Призраки забытых могил - Ольга Геннадьевна Володарская

жизнь осталось. Пьяную, а иногда и веселую. Правда, поводов для радости находилось все меньше. Алкоголь стал обычным топливом, без которого Богема не могла функционировать.

– Элка, ты, если бухнуть хочешь, не стесняйся, – услышала она далекий голос. Он вырвал ее из воспоминаний о прошлом. – Вижу же, как тебя потряхивает.

Элиза глянула на подругу. Та смотрела без осуждения – с сочувствием.

– Нет, я бросаю, – мотнула головой Богема.

– Если денег нет, скажи, я дам.

– Ты уже днем предлагала. Я отказалась. Зачем еще раз искушать?

– Прости. – Она подошла, отобрала у нее собранную посуду, вернула ее на стол вместе с зажатой в кулаке стопкой, а потом крепко обняла. Элиза напряглась сначала, но через несколько секунд обмякла в объятиях подруги и судорожно всхлипнула. – Я чертовски рада тебя видеть, Богема. – Ленкины руки были такими теплыми, как у воображаемой мамы. Настоящая была с дочкой холодна и редко ее касалась. – Все у нас будет хорошо! Мы справимся.

– Я так скучала по тебе, Ленка, – прохныкала Элиза и уткнулась лицом в ее плечо. – По остальным тоже… Но по тебе особенно.

– И я.

Они стояли, обнявшись, около минуты. Пока Ленка не сказала:

– Я хочу пи́сать.

Богема засмеялась.

– Где туалет, ты знаешь.

– Да, пойду.

– А я пока тут приберусь немного.

Когда Ленка вышла из комнаты, Элиза вытащила бутылку из-под стола и закатила ее под диван. Там уже несколько скопилось. Потом взяла грязную посуду, отнесла ее в кухню. Там Бобковы всей семьей ужинали. Богема пожелала им приятного аппетита.

– Твоя очередь мыть ванную, – вместо «спасибо» сказала бабка.

– Я помню.

– Не похоже. Второй день вода не уходит, забита твоими волосами.

– Почему именно моими?

– Ты, как кошка, линяешь. Кругом твоя рыже-седая шерсть. Неужто не видишь, как мало у тебя на голове осталось волос?

– Мама, хватит, – одернул женщину сын. И уже Элизе: – В ванной бардак. В ней еще позавчера нужно было убраться. И унитаз в туалете почистить. Мы и так две недели дежурим. Вам с дядей Пашей по одной достается.

– А вас и больше, – услышала Элиза за спиной голос подруги. – Так что все по-честному.

– Вы кто вообще такая? – взбеленилась бабушка. Она сегодня была в дурном расположении духа, это очевидно.

– Ваша будущая соседка. С мужем развелась, съезжать с его хаты надо, а некуда. Подруга согласилась приютить.

– Квартира не резиновая!

– Понимаю. Поэтому с собой возьму только двух котов, а песиков оставлю мужу.

– У внука аллергия.

– Придется купить побольше супрастина.

Элиза стала сдавать назад, подталкивая подругу к выходу. Незачем лишний раз с соседями цапаться. Тем более они правы. Она не убралась, совсем забыла. Голова была другим занята! Но и волосами сток не забивала, потому что ванную не принимала, а ополаскивалась в отдельном тазике. Два раза в месяц Элиза ходила в общественную баню, где смывала с себя грязь до тех пор, пока тело не скрипело от чистоты. Она с детства любила баню. Дед брал ее с собой иногда и отправлял в женское отделение под присмотром какой-нибудь доброй тетечки. Илья Райский был заядлым банщиком. Покупал веники, отвар травяной делал. А после парной сидел с мужиками в буфете, пил чай с шиповником, квас, иногда пиво. Элиза находилась рядом, дула газировку.

По квартире разнеслась трель домофона.

Элиза пошла открывать дверь. Она знала, что это к ней.

– Здравствуйте, мне б хозяйку увидеть, – обратилась к Богеме Мара.

– Заходите, милости просим.

Та перешагнула через порог, стала разуваться и замерла в наклоне.

– Это ж ты, Богема?

– Ага.

– Фига се, тебя жизнь потрепала. Бухаешь или колешься?

– Ты оказалась не такой дипломатичной, как Ленка.

– Ты и с ней виделась?

– Я тут, – вышла из-за пенала с охотничьим обмундированием та.

– Привет, Ленка, – улыбнулась старой подруге Мара. Она очень изменилась за ту половину жизни, что они не виделись. Всем было по четырнадцать-пятнадцать, сейчас двадцать девять – тридцать. Были девчонками, стали женщинами. Хотя Мара больше на молодого человека походила, а она, Элиза, на старушку. К ней иногда обращались «бабуля». А Ленка расцвела. И мнение Богемы подтвердилось: – Шикарно выглядишь, мать! Такая фитоняшка…

– Она тренер в крутом спортклубе, – сообщила Элиза и повела подруг к себе.

Семья Бобковых наблюдала за их передвижениями настороженно. У Элизы не бывало гостей, а тут сразу две дамочки заявились. Да наглые такие!

Оказавшись в комнате, Мара поморщилась.

– Ты чего помещение не проветриваешь, мать? – спросила она и сделала шаг к окну.

– Ой, не трогай. Тут все на соплях. – Элиза отогнала ее и осторожно приоткрыла фрамугу. – И чем у меня пахнет? Я не чувствую…

– Пылью. – Хорошо, что ею. Богема уж думала, стойким перегаром. А ведь она так гордилась тем, что научилась справляться со своим пороком. Не победила его, но обуздала. – Тащи таз с водой, тряпки, чистящее средство. Я тебе тут порядок наведу.

– Мар, не надо.

– Надо. Ты знаешь, как я отношусь к бардаку.

О да, она знала. Когда Маринка жила на даче Элизы, заброшенной, ветхой, то буквально ее вылизала. Все пересушила, выбила, отмыла, отчистила, даже покрасила окна, отыскав в подвале давно забытую олифу и скипидар.

– Но нам поговорить нужно…

– Ничего, за работой у меня рот и уши будут свободными. Тащи все!

Пришлось подчиниться. Средства для уборки стояли в кладовке. Она была небольшой, и обитатели квартиры договорились не захламлять ее личными вещами. Особенно теми, что пахнут рыбой или могут поранить – сын Бобковых туда засунул свои коньки, и они свалились на дядю Пашу, ладно, только поцарапали.