Под призрачным прикрытием - Сергей Самаров

Лесничий с Иващенко слушали молча, не перебивали и вопросов не задавали. Только и у того, и у другого бегали за скулами, ближе к ушам, желваки.

– Продолжай, – непривычно мягко для «волкодавов» прозвучал приказ полковника.

– Три дня в «Правом секторе» издевались. Потом только, когда сами тешиться устали, отправили в СБУ[13] в город Изюм. Там хоть слегка от побоев отошли. Редко били. Вообще, парни попались почти гуманисты, чтоб им всем сдохнуть!.. Один нас даже тайком от коллег сигаретами снабжал и хлебом. Там вообще-то, похоже, тоже люди изредка, но попадаются, хотя большинство… Понятно про большинство… Почти не били, значит… Но у СБУ свои методы. Приходили ночью. Прямо над головой в стену стреляли. Заставляли всякие глупые бумаги писать и подписывать. То что я предатель Родины, то письмо к президенту России, чтобы он не вводил войска, то прощальное письмо родителям. Якобы перед тем, как повесят…

Мы почти все время просидели в камере, днем и ночью пристегнутые наручниками к специальным кронштейнам в бетонном полу. Гулять нас не выводили. Кормили один раз в день «бомжатниками», разведенными холодной водой из-под крана. И на том, конечно, спасибо, что не били. Но иногда и здесь тоже покормить забывали. Лиц своих не показывали. Даже следователь к нам приходил в маске «ночь». Там такие маски «балаклавами» зовут. Имели мы полную возможность загреметь на пятнадцать лет, но в сентябре нас обменяли. Когда обмен был, я на их пленных посмотрел – хари трескаются. Отъелись, будто их специально на сало откармливали…

Алексей замолчал и опустил голову.

– Больше не поедешь туда? – спросил Лесничий.

– Не люблю с долгами жить. Тянет это… – мрачно ответил Алексей. – Как здоровье подправлю, снова поеду. Главное, зрение восстановить. Я же снайпер. Семьи у меня нет, детей нет. Старики-родители против, но с ними договорюсь. Туда многие возвращаются. Кто хлебнул сполна… Кто за развлечением ехал, себя показать, покрасоваться, те навсегда уехали. Остались только настоящие. Меня душа к ним зовет.

– Воевать любишь?

– Нет. Разве такие люди вообще бывают?

– Есть. Встречаются, – утвердительно сказал Селиверстов.

– Я просто несправедливость не люблю. – Голос Алексея стал твердым и жестким. Он высказывал то, что на душе наболело. То, о чем, наверное, уже много раз думал. – И фашистов под любым гарниром ненавижу. Если меня на улице грабить будут, я не смогу человека убить, даже если он грабитель. Хоть хохол, хоть чеченец… Он все равно человек. А когда стреляю в фашиста, я чувствую только отдачу винтовки в плечо, и все…

Полковник подписал Алексею пропуск, объяснил, что водитель предупрежден и отвезет сразу к поезду. Сам Селиверстов провожать гостя не пошел. А когда Устин вышел, полковник снова фотографию вытащил и показал Иващенко три лица.

– Запомни. Два первых – садисты из «Правого сектора». Третий – из «нацгвардии». Четвертый тоже предположительно из «нацгвардии», но это требует уточнения. Садисты – военные преступники. Они подлежат уничтожению. Лучше, если по суду, но, в худшем случае, разрешается уничтожить их и без этого. Теперь они стали «тенями». Но у нас есть подозрения, что почти все «тени» из состава «нацгвардии» или «Правого сектора». Значит, они все подлежат суду и уничтожению. Обрати на всех внимание, но в первую очередь на этих четверых. Кстати, у «теней» снова, так сказать, боевые потери. Еще пару человек в России перехватили. Пытались по фальшивым документам снять деньги в российском банке. Первого прямо в банке и повязали – прибор определил подделку, он второго сразу же и сдал. При всей своей ненависти к русским себя он любит больше, чем нас ненавидит. Потому и сдал… Тот, напарник, на квартире оставался. Когда поехали брать, попытался отстреливаться, пришлось снайперам ему обе руки через окно прострелить. Сейчас в лазарете в СИЗО. Но мы время терять не будем, а то на нашу группу ни одной «тени» так не останется. Будем работать. Сегодня день напряженный. Много нового для вас откроется.

Полковник снял трубку и набрал номер:

– Селиверстов. Он у меня. Приносите…

Трубку положил и посмотрел на Иващенко, показав взглядом, про кого он говорил по телефону. Виктор Юрьевич даже плечи расправил, показывая свою готовность воспринять все то новое, чем полковник так основательно пригрозил.

Пяти минут не прошло, как вошел человек в синем халате. Как поняли «волкодавы», сотрудник лаборатории из соседнего корпуса. «Волкодавы», в силу специфики своей службы, старались предельно ограничить круг своего общения. И с сотрудниками лаборатории тоже не общались. Хотя с несколькими все же здоровались.

– Спасибо, Александр Андреевич. – Селиверстов принял из рук вошедшего довольно небольшую коробку. – Здесь все?

– Да. Все на начальном уровне. Инструкция внутри. Расширенная. Двойная то есть. Первая – официальная, от производителя, в переводе продавца. Вторая – наша. Вторую следует изучить основательно и с собой на операцию, естественно, не брать. Перед отъездом ее необходимо будет сдать нам в секретную часть. Эта инструкция в руках противника – вариант провала и тяжелая улика против нас.

– Сколько времени даете на изучение?

– До завтрашнего утра. Сутки. Завтра будем подключать к полному комплекту.

– Завтра утром я вам позвоню.

Александр Андреевич вышел, как зашел, не попрощавшись, как не здоровался и словно бы не заметив, что в комнате кроме полковника присутствуют и двое «волкодавов». Он вообще был словно бы в свои мысли углубленным и боялся что-то ценное забыть, и потому отвлекаться не желал совершенно.

Бывший старший лейтенант Иващенко даже сидя умудрялся пользоваться своим высоким ростом и сумел сверху посмотреть на коробку, которую Селиверстов положил на стол.

– Я так понимаю, что это и есть та самая игра, из-за которой я вынужден был бежать из тюремного лазарета? Я правильно прочитал на коробке – «PlayStation Vita»…

– Ты понимаешь правильно, – согласился Георгий Игоревич. – Принимай груз, осваивай, играй хоть весь день и всю ночь напролет, но к утру должен знать технику в совершенстве. Вообще понятие о таких штуках имеешь, товарищ игроман?

– Ни разу в руках не держал. Но освоить надеюсь.

– В крайнем случае Суматоха разберется, – подсказал Лесничий, с насмешкой посматривая на Иващенко. – Обратись, он подскажет.

– Чему, командир, радуешься? – Иващенко не казался себе смешным.

– Я тоже на такой играть не пытался, – объяснил Сергей Ильич. – Но у меня сын в такую играет. А ему только восемь лет. Может, не ту игру мы выбрали?

– Я консультировался, – сообщил Селиверстов. – Многие взрослые играют. Начнут играть, у них уже даже родные дети отобрать не могут. Это такая зараза, что… Эпидемией грозит, если солидную рекламу обеспечить… Как семечки. Мне, помнится, один командир роты жаловался: если семечки в роте появились, рота уже не бое-способна. А здесь, я слышал, практика более чреватая последствиями. Конкурировать с этими штуками могут только компьютерные игры, но там компьютер нужен. И для условий зоны не подходит. В нашу легенду не вписывается. А так – в самый раз. Виктор Юрьевич у нас человек эксцентричный. Ему очень даже к лицу будет…