Борьба: Пленники Тьмы - Владимир Андерсон

Он продолжал вбивать металлический клин в угольный пласт, а по его щекам катились слёзы. Он хотел убить этого чума, другого, всех их, но не мог, потому что знал, что придут другие и не только он и все восставшие (это было бы ещё терпимо), но и остальные шахтёры будут казнены без всяких разбирательств.

Это ещё один чумной устав, который они «срисовали» с одного древнейшего документа*, созданного завоевателем многих восточных и западных земель. Согласно ему в случае восстания человека смерти подвергалась семья (10–15 человек), восстания семьи — бригада (40–60 человек), восстания бригады — сома (150–300 человек), восстания сомы — группа (500-2000 человек).

В данной ситуации из сомы вряд ли бы хоть кто-нибудь не восстал, если бы не командир. Это произошло бы стихийно, без осознания последствий, такое всегда случается, когда людей достают до последнего, когда терпеть уже нет возможности.

Терпеть и правда уже никто не мог — все дрались, но благодаря Горе делали это с углём, а не с врагом, которого ещё нельзя победить.

В этот день независимо от всего остального сома добыла 34 тонны (по плану 17). Сегодня Гавриил не хотел перевыполнять работу, но «сильные чувства» надо было куда-то девать.

Напряжения для остальных не было, тем более что 253-яя тоже на добыче с выполнением на 76 процентов, то есть 13 тонн (по плану те же 17).

Главное, что сейчас нужно было Горе, так это убавить чувства разъярённых шахтёров; уже второй день он думал о своей новой идее, о том, как можно победить чумов и получить не то чтобы свободу, а жизнь, просто жизнь, которую заслуживает человек.

Мысль и сложна и проста одновременно. Надо заставить чумов поверить людям в их беспрекословной преданности, ослабить режим, а затем, набравшись сил и объединившись с другими группировками, ударить со всей мощью и получить свою Землю обратно.

Но для того, чтобы чумы поверили в покорность людей, надо её показать хоть в какой-то мере, а для этого надо убедить в этом самих людей. А как это сделать, если они убивают нас за то, что мы время от времени ломаем инструменты (кто же не знает, что ничто не существует вечно, а уж тем более материя), не выполняем план (человек — не машина, ему свойственно иметь большой разброс в результатах работы) и ещё Бог знает какие менее значительные вещи?

Вечер закончился, началась ночь — время сна и отдыха.

Гавриил как всегда последним вернулся в 1-ый сектор после расчёта во 2-ом… 1-сектор состоит из большого прямоугольного зала размером в 100х60 метров с прибавлением четверти этого прямоугольника, то есть 50х30, с боку и делится на пять частей: по одной на каждую сому и коридор.

381-ой принадлежит тот самый дальний уголок.

Прибыв в отделение (каждое было огорожено от другого стенкой земли и камня) и устроившись на «своёи» месте (поближе к выходу, чтобы не будить всех с утра раньше времени) Гавриил заметил очевидное изменение обычной ситуации: Рафаил и Мария, обнявшись, лежали в полуметре от него и тихо спали.

«Во романтики! — подумал Гора. — Думают, раз здесь ничего не видно, и сюда никто не ходит, значит можно делать, что хочешь… Я был такой же…»

Командир устроился по-удобнее и снова задумался о дальнейшем развитии событий: «Помню великого китайского полководца, жившего ещё до рождения Иисуса Христа. Его звали Сунь-Цзы. Так он говорил, что в основу войны кладут пять явлений: первое — Путь, второе — Небо, третье — Земля, четвёртое — Полководец, пятое — Закон.

«Путь — это когда достигают того, что мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, готов вместе с ним жить, когда он не знает ни страха, ни сомнений».

Так говорил Сунь-Цзы, живший в конце VI — начале V веков. За это время изменилось многое, но война осталась, а значит и остались способы её выигрывать.

Сейчас мне верит только одна сома, и этого, разумеется, мало. Для победы нужно гораздо больше.

Так, пойдём по порядку. Мысли у нас с ними, действительно, одинаковы. Дальше. Они готовы вместе со мной и жить, и умереть. Да. Как и я с ними. Хорошо, но последнее…

Ну, допустим, страха они и лишены, но вот сомнений… Их в данный момент не лишён и я.

Для этого надо объединиться. И поэтому нужно облегчить режим.

Аххх… Снова я приехал к этому…

Хорошо, попробуем скакнуть немного вперёд.

Сунь-Цзы сказал:

«Полководец — это ум, беспристрастность, гуманность, мужество, строгость.

Закон — это воинский строй, командование и снабжение».

Итак, что по этим явлениям?

Насчёт Полководца всё в порядке, а вот Закон придётся подровнять. Это означает, что не только правила и приказы выполняются. Если бы дело заканчивалось этим, это не было бы проблемой. Главное, это правильно ли награждают и наказывают.

Люди должны видеть справедливость. Разве они видели её сегодня? Разве заслужил Светлевский себе смерть в награду?

В соме никого не найдётся, кто ответит на этот вопрос положительно.

Для того, чтобы исправить это положение необходимо, чтобы такие вещи больше не повторялись…

Надеюсь мне удастся поговорить с новым караком нашей группы…»

Гавриил открыл глаза, и вдруг всё ему показалось совершенно и точно видимым.

Вокруг не было ни лучинки света, ничего, что помогло бы показать обитающее в этих глубинах, но Гавриил всё видел, абсолютно всё. Как, если бы он был на поверхности ярким днём.

«Вот то, что называется человеческим феноменом. Человек — единственное существо на Земле, способное делать невозможное. Ни животные, ни растения… ни тем более эти дикие неземные звери не способны делать это в такой мере. Нам это дал Господь Бог, и мы должны оправдать его ожидания», — подумал командир и, повернувшись на бок, заснул.

Резиденто ин актионис

27 марта.

Где-то за два часа до обеда, как обычно, Манхр прибыл в свой кабинет; там его уже ждал Пожарин.

Посидев немного в кресле, карак встал и повернулся к окну, расположенному позади его рабочего места, затем всё глубже и интереснее стал вглядываться в Небо: сегодня оно было, как и всегда, ярко-голубого цвета.

Медленно и великолепно плыли перисто-кучевые облака, называемые «барашками».

Пожарин, сильно утомлённый и избитый всем вчерашним днём, сидел и наслаждался молчанием и бездействием.

Теперь Манхр не мог смотреть на Небо субъективно-пропагандистским глазами Империи. Одного раза ему хватило, чтобы окончательно научиться видеть хоть какую-то действительность. Ведь если прикрывать правду политикой пропаганды, то делать это