За сладкое приходится горько платить - Артем Черкизов

— Откуда ты все это знаешь? — Малыш успокоился лишь после того, как снова увидел впереди лимузин.

— О, таксистам да не знать, что в городе делается! — рассмеялся водитель. Вот тебя я в первый раз вижу. Приезжий? На каникулах, студент, заработать решил? С кем работаешь?

— Не «с кем», а «на кого». На себя!

Лимузин остановился возле гостиницы. Керим вышел и скрылся в подъезде.

— И что это он в такой дыре останавливается? — удивленно спросил Малыш, поправляя бейсбольную кепку, а заодно и очки, скрывавшие самую характерную его черту — раскосые глаза.

Гостиница, действительно, была не из шикарных, хотя и находилась в центре города и называлась «Центральная».

— По давней привычке, — объяснил таксист. — Керим у нас уже десять лет работает. Начинал с мелочевки, а потом, когда разрешили деньги делать официально, развернулся вовсю. Теперь первый человек. А когда-то на такси экономил. Но ты не обращай внимания на ободранный фасад, внутри, номера что надо, а тот, что Керим занимает, вообще класс, высший сорт, однажды девочек пьяных помогал оттуда выводить!

— А клопов там нет? — Малыш пытливо осматривал здание, прикидывая, что там может быть внутри, и как попасть туда, минуя центральный вход. Потом вспомнил парней-рэкетиров на рынке и поинтересовался:

— Вот ты говоришь, что таксисты знают все. Тогда ответь мне на такой вопрос: а рэкет разве этого туза не трогает?

— Ха, — таксист даже хлопнул в ладоши, — да Керим сам рэкет! Всех обирает! Даже с нас пытался драть, но потом понял, что себе дороже обойдется.

Малышу стало понятно все. Имя «Керим» он не раз слышал в клинике, теперь увидел главаря местных бандитов воочию. Махнул таксисту:

— Поехали обратно, спасибо за экскурсию.

— Слушай, что-то ты слишком умные для своего возраста вопросы задаешь, — таксист хитро посмотрел на Малыша в зеркало. — Тебя кто-то послал? Что, опять будет война? Кто-то решил наехать на Керима?

— Тебе же сказано: я сам по себе, — ответил Малыш.

— Не пудри мне мозги, сынок, — таксист остановил машину. — А что, если я сейчас сдам тебя людям Керима? Тут их, возле рынка, как собак нерезанных.

— Смотри, — Малыш взял литую, из оргстекла, фигурку черепахи, которая болталась перед лобовым стеклом. Фигурка была прочная, впору бить молотком. Малыш подбросил ее вверх и резко, с обеих сторон одновременно ударил ребрами ладоней — фигурка разлетелась, только брызнули осколки.

— Я тебе сломаю хребет одним ударом, понял? Если станешь болтать языком.

И, оставив изумленного таксиста сидеть с разинутым ртом, Малыш вышел из машины. Он был в приподнятом настроении: теперь у него имелась определенная цель. У Керима есть целая организация, которую надо использовать в своих целях. А для начала — как следует напугать туза. Чтобы он потом не слишком капризничал.

До утра Малыш мог себе позволить не появляться в клинике. Что ж, этим надо воспользоваться. «Сперва рынок, а вечером я схожу в тот ресторан, куда любит ходить Керим».

Он прошелся по рынку, выискивая знакомые лица. Наконец набрел на тех парней, которые собирали дань с мелких торговцев.

«Вот с их помощью и возьму его на испуг, — мысленно Малыш прикинул, куда бы заманить парней. — Рэкет его? Был его, станет мой!»

— Привет! — он подошел к таджику, которого еще с утра расспрашивал насчет Керима. — Что смотришь, не узнаешь, что ли?

Таджик испуганно смотрел на незнакомца, потом все-таки узнал Малыша и радостно заулыбался:

— Тебя не узнать. Час назад совсем грязный был, сейчас совсем красивый стал! А я думал, опять эти шайтаны за деньгами пришли! — таджик смачно сплюнул заложенный под язык насвай. — Совсем надоели, очень много берут, на следующий год больше сюда не приеду, совсем здесь плохо стало, невыгодно.

— Хочешь, чтобы они больше к тебе не приходили? — спросил Малыш.

— Что за глупости ты говоришь, — развел руками таджик. — Совсем несерьезно. Как это не придут? Так не бывает. Не они придут — другие придут, я первый год торгую, что ли? Пусть приходят, но берут пусть по-божески.

— Я и говорю, что с тебя станут брать по-божески, — уточнил Малыш. — Я тебе помогу.

— A-а, что ты можешь, ты еще совсем пацан, — таджик с сожалением посмотрел на Малыша.

Откуда ему было знать, что Малыш только выглядит подростком, а на деле он взрослый мужчина.

— Но ты же можешь передать им, что там, — Малыш кивнул в сторону огромного, заглубленного в землю погреба — когда-то в нем хранили мясо, а теперь он был полуразрушен и пустовал, — с ними хочет поговорить человек. Он, мол, сказал, что отныне платить все будут ему, а не им.

Таджик посмотрел на Малыша, как на больного, покачал головой.

— Ты сам не понимаешь, что говоришь, но раз просишь, я сделаю, пожалуйста. Только потом не говори, что это я виноват.

Таджик подошел к трем парням, которые лениво развалились на стульях, вынесенных из небольшого уличного кафе; перед каждым стояло по бутылке пива, лежало по начатому шампуру шашлыка. Он склонился к уху одного из них, что-то прошептал и кивнул в сторону погреба-холодильника. Парни озадаченно переглянулись, потом поднялись и с улыбочками двинулись в указанном направлении. Таджик, держась в десятке шагов, последовал за ними.

Между тем, Малыш уже поджидал парней. Он не готовил себе выгодную позицию, мысли его были об одном: надо сделать так, чтобы они от страха потеряли рассудок. Вспомнились слова одного циркача, работавшего с дикими зверями. Тот всегда говорил: «Надо быть жестоким, тогда тебя боятся, но надо быть и добрым, тогда тебя начинают уважать».

Малыш решил быть предельно жестоким. Он стоял посреди помещения, терпеливо поджидая, пока рэкетиры войдут во внутрь.

— Эй, малый, ты что, один здесь? — спросил у него первый из вошедших, недоуменно оглядывая голые стены.

— Я этого чернозадого таджика убью, — сказал другой. — От пива оторвал, гад!

— Слышь, ты, тут кто-нибудь был? — повторил вопрос первый, подходя к Малышу. — Ты что, онемел, что ли? Тебя спрашивают, огрызок!

И он замахнулся, чтобы дать Малышу подзатыльник. Тот перехватил руку и крутанул ее так, что звучный треск ломаемой кости смешался с ревом несчастного, который тут же потерял сознание от боли.

А Малыш сквозь стекла темных очков уже смотрел на второго рэкетира, который, онемев от неожиданности, наблюдал, как разделываются с его приятелем. Малыш не стал медлить, сделал шаг в сторону и нанес ему удар в живот сжатыми пятью пальцами — точно в прореху рубашки, где светилось тело. Это был особый удар, его применяли, когда хотели для противника мучительной и устрашающей смерти. Это был удар настолько стремительный, что мышечные ткани разошлись, и Малыш, погрузив пятерню в кишки, нагреб их в горсть и вытащил наружу. И лишь после этого отпустил жертву. Но не для того, чтобы дать бандиту упасть. За доли секунды он успел поймать раскачивающийся в воздухе ржавый крюк, на который в добрые времена цепляли мясные туши, и, сунув его в широко разинутый в крике рот, вонзил острие в нёбо. Потянул на себя переброшенную через блок веревку, и бедолага повис на крюке.