить секса с кем‑то другим?

Мэтт поднялся, догадываясь, что она смотрит на него, не понимая, почему он так быстро покинул ее.

Не глядя на нее (он не мог себе этого позволить), он схватил свою одежду и скрылся в ванной комнате. Закрыв за собой дверь, он с облегчением вздохнул и посмотрел на себя в зеркало.

В его глазах была паника.

Это больше не был приятный секс или секс без обязательств. Это был секс, которым он хотел бы заниматься всю жизнь.

Мэтт застонал. У него и так столько проблем!

Нет.

Они занимались сексом. Всего‑навсего. Они и прежде делали это много раз. Ничего не изменилось.

Ничего. Не. Изменилось.

* * *

Все изменилось.

О чем только она думала?

Ди‑Эй быстро натягивала одежду, не сводя глаз с двери ванной.

Она была в полусне, когда увидела Мэтта, и ей очень хотелось оправдаться перед самой собой этим сонным состоянием, но не получалось. Она сама умоляла его о сексе.

Конечно, сказались месяцы воздержания. Но причина не в этом.

Она кинулась ему на шею потому, что надеялась: если она займется с ним любовью, если у них будет секс, то это волшебным образом вернет их в те времена, когда все между ними было легко и просто.