Увидеть Париж – и победить! - Андрей Ильин

Вроде ничего мужик. Подходящий. Но припугнуть его всё равно придется. Не теперь, после. После того как…

Вначале собрать дополнительную информацию.

Пообщаться с друзьями.

Повстречаться с семьей.

Поговорить с «кровниками».

А вот теперь можно.

– Снова вы?

– Я. Но уже не для болтовни. Уже по делу.

– Статью писать? Или шить?

– Нет. Вытащить вас с нар.

Зыркнул удивлённо. И снова закаменел.

– Вы что, господь бог?

– Считайте, что его наместник на этой конкретной «земле».

Не верит. Морщится.

– А зачем? Мне и здесь нормально.

– Вам – может быть. А семья? Сыновья ваши, Павел и Игорь, как они без вас? Они скучают.

Метнул быстрый взгляд.

– Откуда вы?

– Оттуда. В гостях у них был. Очень симпатичные пацаны – шустрые, начитанные. Вот письмо вам от них принес. Почитайте. – Протянул лист бумаги.

Подследственный недоверчиво взял письмо. Начал читать. И еще раз… Побледнел лицом.

– А теперь представьте, что с ними будет, если вас посадят лет на десять. А вас посадят. И когда Павел и Игорь подрастут, то ваши «кровники»…

Заходили желваки по лицу.

В больное место угодил «журналист». В самое!

Усмехнулся криво. Зло.

– Добренького изображаете? Типа желаете мне помочь?

– Не хочу, а уже помог. Вот купчая на приобретение дома. На имя вашей жены. Не здесь, в России. Там они будут в безопасности. Про этот адрес никто не знает. Завтра они уезжают на новое место жительства. Вот письмо от вашей жены. В нём она благодарит вас за заботу, за дом и что-то там личное – я не стал читать.

Майор недоверчиво и где-то даже испуганно взглянул на «журналиста».

– Зачем вам… это?

– Помочь ближнему – богоугодное дело. Тем более, что мы, в некотором роде, коллеги.

– Что я должен за это сделать?

– Многое. Или ничего. На ваше усмотрение.

– А если я откажусь, то…

– То ничего не случится. Ваша семья останется в этом доме. А вы, если сможете пережить заключение, приедете потом к ним. Но я предлагаю вам освободиться прямо сейчас.

– Зачем я нужен?

– Вы должны помочь в одном деле. Нет, это не криминал, это работа во благо государства. Нашего с вами.

– А если я теперь соглашусь, а после вас кину?

– Если кинете, то я сообщу ваш новый адрес вашим недругам, – спокойно ответил «журналист».

– Берёте семью в заложники?

– Не я, а вы, если надумаете нарушить условия сделки, от которой теперь можете отказаться. Или вы собираетесь предать? Нет? Тогда чего вам бояться?

– Что я должен буду делать?

– То, что умеете. Чему вас учили.

– Меня учили убивать…

– Не исключено.

– Можно подробнее?

– Все сказать не могу. Но намекну. Вы отправитесь в командировку в дальнюю страну, где предложите свои услуги.

– Кому?

«Журналист» пожал плечами.

– Хотел бы я это знать.

– Ловля зубастых щук на карася? А карась, выходит, я?

– Пусть будет так…

– А вы рыбак?

– Нет, тоже живец. Только чуть покрупнее.

– А если я…

– Всякое может быть… На этот случай вы положите на счет некоторую сумму денег, которую жена сможет снять. После того как… Еще вопросы?

– А не врете? А то все нынче кивают на государство, а набивают свой карман.

– Нет, не вру, – серьезно ответил «журналист». – Впрочем, вы сами сможете в этом убедиться. По характеру заданий. Ну что… По рукам?

– А как вы меня отсюда вытащите?

– За денежки. За твердую американскую валюту.

– Когда я должен дать ответ?

– Сейчас. Потому что если не вы, то мне придется искать кого-то еще.

* * *

Человек шел по улице. Ничего не нарушал, не заступал на проезжую часть, переходил дорогу только на «зеленый» и вообще он был человеком очень аккуратным и педантичным. Потому что был немец, а по профессии – бухгалтер. То есть законопослушный европеец в квадрате. Если не в кубе. Это его и подвело. Потому что из дома на службу он выходил строго в одно и тоже время и шел одним и тем же маршрутом, чтобы открыть дверь офиса ровно без трех минут девять и успеть зайти в свой кабинет. В девять ноль-ноль он приступал к работе, трудился без перекуров и разговоров до обеда, потом разворачивал принесенные с собой бутерброды, ел и снова работал до семнадцати ноль-ноль. В семнадцать ноль-ноль он вставал из-за стола, выключал компьютер и шел домой. И так тридцать лет. Потому что это и есть образец европейского счастья – работать на одном и том же месте до конца дней своих, будучи уверенным, что тебя не уволят. Это только странные русские всю жизнь мечутся, меняя место работы, пытаясь ухватить за хвост жар-птицу счастья, которая всегда на поверку оказывается драной бройлерной курицей. Но так, чтобы на одном месте, за одним и тем же столом или подле станка… нет, увольте… По собственному желанию. Лучше удавиться, чем такая, из конца в конец, тоскливая жизнь.

Вот и в этот раз, в семнадцать часов, человек вышел из офиса и отправился привычным маршрутом. В семнадцать десять он должен подойти к двери своего дома, тщательно вытереть о коврик обувь, хотя на тротуарах ни пылинки, подняться к себе, вымыть руки, поужинать и сесть смотреть телепередачу, которую двадцать лет смотрит. Потому что всё должно быть так – привычно и одинаково. Он должен заправляться на одной и той же заправке, на которой имеет скидку в полпроцента, покупать типовой набор продуктов в привычном супермаркете, ходить в одни и те же кафе и церковь, иметь счет и карточку в «своем» банке и отдыхать на курорте, который облюбовал раз и навсегда. И в этом упорядоченном, правильном и размеренном мире ему очень спокойно и уютно. Он так тридцать лет прожил и еще сорок намеревался.

Но что-то пошло не так.

Перейдя дорогу и шагая строго посреди тротуара, он вдруг заметил идущих ему навстречу двоих молодых людей. Которые что-то оживленно обсуждали и при этом жестикулировали. Что было неправильно, так как они заняли собой бóльшую часть тротуара и выражали свои эмоции на улице, при этом громко разговаривая, а это в высшей степени неприлично, так как ущемляет интересы других прохожих. По улице надо ходить молча, никому не мешая и уступая дорогу.

Человек шагнул ближе к дому, пропуская невоспитанную парочку. И парочка прошла мимо. Человек хотел пойти дальше, но тут с островерхой крыши дома сполз поддон с кирпичами. Сполз и снёс ограждение, которое на вид казалось довольно прочным. Поддон перевалился за срез крыши, продавил водосточный жёлоб и четыре десятка сложенных кирпичей посыпались дождём вниз. В секунду кирпичи грохнулись на тротуар, дробно забарабанив по брусчатке, раскололись на куски и отскочили на дорогу. Но несколько кирпичей обрушились на голову и плечи случайного прохожего, неосторожно приблизившегося к стене дома. Один кирпич ударил его точнёхонько в темечко и проломил череп, загнав обломки кости в мозг.