📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгИсторическая прозаЭпоха Михаила Федоровича Романова - Дмитрий Иловайский

Эпоха Михаила Федоровича Романова - Дмитрий Иловайский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 95
Перейти на страницу:

Города с подобными жалобами на свое крайнее разорение от литовских людей и русских воров также посылали в Москву, прося льгот и всяких облегчений от податей и повинностей. Такие же жалобы встречаем и от некоторых монастырей. Поэтому с означенными требованиями правительство, естественно, обращалось по преимуществу в северо-восточные края, менее других пострадавшие в Смутное время. Между прочим, от царя и от Земской думы сборщики с таковыми грамотами были отправлены к известным солепромышленникам Строгановым в Сольвычегодск и в их городок Орел на Каме. Представителями этой семьи тогда были сыновья современников Ивана Грозного, т. е. трех братьев — Якова, Григория и Семена, — Максим Яковлевич, Никита Григорьевич, Андрей и Петр Семеновичи. Кроме требования добровольной жертвы, судя по грамотам, на них, так же как и на торговых людях вообще, причитались те казенные доходы, которые они не вносили в предыдущие смутные годы (невзирая на денежное вспомоществование Строгановых царю Василию Шуйскому). В 1614 г. в Москву доставлены были от Строгановых 3000 р.

Но собранные таким способом средства оказывались недостаточны. Поэтому в следующем 1615 г. указом государя и приговором Великой Земской думы «велено со всех городов Московского государства, со всех людей с животов сбирать служивым людям на жалованье деньги, пятая доля» (по-видимому, 20 % валового дохода). Это касалось, собственно, посадских, т. е. гостей, торговых и черных людей; а уездные люди, крестьяне, обложены по 120 руб. с сохи «живущей» или обрабатываемой (соха тут равняется приблизительно 800 четям или 400 десятинам). Сия «пятая деньга» собиралась с большою строгостью, т. е. с помощью «нещадного» правежа, и притом собиралась не товарами, а чистыми деньгами, и опять преимущественно в северо-восточных Приволжских и Прикамских местах. Только с восточных инородцев ясак взимался соболями и другими мехами. На долю помянутых четырех братьев Строгановых пришлось к прежним 3000 приплатить «пятинных денег» 13 800 руб. А в следующем 1616 году им предписывалось прислать полные 16 000 в Москву, где вручить их соборному старцу Дионисию Голицыну, чудовскому архимандриту Авраамию, богоявленскому игумену Симону, боярину князю Д. М. Пожарскому и дьяку Семену Головину. (Это был род финансовой комиссии, выбранной из своей среды Великою думою для сбора пятой деньги.) Но Великая дума сим не ограничилась, а в том же 1616 году, и даже в том же апреле месяце, особым приговором постановила взыскать со Строгановых еще 40 000 руб., в счет будущих с них «податей и пошлин». Приводим только те земские приговоры, которые дошли до нас; были, конечно, и другие о подобных же чрезвычайных сборах. Дело в том, что именно в это время, при продолжавшейся еще борьбе со шведами, война с Польшею получила неблагоприятный для нас оборот под Смоленском: поляки перешли в наступление. Стали ходить слухи о приготовлениях Владислава к походу. Московское правительство, с своей стороны, должно было напрягать силы и готовиться к отпору.

Для того чтобы собирать подати и пошлины, надобно было привести в известность наличное имущество жителей после московского разоренья. С этою целью из Москвы рассылались по областям дозорщики, которые проверяли имущество по писцовым и дозорным книгам. Но это дело пока не было упорядочено. Да и само главное население еще не вдруг, а постепенно входило в свою обычную колею при отбывании повинностей и налогов. Последние часто не вносились сполна; иногда встречалось даже открытое сопротивление, в том случае, когда царские воеводы и дьяки пытались выколачивать недочеты посредством правежа.

Вообще почти все в Московском государстве приходилось вновь устраивать или упорядочить, начиная с самого двора и правительства. Предыдущая Смутная эпоха при частой смене правительств, между прочим, произвела значительную путаницу в отношениях знатных фамилий между собою и к верховной власти. Одни фамилии пришли в упадок, захудали; другие, наоборот, выдвинулись, возвысились. Отсюда происходят беспрерывные местнические столкновения, и молодой государь вместе с Боярской думой постоянно должен был заниматься разбором родовых счетов (давать им «суд и счет»). Мы видели, как вредно отзывались счеты воевод на ратном деле. Но и при дворе по всякому поводу при приеме иностранных послов, при царском обеде, при наряде в рынды и т. д. боярин, окольничий, стольник, дворянин бьет челом, что ему с таким-то или ниже такого-то быть «невместно»; причем не слушает царского приказу. По разборе дела нередко таких местников присуждают посадить на известное время в тюрьму или бить батогами и выдать головою противнику. Но подобный местник честь своего рода ставил выше своей личности и терпеливо переносил наказание; а иначе, записанное в Разряд, назначенное ему место становилось предметом местнических ссылок на будущее время по отношению не только к нему самому, но и к его родственникам и потомству. Иногда только помогало объявленное от имени государя повеление в каком-либо случае «быть без мест», потому что на таковые случаи впоследствии не должны были ссылаться местники. Самые близкие родственники царя не избавлялись от подобных счетов; ибо свежа еще была память об отношениях Романовых к другим знатнейшим родам. Мы видели, что при короновании Михаила Феодоровича в июле 1613 г. даже тушинский боярин, князь Д. Т. Трубецкой не хотел быть меньше дяди государева Ивана Никитича Романова. В том же 1613 году в сентябре (а по сентябрьскому счету уже в 1614 г.) на праздник Рождества Преев. Богородицы государь позвал к своему столу князя Ф. И. Мстиславского, И. Н. Романова и князя Б. М. Лыкова, и тут князь Лыков бил челом, что ему «меньше быть» И. Н. Романова «невместно». На этот раз, впрочем, он послушался увещаний государя и «у стола был»; но в следующем апреле месяце на Вербное воскресенье, когда к царскому столу были позваны те же бояре, князь Лыков снова бил челом о том же и соглашался «сидеть ниже» и «к чаше ходить после» Романова только в том случае, если «государь укажет быти ему меньше Ивана Никитича по своему государеву родству» (а не по родовым счетам). Тогда и Романов, в свою очередь, бил челом на Лыкова, что он его своим челобитьем «обесчестил». Дело кончилось тем, что упрямый Лыков все-таки к царскому столу не поехал, и его выдали головою Ивану Никитичу.

Само собой разумеется, что знаменитый князь Д. М. Пожарский хотя и возвысился своими великими заслугами, но, как вышедший из захудалого рода, не мог избежать многих местнических столкновений. Уже при его пожаловании в бояре, как мы видели, думный дворянин Таврило Пушкин не хотел «стоять у сказки» ему боярства думным дьяком Сыдавным-Васильевым, но покорился распоряжению «быть без мест». А спустя несколько месяцев сам Пожарский отказался стоять у сказки, когда тот же дьяк Сыдавный-Васильев сказывал боярство Борису Михайловичу Салтыкову. Но этот Салтыков был тогда в числе самых властных лиц; он с своим меньшим братом Михаилом бил челом на Пожарского в бесчестии. На приведенные ими ссылки Пожарский ничего не отвечал; однако к сказке не пошел, а уехал домой и сказался больным. «Поговоря с боярами», государь велел, чтобы боярство сказывал дьяк один, а в Разряде записать, что сказано в присутствии Пожарского. Очевидно, Михаил Феодорович и Боярская дума желали пощадить знаменитого князя. Но Салтыков опять «ударил челом» государю на Пожарского в бесчестье. Дело снова обсуждалось в Боярской думе и кончилось тем, что князя Димитрия Михайловича привели на двор Б. М. Салтыкова и выдали головою.

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 95
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?