Друзская сага - Виталий Каплан

Мансуру припомнились нынешние неприятности, и он задумался.

— Что с тобой, папа? — поторопил, не выдержав, Амир.

— Есть вещи, которые нельзя рассказывать. Исполнится тебе пятнадцать лет — сам решишь, знать их, или нет. Даст Бог, станешь верующим друзом, тогда и познаешь тайны нашего народа. Твой папа сторонился религиозной жизни, поэтому ему дозволено знать о вере самую малость. Вполне вероятно, мои представления не совсем правда. Нам, горцам запрещено рассказывать о себе — не только чужакам, но и непосвящённым муахиддун. Тем, кто мало интересуется верой, лучше знать о ней поменьше. Дедушка, даже когда молится, не произносит ни звука, чтобы никто не услышал. Не положено слышать молитву ни мне, сыну его, ни тебе, внуку. Никому. Ладно, есть ещё удивительная история. О шейхе и волке. Хочешь?

— Давай… быстрее, — согласился Амир, пока отец не передумал.

— В далёкие времена в друзской деревне Шампс жил шейх аль-Кабир. Был он славным праведником, строго соблюдал законы, не брил бороды и усов. Держал пчелиные пасеки, мёд не продавал — лишь иногда обменивал на еду. Жил скромно, как и подобает истинному муахиддину.

Вообще то, аль-Кабир был настолько благочестивым, что не женился. Вовсе не потому, что никого не любил, как раз наоборот. Любил он всех жителей деревни от мала до велика. Но не хотел искушений. Находиться ближе к Богу и душой, и телом — вот что хотелось святой душе.

Любил людей шейх и уважал. И люди уважали и любили шейха. Идёт, бывало, праведник по деревне, мелюзга на дороге, примерно, такая, как ты, в пыли возится. Подойдёт, присядет рядом с ними в пыль и поведёт беседу. Серьёзную, будто со старцами. О делах, о здоровье спросит, благословит, заодно гостинцами одарит. Всегда, куда бы ни шёл аль-Кабир, в кармане медовые сладости водились.

Процветает деревня, где святой человек живёт. Едва неприятность у кого-нибудь, хоть духовная, хоть бытовая или телесная — сразу к шейху на поклон. Мудрец и научит, и рассудит, и вылечит. Что решит, так тому и быть. Рассказывают, какой-то феллах, землепашец, остался недоволен советом шейха и помчался в город к мирскому судье. Тот, выслушав бедняка, спросил, из какой он деревни. Узнав, что из Шампса, пристыдил: «Глупый ты феллах, в твоей деревне живёт великий шейх аль-Кабир. Возвращайся-ка к себе в Шампс и сходи к нему на поклон. Как рассудит, так и поступи».

Вернулся феллах в деревню, склонил голову перед шейхом, повинился. И стало так, как повелел благочестивый.

Прослышал как-то шейх, что супруги Ахмад и Зара живут в раздоре, да ещё разводиться надумали. Развод у нас, у муахиддун, самое недостойное дело. Понимаешь? Не принято это, хоть умри… Но не запрещено.

Отправился аль-Кабир в дом Ахмада и Зары. Встретили они шейха, как бесценного гостя. Не знали куда усадить, чем угостить. Кофе душистый заварили, сладости-фрукты на стол подали. Принял их заботу аль-Кабир, уважил хозяина с хозяйкой, кофе выпил, лакомства отведал, поблагодарил. И говорит Заре: «Сходила бы ты, женщина, к соседке на часок-другой, я пока с твоим мужем потолкую». Зара без лишних слов вышла.

Спросил старец Ахмад: «Правда ли, человек, что ты жену родителям возвратить хочешь?».

— Правда, шейх, на то единственная причина. Не может она детишек рожать, нужно мне взять другую.

— Любишь ли ты Зару, Ахмад?

— Безмерно люблю, шейх.

— Хорошая ли она жена? Заботится ли о тебе? Содержит ли дом в порядке? Готовит ли пищу для тебя?

— На все вопросы, мудрейший, у меня ответ — да.

Пригладил шейх седую бороду, крепко задумался. Когда же вернулась Зара, отослал Ахмада к соседу, стал ей задавать вопросы.

— Знаешь ли ты, Зара, почему муж тебя к родителям отправить желает?

— Знаю, шейх.

— Любишь ли ты мужа, заботишься ли о нём?

— Сильно люблю и забочусь. Так люблю, что больше всего на свете хочу его счастливым увидеть. Но точно знаю — не видать Ахмаду счастья без сына, или дочки.

Любит муж жену, но нет у него с ней счастья. Любит жена мужа, но не сможет подарить ему блаженство. Оттого несчастна, как и муж. Понял шейх, что с чистой душой готова жена уступить своё место плодоносной женщине, и благословил развод.

Мудрый шейх, мудрый и справедливый.

Добрый шейх, добрый и скромный.

Помогал людям незаметно, потому что муахиддун, хоть бедный, но гордый народ.

Есть у нас, сынок, три важных праздника. Первый — пророка Итро, тестя того самого Моисея, что возглавил исход евреев из Египта и после сорока лет скитаний в пустыне привёл их сюда, в Израиль. Помнишь, весной мы всей семьёй отправились на могилу Итро и после праздновали четыре дня подряд? Второй праздник — пророка Сабалана. Он был ярым праведником и подался из Египта в Хеврон, чтобы обратить язычников в истинную веру. Но Хеврониты возненавидели пророка и, пожелав убить, бросились за ним. Тогда произошло чудо — реки вышли из берегов и затопили земли вокруг горы, куда он взошёл. Пророк уцелел благодаря Божьей воле. Он прожил много лет и умер своей смертью. К гробнице Сабалана на вершине той самой горы ведёт дорога из нашей деревни. Третий праздник — пророка Эльхадера. Христиане называют его Ильёй-пророком, мусульмане — Ильясом. Нам, друзам, он появлялся разноликим. Иногда мы видим его, иногда — нет. Множество чудес он совершил, помогая слабым и страждущим. В день паломничества все друзы стремятся побывать у его могилы в Кфар-Ясифе…

— Я помню, помню, — вскричал Амир, — мы тогда ездили к нему!

— Верно, сын, скоро опять поедем, — согласился Мансур, — но разве тебе не хочется спать?

— Ещё расскажи капельку, ну с ноготок, — заупрямился мальчик.

— Договорились, — согласился отец и продолжил. — Ночи перед праздниками аль-Кабир не спал. Дождавшись, когда деревня уснёт, разносил бедным праздничные подарки. К двери клал корзину с мёдом, фруктами и хлебом. В те времена не было машин, вот и приходилось всю ночь ходить от дома к дому. Ему не впервой. Как-то среди дня прибежал к шейху его старинный приятель, десятилетний пацан Абдалла и позвал с порога: «Шейх, шейх, там такое… Шакур из рода Якубальдина хочет зарезать Самира из рода Фарида!».

— Так уж и зарезать, — скрыл улыбку в усы аль-Кабир.

— Пойдём быстрей, — потянул Абдалла шейха за рукав.

Благодаря шустрому мальчишке поспели вовремя. Шакур и Самир стояли друг против друга, каждый с крепко зажатым в руке ножом… с мой локоть.

Вскричал аль-Кабир: «Эн, дэн, дино, соф аль акатино»[11] — тут Мансур, услышав, что за дверью хихикнула Тафида, незаметно показал ей кулак и продолжил, — лишь только голос старца достиг ушей спорщиков, оба упали на колени, выронив клинки.