Борьба: Пленники Тьмы - Владимир Андерсон

не вопрос жизни и смерти. Он под носом у чумов, которые разорвут его, если что, а чувствует себя раскованно и непринуждённо. Главное именно раскованно, словно знает, что из-за угла сейчас никто не выйдет, его не убьёт или ещё чего похуже, словно он делает то, что ему официально разрешено. Иван на своей работе должен мыть пол, а он вести разговоры о восстании.

Тихомиров теперь даже ощутил тот падальный тусклый запах, который от него исходит, и решил наконец полностью избавить врага от подозрений: «Нет, я уже сказал. Хочешь быть расстрелянным, можешь им быть, но без меня».

Незнакомец усмехнулся и, плюнув в сторону, пошёл прочь.

В середине дня Гавриил Железнов получил письмо от Хмельницкого по наружному каналу, а именно через Большакова. Ему не стали, как Тихомирову, задавать наводящие вопросы, а сразу сунули посылку. У маки есть свои хорошо осведомлённые люди в самой шахте, и кому можно доверять им известно заранее.

Гора распечатал конверт без записей на лицевой стороне и увидел отнюдь не чисто оформленный документ (маки специально пачкали подобные вещи, чтобы сбить с толку чумов; в этот раз он был заляпан коричневой землёй и немного опилками, совсем чуть-чуть, и экспертиза показала бы, документ писали в районе города Красный Луч, на самом деле землю из разных мест носили с собой, надо-то немного — хоть малый, но всё равно обман противника).

«Секретно. От маки.

До меня дошло ваше письмо. Не буду скрывать, его содержание меня очень заинтересовало и даже взволновало. Поэтому я думаю, вы поймёте мою к вам просьбу предоставить конкретные подтверждения.

Надеюсь на вашу поддержку.»

Комбинация Горы и заключалась в том, чтобы не предоставлять никаких доказательств своей версии. «Пусть там испугаются до смерти. — думал он. — Обычно в таких ситуациях всплывают такие факты, которые по своей сути ничего не значат, но в совокупности приобретают ясную и ощутимую форму».

В ответном письме Гавриил сослался на сложность получения «дополнительных» подтверждений, а отказ в предоставлении уже имеющихся у него мотивировал возможностью раскрытия своих людей. Разумеется, всё это ерунда: никаких фактов толком нет, а «своих людей» всего трое, да и они совсем не глубоко в системе.

В 16:48 Тихомиров, продолжая мыть пол, снова заметил приближающегося к себе незнакомца. На этот за он не смог не взглянуть ему в глаза.

Мелькнув взглядом, Иван чётко рассмотрел одну выпирающую наружную черту — надменность. Такая наглая и высокомерная надменность. Она светилась совсем непонятным серым самолюбивым цветом.

Из остальных особенностей строения лица выделялась его абсолютно треугольного вида форма.

Иван решил, что в этот раз его убьют, и, продолжая выполнять свою обязанность, вспомнил Гавриила: «Много. Очень много раз тебе будет казаться, что это конец. Что всё кончено. Тебя просто убьют, и на этом всё кончится. Вспоминай, как своих товарищей. Вспоминай, как они трудятся под землёй, как они живут здесь, как они здесь страдают. Вспоминай своих родителей. Вспоминай, как они растли тебя, как голодали неделями для того, чтобы ты мог жить. А главное, вспоминай Землю. Ты же не раз был на поверхности, видел как там красиво, как там хорошо. Когда тебе станет тяжело, думай о плохом, о хорошем, но главное, самое главное о том, что всё, что ты ни делал, всё к лучшему».

«Помнишь меня?» — спросил незнакомец с треугольным лицом.

«Я не закончил работу», — ответил Тихомиров, неустанно продолжая водить тряпку из стороны в сторону.

«Так ты собираешься помогать маки?»

«Нет, не собираюсь».

«Вот и молодец».

Последние слова громом обрушились на сердце Тихомирова. Он был готов к ним, он знал, что возможно что-то подобное, но в сам момент его сердце стукнуло с такой силой, что в глазах потемнело.

Словно по сигналу двое чумов вышли из-за угла и направились к людям, а надменный эсчекист окончательно раскрылся: «Ты молодец, что не стал помогать маки. Теперь будешь помогать СЧК. Меня, кстати, зовут Дмитрий».

Иван остановил уборку и целиком развернулся к предателю: «Я буду с СЧК?.. Только, если мне дадут еды… сверх нормы».

Дмитрий рассмеялся: «Будь уверен, поесть тебе дадут. И сверх нормы. И сколько хочешь». Затем он перешёл на более серьёзный и деловой тон: «Только сдай пару своих друзей. И всё получишь».

Тихомиров первый раз в жизни настолько возненавидел человека. Он стоял и смотрел на него, на его жадные смеющиеся глаза, его аморальную беспощадную рожу, и вспоминал тех, кто сейчас задыхается от пыли под землёй на глубине в полкилометра, тех, кто мечтает о том, чтобы, если уж не самим себе, то своим детям дать нормальную, возможную жизнь.

Тихомиров второй раз в жизни видел этого человека и уже хотел впиться ему когтями в горло, разбить его голову о стенку и разодрать тело на части.

И этого было бы мало!

«Господи! — вскричал в уме Иван. — Да как его Земля носит?!»

К этому времени чумы подошли и уставились прямиком на Тихомирова.

«Ну так что? — громким голосом спросил один из них. — Ты будешь сотрудничать?»

Тихомиров взглянул им в глаза, пытаясь показать процесс обдумывания выбора (который был сделан ещё вчера), и, открыв рот, кашельнул.

«Что ты думаешь? — недоумевал Дмитрий. — Соглашайся».

«Мне точно дадут поесть сверх нормы?» — подняв брови, спросил шахтёр.

Тут вместе с предателем рассмеялись и чумы, затем дружно покивали головами: «Да-дут. Дадут, не волнуйся за это».

«Тогда согласен. Кого надо сдать? Я никого пока не знаю…»

Чум положил ему мерзкую ленивую руку на плечо: «На самом деле ты не заслуживаешь того, чтобы дотронуться до меня, но я хочу, чтобы ты почувствовал нашу силу».

Чум сжал свою лапу, как только смог. Зверь, который спит восемнадцать часов в сутки, весит в среднем сто пятьдесят килограммов, ест по сорок килограммов мяса в день, посчитал, что он всесилен и способен на всё.

Ногти впились в плечо, и кровь плеснула во все стороны. Иван чуть выдохнул воздух, но тут же захлопнул рот и, согнувшись, сквозь зубы издал слабый звук.

«Видишь, кто здесь сильный?» — улыбаясь, спросил зверь. Другой ухмыльнулся, а Дмитрий нехотя заулыбался: в глазах предателя мерцал страх, что, если он сделает что-нибудь не так или, наоборот, слишком так, как надо, ему не придётся испытать то же.

Тихомиров же в этот раз действительно сделал всё «слишком так»; за колебание его наказали, но именно благодаря этому, ему будут доверять особенные вещи — чумы подумали, что этот человек согласился из-за алчности, а не из-за страха, как большинство.