Я чувствую себя гораздо лучше, чем мои мертвые друзья - Вивиан Шока

Бланш делает глубокий вздох. Бессмысленно копаться в себе. Это ничего не даст. Она торопливо просовывает голову под руку спящего мужчины, чувствуя себя в безопасности под этой рукой, невольно обнимающей ее, несмотря на глубокий сон, к счастью для нее. Спрятаться от назойливых мыслей, скорее, Бланш умеет это делать очень хорошо.

* * *

Закрыв дверь комнаты, в которой проходят занятия творческой мастерской, она тут же испытывает желание отмахнуться от вертящейся вокруг нее фигурки, как от назойливой мухи.

«Я не понимаю, что вы говорите. И перестаньте мельтешить, у меня голова от вас кружится. Нет! Говорю же, я не хочу. Что, прямо сейчас? Это не может подождать? И что вы хотите нам рассказать? Я не понимаю. Незачем так кричать, я следую разработанной программе, не импровизирую на ходу!»

Как объяснить этой прыгающей птичке, что им нужно двигаться дальше, что нельзя нарушать намеченный план по щелчку пальцев, и потом, ради чего?

«Минуточку, Жанна, отпустите мою руку, ай! Зачем вы меня ущипнули? Я слышу, сюда идут остальные, вот Станислас, здравствуйте, садитесь. Ох, да не кричите вы так. Я не знаю, Габриэль, не знаю, что с ней. Прямо приспичило. Ладно. Так, внимание, мадам хочет нам сообщить что-то срочное. Я никогда не видела ее в таком состоянии. В любом случае придется ее выслушать, выбора у нас нет. Дамы, господа, Жанна нам сейчас расскажет нечто чрезвычайно важное».

Видеть эту робкую женщину столь возбужденной очень непривычно. Бланш тщетно пытается держать себя в руках, ее разбирает смех. Жанна-тихоня потребовала главную роль.

«Итак, Жанна, вы говорите, что решили пойти в библиотеку, стрелки ваших часов показывали одиннадцать, и небо было светлым. Когда? Вчера. Вы подумали, что достаточно будет накинуть легкую шаль поверх вашего платья, из темно-синего шелка, одного из ваших самых красивых платьев. Вы прошли до конца коридора, свернули за угол комнаты тридцать семь и вызвали лифт. Маленький тесный лифт, застекленный с трех сторон, решетчатая дверь которого закрывается автоматически. И она закрылась. Вы нажали на кнопку этажа с библиотекой. И лифт поехал. Но не так, как обычно? Он не стал подниматься по вертикали. Вы заметили, что из его крыши тянутся тросы, как у трамвая. И лифт поехал прямо… по горизонтали. Нет, мы вас внимательно слушаем. Не так ли?

Продолжайте, Жанна.

Вы не знаете как, но лифт преодолел стену и выбрался за пределы ограды. Он летел по воздуху. Прямо вперед, как кабинка подвесной дороги. Вы боялись пошевелиться, прильнув к стеклу. На потолке вы заметили две ручки и тут же в них вцепились. Лифт двигался дальше, плавно поднимаясь к облакам. Странно, но вы не испытывали страха. Ветра не было, кабина лишь слегка подрагивала. И вы увидели внизу, у вас под ногами, дом престарелых и парк, вы узнали банк и кафетерий.

Было очень интересно смотреть на это сверху. Мы – нет. Даже не представляем. Тише! Лифт набирает высоту, и все, что имело форму и объем, словно размывается. Пятна цветов и листвы. Теперь внизу все зеленое. Густые мазки, почти грубые, как на картине Вламинка[14]. Весь пейзаж под вашими ногами зеленого цвета. Потом вы, Жанна, закрываете глаза, на пять секунд, потому что солнце слишком яркое, и когда открываете их снова, все вокруг уже желтое. Все. Светящийся желтый цвет сияет внутри вас. Вы опять закрываете глаза, открываете. Деревья полыхают огнем, все стало красным. Ярко-алым! И тогда вы подумали, что нужно обязательно нам об этом рассказать. Да, вы подумали о нас, там, наверху. Это было так красиво. Вы были одна, но не испытывали страха. Вы подумали: „Такого не может быть: обитательница дома престарелых внутри тесной кабины лифта, летающего по воздуху. Но это происходит со мной, и я расскажу им все подробности. Они сильно удивятся“. От всех этих красок у вас немного кружится голова, колышущийся шелк платья обвивается вокруг ваших бедер, и это приятное ощущение. В кабине стало немного жарко, вы почувствовали, как над верхней губой выступило несколько капель пота.

Внизу под вашими ногами листва деревьев парка походила на мягкий пушистый мох. Вам хотелось нырнуть в него, но нельзя было поддаваться этому желанию, вы правы. Вы чувствовали легкое опьянение, неужели? Да, мы знаем, вы совсем не употребляете спиртного. Продолжайте. У вас в ушах звучат ноты, отдаваясь в висках. Ветерок у ваших бедер не утихает. Вам хочется снять с себя трусы. Надо же. Да, так не принято, но кому какое дело? Вы знаете, что вы одна наверху, в лифте, парящем над парком, и это легкое покачивание вам даже приятно. Ух! Лифт поднимается еще выше, тросы погружаются в голубоватые облака, в самую гущу пушистой ваты, ветерок продолжает ласкать ваши щеки, ваши бедра и все остальное. Вы закрываете глаза, Жанна, с замирающим сердцем, и, наконец, испытываете чувство восхитительного страха. Все стало совершенно другим, незнакомым, кроме музыки, звучащей у вас в ушах, ее вы знаете. Моцарт, концерт номер „двадцать три“, вторая часть. Это произведение очень нравилось вашему мужу. Иногда вечерами, после ужина, он просил вас сесть рядом с ним на диванчик, обитый бархатом, в вашем доме в Шату. Чтобы послушать концерт номер „двадцать три“. Адажио. До-ре-до-до-фа-ля-ля-си-соль… Вы не разговаривали. Под эту музыку невозможно разговаривать. Он брал вас за руку, как Габриэль берет за руку Од. Не извиняйтесь за слезы, Жанна, никто не обращает на них внимания. Не знаю, говорила ли я вам, какая вы хорошенькая.

Не волнуйтесь, у нас есть время. Муж держал вас за руку. И иногда забирался вам под платье, нежно касаясь пальцами этого места, между бедер. Где рождается наслаждение, как вы хорошо сказали. Грудь и сердце вздрагивали, кровь закипала.

Нет, мы все понимаем. Мы же не вчера родились.

И потом, внезапно в этом тесном лифте вы приходите в себя, потому что кабина спускается с облаков, и у вас под ногами вновь показывается земля, твердая земля, и маленький рынок возле дома престарелых, куда мы иногда ходим по воскресеньям. Вчера было не воскресенье? Ну и что. Овощи, фрукты, ягоды, дыни, вы все это видели. Чуть ниже вы вдруг узнали… Стана? Вы принялись кричать ему изо всех сил. Нет, Станислас утверждает, что ничего не слышал. Он категоричен, Жанна. Но это не страшно, продолжайте.

И вот перед вами показывается здание. Его крыша, этажи, все четче и четче. Вы вернулись. Лифт занял свое место в большом коридоре, вы разгладили складки на платье, поправили шаль. Решетчатая дверь открылась. Трусы остались лежать в кармане вашего платья. Вы не успели их надеть. Что, этот старый брюзга доктор Перес ждал лифта? И вы ничего ему не сказали? Но вы улыбнулись, подумав о том, какой его ждет сюрприз. С растрепанными волосами вы вышли из кабины, словно ничего не случилось.

Нет, Жанна, не похоже, чтобы ваши волосы растрепал ветер. Мы не видим. Давайте на этом остановимся».

* * *

Бесконечные речи директора на общем собрании в доме престарелых «Роз» ее задерживают. Она приходит к нему на свидание лишь поздней ночью. В комнате, уже пропитанной осенью, хочется сразу нырнуть в постель и вдохнуть запах чистых простыней, прижавшись к мужчине. Возбуждение Бланш постепенно утихает. Она сосредоточивается на своем дыхании. Старайся меньше шевелиться. Проходят минуты, час, ночь сгущается, и сладкая истома охватывает все ее тело, растекается по плечам, отяжелевшим рукам. Что ж, сегодня обойдемся без полета, останемся на земле, вместе. Существует нежность, не убивающая желание. Бланш втягивает живот, желая плотнее прижаться к спине мужчины, приподнимает укрывающую их простыню и кладет раскрытую ладонь на уснувший пенис. Она придвигает ближе свое лицо, упирается подбородком в ложбинку мужского плеча, словно крюком безопасности, и спустя мгновение без всякого опасения погружается в невесомость теплого тела, в полный света покой и, возможно, в самое волнующее чувственное ощущение на этой земле.