Потерянные сокровища - Кирсти Мэннинг

Лондон, наши дни

Урчание в животе заставило Кейт посмотреть на часы — 15:30. Весь день без перерыва она делала записи, беседуя с Саанви и Гейл, пока Маркус корпел над каждым кадром.

Время визита подходило к концу — их пропуск действовал до 16:00, но она хотела успеть осмотреть еще пару экспонатов.

На столе слева от нее был выставлен золотой помандер, или это был флакон для духов, усыпанный алмазами, рубинами, изумрудами, сапфирами и шпинелями. Кейт представлялось, как лондонская аристократка держит под носом этот флакон, вдыхая запах амбры, гвоздичного масла и корицы, чтобы перебить зловоние разлагающихся зачумленных трупов, пока ее карета мчится по городским улицам.

И наконец, последний экспонат, покоящийся на своем пьедестале, практически незаметный — крошечное кольцо с одиночным алмазом — солитер.

Бриллиант был вставлен в золотую оправу, а сам золотой ободок покрыт белой глазурью. Кольцо было таким простым. И таким крошечным. Что оно символизировало — траур или любовь?

Кольцо так поразило Кейт, что она вдруг подумала, если бы ей довелось самой выбирать обручальное кольцо, то она хотела бы точно такое. Кейт судорожно сглотнула, почувствовав сухость во рту и легкое головокружение, — нахлынувшие воспоминания о Джонатане вкупе с духотой в тесном помещении совершенно сбили ее с рабочего настроя. Она вновь ощутила запах льняного масла и дубовой стружки в волосах Джонатана, вспоминая, как он закончил полировать и установил последние шкафчики кухонного гарнитура в ее особняке, а затем усадил ее на столешницу и сделал ей предложение. Эти теплые глаза и озорная улыбка…

Кейт приняла предложение, но втайне она была огорчена, что Джонатан сделал его без кольца. Оказалось, что мечтательная девочка, любившая проводить время за туалетным столиком прабабушки Эсси, примеряя бисерные ожерелья и разноцветные серьги, не исчезла полностью под костюмами индивидуального пошива и шелковыми блузками.

Должно быть, Джонатан уловил это тайное огорчение на ее лице и заметно смутился, но кто бы стал осуждать за это?

— Но я думал, что ты точно знаешь, чего хочешь. Поэтому я не…

Она прервала его бормотания долгим, неторопливым поцелуем. Притянув Джонатана к себе, она сорвала с него рубашку, осыпав их обоих душистыми опилками.

Кейт глубоко вздохнула.

Она отступила от стола с кольцом и постаралась сморгнуть выступившие слезы. Ей показалось, что грубый свет флуоресцентных ламп выставил напоказ ее личное горе. Перед отъездом в Лондон она успела подписать документы для развода, но еще не отправила их обратно адвокату Джонатана.

— Ты в порядке? — спросил Маркус, оторвавшись от созерцания изумрудных часов, вокруг которых он пытался расставить свои софиты и светоотражатели.

Подошла Саанви и, как бы поддерживая, взяла Кейт за руку. Смутившись, Кейт пожала плечами и солгала:

— Смена часовых поясов. Извините!

Маркус внимательно посмотрел на нее, озабоченно нахмурив брови.

— Мы можем закончить на сегодня, если хочешь.

— Да я в порядке, четное слово. Не хочу ничего упустить… — подступив к столу, она снова осмотрела камеи, саламандру, изумрудные часы… помандер.

С чего же начать?

Каждая история нуждается в хорошей интриге. Изумрудные часы казались очевидным выбором, но взор Кейт притягивало это маленькое черно-белое кольцо. Его простота зацепила ее. Следуя кивку Кейт, Саанви взяла его и поднесла к свету. Бриллиант вспыхнул словно пламя, и Кейт задалась вопросом: почему такое простенькое кольцо было зарыто в сыром подвале вместе с более ценными подвесками и часами?

Алмаз был плоскогранный и совершенно чистый. С помощью окуляра Кейт исследовала его на предмет временных изменений. Дефектов. В наше время при современных технологиях алмаз можно нарастить и сертифицировать наравне с природным, а неограненный камень отполируют так, что он будет искриться на всю комнату.

Кейт делала тщательные заметки:

3–4 карата, конец XVI или начало XVII столетия?

Маленький размер кольца. Возможно, для ребенка или миниатюрной женщины. Выемчатая эмаль. Маньеристский стиль. Черные цветы на белом. Анютины глазки? Незабудки? Кольцо обручальное? Или талисман в стиле мементо мори?

Какие заверения были даны вместе с этим кольцом? Как оно оказалось в Лондонском музее?

— Саанви, вы не знаете, откуда этот камень?

— Ну, на этот вопрос я могу вам ответить, — отозвалась хранитель, улыбаясь. — Мы протестировали его с некоторыми другими и теперь точно знаем, что сырье было из Голконды. Так что это кольцо, — она снова поднесла его под свет софита, и алмаз вспыхнул теплым огоньком ночной свечи, — родилось в Индии.

Голконда, Индия, 1630 г.

Мальчик проснулся от криков брата. Это продолжалось с прошлой луны.

Сачин поднялся с соломенной циновки, которую он делил с отцом, подпоясался кожаным ремнем, завязав его узлом, и бесшумными шагами стал пробираться сквозь грязь на полу в дальний угол хижины, где лежал его брат Арджун, связанный по рукам и ногам веревкой.

Опустившись на колени, Сачин осторожно положил руку на бедро мальчика, чтобы успокоить его. Затем он ослабил веревки на лодыжках брата и обнял его голову. Поцеловав брата в макушку, Сачин прошептал молитву Махадеве.

Арджун отпихнул брата ударом двух кулаков, связанных вместе, но его взгляд был похож на взгляд перепуганного животного. Он всхлипнул и постарался как можно плотнее сжаться в клубок.

Сачин чувствовал, что от брата исходит запах высохшей мочи. Он встал, затем помог Арджуну подняться на ноги. Они пошли на берег реки, чтобы совершить омовение и прочитать молитву.

В это время в противоположном углу глинобитной хижины их мать и сестра возились возле очага. Сестра скатывала в ладонях шарики из пшеничного теста и черного сахара. Мать заправляла специями большой чайник, кипевший на углях, — палочку драгоценной корицы, кусочек корня имбиря, горсть гвоздики и щепотку кардамона. Аромат распаренных специй смешивался с дымом и наполнял хижину. Гита — старшая сестра — должна была сходить с крошечным кувшином за парным молоком, которое давала корова, принадлежавшая деревенской общине, и тогда они закончат приготовление утреннего чая.

Когда братья шли к реке, Арджун вертел головой в разные стороны, раздувая ноздри, как верблюд, принюхивающийся к ветру, и вскоре стало видно, что он успокаивается. Задрав голову к небу и разглядывая проплывающие облака, он словно пытался вдохнуть их. Рассмеявшись, он поднял вверх связанные руки в надежде ухватить белые клубки, как пролетающих бабочек.

У Сачина сжало грудь, когда он заметил кровоточащие рубцы на запястьях брата. Он подумал, что, возможно, мама даст ему немного куркумы и топленого масла, чтобы обработать раны.