Свирепые калеки - Том Роббинс

– Прости, приятель, – извинился Свиттерс перед Моряком (птица внимательно следила, как тот умащает жидкостью от солнечных ожогов россыпь москитных укусов). – Я бы и рад провести время в твоем наиприятнейшем обществе, но – долг зовет. – И, едва переменив футболку клуба К.О.З.Н.И. насвежую, гладко-фиолетовую, побрызгавшись одеколоном «Страсть джунглей» и прополоскав рот зубным эликсиром, дабы избавиться от привкуса писко, он скрылся за дверью.

Микротакси – специализирующееся на спелеологии рытвин и выбоин, не иначе, – доставило его к скромной бифштексной в Барранко – районе, весьма популярном в студенческо-богемной среде. Гектор Сумах уже сидел за столом, потягивая североамериканское пиво.

– На пивцо янки западаете? – полюбопытствовал Свиттерс.

– Этот «Бад» – специально для вас, – ответствовал Гектор.

Так бойцы невидимого фронта идентифицировали друг друга.

Гектор Сумах оказался придурковатого вида парнем, слишком бледным для перуанца, с взлохмаченной прической «паж» (стиль «Битлз», ок. 1964-го) и этакими изящными очечками с металлическим ободком, которые обычно называют «бабушкиными». (Свиттерсова бабушка, напротив, носила гигантские, по-совиному круглые очки в роговой оправе, делавшие ее удивительно похожей на покойного антрепренера Свифти Лейзера.[16]) Однако даже сидя юный Гектор демонстрировал спортивную грацию, и хотя габаритности ему недоставало, на поле для регби он, надо думать, недурно бы себя показал: явно и быстр, и вынослив.

Свиттерс заказал «пивца янки» и себе, и молодые люди принялись светски толковать о том о сем – сперва о том, что день выдался на диво теплый, затем – о кибернетике. Свиттерс признался, что компьютером пользуется только в крайнем случае, быстроты ради; Гектора это изумило, потрясло и даже позабавило.

– На самом деле меня интересует пост-ньютонова внебиологическая гипотеза о том, что представители рода человеческого способны думать и действовать, используя кластеры электронов, иными словами – свет. Если первый акт эволюционной драмы состоял в переходе от света к материи и языку, тогда вполне логично, что в заключительном акте мы, так сказать, воссоединяемся с нашим фотонным прародителем. А какую роль в нашем светонаправляемом метаморфозе суждено сыграть языку, сиречь слову, – этот вопрос так и крутится пушистым зверьком в моем «беличьем колесе». Скажите, правда ли, что морская свинка родом из перуанских Анд?

– То есть в личных целях вы компом не пользуетесь?

– Еще как пользуюсь, приятель. Е-мейл – чертовски удобная штука, даже когда твою почту беззастенчиво взламывают – ну да это к делу не относится. Собственно, я имел в виду только то, что не собираюсь днями напролет заниматься неоргастическим сексом с компьютером или телевизором. Эти машины из тебя всю жизнь вытряхнут, если дать им хотя бы полшанса.

– Я-то торчу перед экраном по пять-шесть часов в день, – несколько пристыженно признался Гектор. – Но всегда радуюсь, когда выпадает возможность почитать хорошую книжку.

– Да ну? И что же вы читаете?

– Выискиваю романистов, чьи сочинения продиктованы интеллектом, а не неврозом.

– Ну, удачи вам. В наши дни таких днем с огнем не сыщешь.

Изнывающий от нетерпения официант в третий раз подрулил к их столику.

– Здесь недурно готовят мясо, – сообщил Гектор. – У вас какое любимое блюдо?

– Ягненок а-ля Роман Поланский,[17]– скорбно проговорил Свиттерс в пространство.

– Боюсь, такого в меню нет.

– Да ладно, что там. Это благоприобретенное.

Гектор Сумах с аппетитом расправлялся с мясным ассорти из жареного бычьего сердца и почек – за последние три года обучения в Майами он по этому блюду изрядно соскучился. Свиттерс же, несмотря на заявленное пристрастие к пирожкам с молодой баранинкой, питался главным образом рыбой с овощами, так что в отношении здешней кухни он, так сказать, поплыл против течения и заказал севиш,[18]опасливо в блюдо потыкав, поскольку, как и следовало ожидать, данный севиш был отнюдь не самым свежим.

Только за десертом – каждый взял себе по пудингу из кукурузной муки с фруктами – наконец перешли к делу. Сделав поспешный вывод о том, что Гектор отрекся от договоренности с Лэнгли в силу запоздалых сомнений по поводу незаконного вмешательства ЦРУ в латиноамериканские события (в частности, из-за отвратительного поведения агентов в Гватемале и Сальвадоре, не говоря уж о Кубе, Чили и Никарагуа), Свиттерс явился вооруженный подобающим ответом – аргументом, что никоим образом не оправдал бы и не осудил кровавые козни Лэнгли, зато убедил бы завербованного новичка в великой значимости и насущной необходимости его услуг. Увы, когда Гектор объяснил, почему передумал, оказалось, что причина кроется совершенно вином.

– Наши федеральные власти насквозь коррумпированы…

«И ваши, и любые другие», – подумал про себя Свиттерс, но отрицать очевидное не стал.

– …И хотя в настоящий момент я работаю в министерстве связи, я не могу их поддерживать. С другой стороны, «Sendero Luminoso» жестоки и своекорыстны, так что поддерживать революцию я тоже не могу. Ваша… как бы выразиться поделикатнее?

– Контора.

– Да, именно. Ваша контора заверила меня, что мне никогда не придется предавать мой народ и мою родину…

«Хе!» – подумал про себя Свиттерс, в чьей черепной коробке эхом отозвалось Маэстрино восклицание недоверия.

– …Так что особых политических возражений против подпольной работы на вашу контору у меня нет. Но, агент Свиттерс, я хочу быть абсолютно честен и с вами, и с вашим начальством: дело в том, что я лично в вашу контору ну никак не вписываюсь. Я – человек совершенно иного склада.

– Какого же?

– Ну-у… – Гектор стыдливо зарумянился и понизил голос до шепота. – Постыдная правда в том, что для меня смысл жизни – это секс, наркотики и рок-н-ролл.

В силу разнообразных недоразумений, свар на поле для регби, дорожных аварий и ситуаций профессионального риска у Свиттерса осталось лишь одиннадцать зубов – здоровых и целых. Полость его рта настолько напоминала зубной Стоунхендж, что он старался не улыбаться чересчур широко, опасаясь, как говаривал сам Свиттерс, привлечь друидов. Однако сейчас покаянное признание Гектора вызвало к жизни широченную, открытую усмешку, отредактировать которую не сумела бы никакая застенчивость – хотя многое из того, что могло бы из тайного стать явным, заслонял пудинг.

– Превосходно! – воскликнул Свиттерс. – Просто превосходно, Гектор!