Людмила Гурченко. Золотые годы - Константин Купервейс

Маша была девушка интересная. С хорошей фигурой, белокожая… Сегодня это трудно представить, когда СМИ распространяли только ужасно некрасивые фото Маши. Девочка она была беззлобная, спокойная, без звездности (казалось бы, мама-то у нее Гурченко), нет, она даже фамилию не хотела брать мамину. У нее были очень скромные запросы, никаких капризов. В школе мальчики за ней ухаживали с опаской. Все же дочь звезды. И вдруг появился Саша Королев. Никто не предполагал, что он будет ее мужем. Высокий, интересный, учится в Инязе, изучает шведский язык… Парень с пшеничными усами. Леля его прозвала «белогвардеец». Он очень любил поговорить. Причем когда разговаривал, то подходил почти вплотную к человеку. Это было очень трудно вынести. Иногда даже трудно было слово вставить, и за эту его привычку Леля дала ему прозвище «Пиз. льщик». Это прозвище крепко укрепилось за ним. Маша могла спокойно спросить: «Мам, а Пиз….льщик не звонил?»

Мы стали готовиться к свадьбе. «Только в «Национале»!» – заявила Люся. Я начал договариваться. Только с видом на Кремль и на Манеж. Заказали меню, пригласили гостей. Не могу сказать, что между родителями жениха и невесты были теплые отношения. Причем, причины я тоже не видел. Но… свадьба состоялась, ровно, спокойно, без эмоций. Маша тут же забеременела, родила сначала сына Марка, который через 14 лет погиб от передоза, а через год после рождения Марка родила Лену. Как и мечтала и строжайше наказала Люся. Лена и Марк. Как Люсины папа и мама.

Жили Саша с Машей равнодушно, бесцветно, скучно. Саша занимался своими делами, Маша детьми и домом. Чистюлей Маша не была, порядок не очень поддерживала, а Сашу это вообще не волновало. Когда должен был родиться Марк, Саши дома не было, и я повез Машу в роддом. Люся, лежа в ванне, в приказном тоне прокричала Маше по телефону: «Мальчик? Только Марк! Не назовете Марком, в дом не пущу!» Жестко. Очень жестко. Но назвали.

Жизнь продолжалась. Дети росли, иногда приезжали к нам. Люся играла с ними, одевала в разнообразные костюмы, устраивала карнавал. Но ее фантазия быстро истощалась, и дети уезжали. Саша работал в Интуристе переводчиком со шведскими группами. Тогда шел олимпийский 80-й год, и работы было много. Позже у него на работе произошла какая-то серьезная неприятность. Его вызвали в органы. Что там произошло, трудно сказать. Но явно в произошедшем была его вина. Он приехал к нам и попросил Люсю помочь. Люся долго молчала, но вдруг жестко ответила: «Ты накосячил, ты и отвечай!»

Такого поворота Саша не ожидал. Он даже не нашелся, что ответить. Повернулся и ушел. С этого началось отторжение Машиной семьи от нас. Они стали приезжать все реже и реже. Детей тоже привозили все реже. Вероятно, Маша подверглась Сашиному влиянию, потому что звонить она стала очень редко. Однажды, когда Маша была у нас, Люся вдруг вынула из шкафа енотовую шубу и подарила ее дочери. Я замер. Это не просто так. Ей надо было как-то перетянуть Машу ближе к нам. Счастливая Маша уехала в новой шубе. Но случилось непредсказуемое. Через несколько дней Маша приехала к нам вместе с Сашей. Он вынул большой пакет с этой «проклятой» шубой, швырнул его и изрек, что, если еще раз Люся будет свои обноски отдавать Маше, они больше у нас не появятся. «Я сам могу купить своей жене все, что она захочет!»

Это уже был вызов. Действительно, они долгое время не приезжали. Леля довольно часто бывала у них, скучала без своих правнуков. Рвалась на две семьи. Но главным объектом злобы Саши была, конечно, Люся. Как-то, в порыве злобы, он сказал Леле: «Конечно, Маша не для меня жена. Мне нужна такая, как Людмила Марковна». После этого наши отношения совсем расклеились. Сашу уволили из Интуриста. Он открыл свою фирму по установке домофонов и чего-то еще. Женившись на Маше, он, наверное, рассчитывал, что в его карьере Люся будет принимать активное участие. Ан нет. Люся очень редко занималась благотворительностью. Она никогда не давала деньги нищим, попрошайкам. Никогда ни за кого не просила. Считала, что карьеру человек должен строить сам, без чьей-либо помощи и протекции. А уж за себя и подавно никогда не просила. По всем кабинетам ходил Костя.

– На хлебушек просите? Пойдем, я тебе куплю и хлеба, и колбаски? – ласково обращалась она к попрошайкам.

Никто не шел. Все просили деньги.

Саше она так и не помогла… Я даже не понимаю почему. Вероятно, она поняла его истинную суть и побоялась, что, помогая ему, она будет потворствовать его нечестным поступкам, боясь, что это может повториться снова. И не раз.

Только теперь я могу сказать, что Елена Александровна, Леля, сыграла очень большую роль в наших отношениях с Люсей. Она никогда не сталкивала нас лбами, никогда не рассказывала мне о Люсиных браках, романах, не сказала ни одного плохого слова о мужчинах, которые до меня были с Люсей. Когда Люся уезжала, она мне говорила:

– Костик, ну съездите куда-нибудь, в кино сходите. Что же вы дома сидите? Ведь сегодня у вас нет работы.

Люся часто незаслуженно обижала ее, ругала за полноту, обжорство, неопрятный вид… А Леля, когда Люся отставала от нее, тихо говорила мне: «Эх, Костик, если бы был жив мой муж Марк, я бы сейчас на край света умчалась к нему, в шалаше бы жила… Только бы с ним… Как же он меня любил…»

Леля была женщиной неприхотливой, скромной, без показухи, капризов…

– У вас есть «верблюд» (так она называла сигареты CAMEL)? Давайте покурим. – И мы молча потягивали «верблюдика»…

Когда в конце 80-х наши отношения совсем разладились, Леля очень переживала, пыталась говорить с Люсей, но мне не давала никаких советов, и в день разрыва, когда я уже стоял у двери, выслушивая незаслуженные упреки, Леля тихо сказала:

– Что ж ты делаешь, Люся! Как же ты будешь жить? Ведь он живет только для тебя, ради тебя, одумайся! Ты даже не знаешь, как открыть гараж и где он находится!

Я по сей день не понимаю, почему Леля заговорила именно о гараже.

В ответ Люся очень жестко ответила маме. Назавтра Леля ушла к Маше и к Люсе больше не возвращалась. Никогда.

Глава четвертая Работа и снова работа

Но вернемся в 70-е годы. Начались серьезные поездки за рубеж в составе советских делегаций: США, Латинская Америка, Европа…

В то время Люся удачно снялась в нескольких картинах, дома уже чаще лежали присланные сценарии на будущие работы. Жизнь у нее бурлила, везде приглашали… Все было прекрасно. В то время я работал в Москонцерте с Геннадием Беловым, замечательным вокалистом с чудесным, чистым голосом. Помните: «Травы, травы, травы не успели…»

Он очень любил гастроли, с ним мы исколесили полстраны. Ездили в советские войска в Забайкалье, в Даурию, выступали на границе с Китаем. Поэтому в то время меня тоже часто не бывало дома.

И тут с «Мосфильма» поступает предложение от Никиты Михалкова сняться в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино» в роли генеральши Войницевой. Сценарий фильма по пьесе А. П. Чехова написан гениальным Александром Адабашьяном и не менее гениальным Никитой Михалковым. Звонил сам Михалков, рассказал, когда и где будут проходить съемки, пообещал прислать сценарий. Люся была очень воодушевлена, читала историю этой пьесы… Она всегда очень глубоко изучала сценарии, особенно классические. Перечитывала пьесу или литературное произведение, а если это был авторский сценарий, она вникала в характер, поведение, внешний вид тех персонажей, которых нужно будет ей воплотить. Так было и на этот раз. Люся нашла пьесу, изучила, прикидывала на себя, фантазировала модели костюмов. Но время шло, и больше никто не звонил. В ее душу запало сомнение. Правда, от Михалкова она не ждала предательства, но ей не раз уже приходилось сталкиваться с такими случаями. Об одном таком, очень грустном и тяжелом, я и расскажу.