Легкий завтрак в тени Некрополя - Иржи Грошек

Античная эпитафия

Где начиналась моя история, я вам точно сказать не могу. Хотите – в Праге, хотите – в подсознании, хотите – на юге Франции, в департаменте Прованс, где «с ноября по март особенно дует мистраль…» Где «в небольших долинах стоят рядами маленькие круглые деревья с оливковой листвой, а на заднем плане – горы нежнейшего тона…»[3]

Если взглянуть на картины постимпрессионистов, например Поля Гогена или Винсента Ван Гога, то можно сказать, что Прованс за сто пятьдесят лет совсем не изменился. Те же пейзажи и впечатления, светло-коричневая почва и многочисленные виноградники, Альпы, маслины и, конечно, оливковое масло. Мой дедушка выращивал оливки, мой прадедушка выращивал оливки, я глотала их вместе с косточкой, потому что это – «полезно для желудка, мадемуазель Берта!..». Моим воспитанием занимались дядюшка, невозможная Валерия и стадо баранов, которое вечно блеяло под окнами… «Ме-ед, ме-е, у, зе-е-ель Бе-е-е-ерта! Не кида-а-айтесь камнями, пожа-а-а-алуйста!» По правде говоря, дядюшка намного чаще наказывал Валерию, чем меня. Я неоднократно замечала, как, улучив момент, дядюшка хлопал Валерию по попке без видимой на то причины. «Почему же Валерия не плачет и не обижается? – думала я, глядя на подобную несправедливость. – Лучше бы дядюшка отхлопал няню!» Но дядюшка имел претензии только к нашей Валерии – экономке и горничной в одном лице. «Вот видите, – сообщала я баранам, – к чему приводит непослушание!» Бараны жалобно блеяли…

Своего отца я никогда не видела и не знала, а мама умерла при странных, как мне тогда казалось, обстоятельствах. Умерла при появлении в нашем доме «маленького Брюта»… Я быстренько сопоставила эти факты и решила, что мамочка принципиально покинула нас, дабы не видеть это мерзкое чудовище. Маленький Брют постоянно верещал, как пожарная машина, которая приезжала тушить амбар в соседнем поместье. Да только машина приехала, ничего не потушила и уехала, а Брют остался. Расположился на втором этаже, в отдельной комнате, со своей кормилицей, от которой почему-то пахло сгоревшим амбаром… А через месяц, как мы похоронили маму, в доме появилась Валерия. Она мне понравилась больше маленького Брюта. Не верещала, а говорила приятным голосом и чем-то напоминала маму – такая же стройная и рассудительная. Она могла мне объяснить все что угодно – отчего льется дождь, когда грустно, почему протоптаны дорожки в ненужном направлении и поэтому приходится лазить через изгородь и рвать платье… Вдобавок от Валерии всегда приятно пахло; я потихоньку прокралась в ее комнату и как следует надушилась из разных флакончиков… Но не добилась подходящего результата. Даже бараны от меня отвернулись. «Больше не всегда значит лучше», – пояснила Валерия, и я запомнила эту истину, а несогласный дядюшка снова хлопнул Валерию по попке…

Наверное, Валерия все-таки рассердилась и решила отомстить моему дядюшке. Для чего в один прекрасный вечер взяла и переехала в его спальню. «Теперь она будет дергать дядюшку за усы, – намекнула я баранам. – Спокойной ночи!» И действительно, проползая на четвереньках по коридору, можно было слышать, как охает дядюшка за дверью. «Коварная Валерия наслаждается местью без зазрения совести!» Вначале по утрам я тщательно инспектировала дядюшкино лицо – усы были на месте. И даже попышнели с того самого времени, когда в его комнату переселилась Валерия. Усы стали закручиваться кверху, а раньше висели под носом, как спущенные подтяжки. Но месть «невозможной Валерии» продолжалась с неизменной регулярностью…

Маленький Брют тоже практиковался в развитии… И очень скоро кормилицу заменила няня, которая мешала мне жить. «Не тобой посеяно – не тебе топтать!» Няню интересовало – откуда у меня появились такие жизненные принципы? Невозможная Валерия хохотала… Так называл ее дядюшка. Если бы дядюшка скучно говорил, что Валерия – ангел, тогда бы я нашла другой пример для подражания. Но дядюшка в задумчивости наливал себе стаканчик красного вина, выпивал и аккуратно ставил пустой стаканчик на место… После чего дядюшку передергивало, он хлопал в ладоши и рычал: «Ы-ых, эта невозможная Валерия!» С таким азартом, с каким он больше ничего не делал. Спокойно жил, управлял имением, ухаживал за оливковыми деревьями… И вдруг – «Ы-ых, эта невозможная Валерия!» Как будто его осенило или подкрался к дядюшке бес и неожиданно ткнул дядюшку под ребро. Ну кто же устоит после такой рекомендации? Только не я… А няня маленького Брюта старалась подражать ангелам. Разговаривала со мною слащавым голосом и вся провонялась патокой. «Мадемуазель Берта! Немедленно вымойте руки и садитесь за стол!» А для чего же мыть руки, когда суп из тарелки берешь ложкой?.. Няня маленького Брюта закатывала свои круглые, как у барана, глазки и блеяла, что мыть руки перед едой «поло-о-ожено!» в гигиенических целях. Это я и сама знала. А вот что получится, если коснуться грязным пальцем супа? «Русская рулетка!» – моментально отвечала невозможная Валерия. И рассказывала про загадочную страну, где сидят за обеденным столом три медведя с заряженными револьверами. В каждом револьвере по одному микробу. Медведи целятся друг другу в лоб и нажимают на курок. Когда микроб вылетает – медведь падает. Когда не вылетает – сосет лапу. «Зачем они это делают?» – в ужасе спрашивала я. «Потому что у них нет супа, – поясняла Валерия. – А ты вымой руки и ешь!» И мой вопрос был полностью исчерпан. Но подспудно у меня всегда возникало желание сыграть с медведями в русскую рулетку… Это желание рисковать поселилось во мне навсегда. Поставить что-нибудь на карту, собственную жизнь или тарелку супа, и стреляться с медведями. Ведь как-то глупо просто сидеть и сосать лапу?..

Няня маленького Брюта вмешивалась в мою личную жизнь только на глазах у дядюшки. Ей платили за должность, а на самом деле я училась в «школе» у невозможной Валерии. Как держаться с мужчинами, как не держаться с мужчинами и когда им позволить… Разумеется, я перешла от теории к практике намного позже. А пока посещала этот женский университет – очно, когда Валерия мне что-нибудь говорила, и заочно, когда я сама догадывалась… Каждое утро Валерия присаживалась на пуфик перед зеркалом, чтобы «придать себе божеский вид». Для какой надобности бесу божеский вид – первый урок Валерии. Дядюшка покидал спальню с рассветом – «как и положено всем мужчинам». Он спускался вниз, где наша кухарка подавала ему первый завтрак. Дядюшка шумно пил кофе, тщательно пережевывал пищу – наблюдать за ним было неинтересно. Валерия вставала не раньше, чем за дядюшкой закрывалась входная дверь. «Ты уже здесь, невозможная мадемуазель Берта?» – Валерия окрывала глаза. Она передразнивала дядюшку и признание от самой Валерии, что мы обе – «не-воз-мож-ные!», тешило мое самолюбие. Наблюдая за Валерией, я могла заглянуть в свое будущее, когда стану взрослой и похожей на эту невозможную женщину не только внутренне, но и внешне. «А вдруг не вырастут?» – сомневалась я. «Вырастут-вырастут! – хохотала Валерия, поочередно трогая указательным пальцем предметы моего беспокойства. – Пык-пык, – говорила Валерия, – такие же, как у меня!» Она оказалась удивительно права, как будто существовала форма Валерии, в которой отливаются такие, как я…

Когда Валерия присаживалась на пуфик перед зеркалом, я занимала «места в партере». Пьеса называлась «Туалет Валерии» и состояла из двух актов – макияжа и переодевания. Валерия никогда не забывала о «зрителях», играла свою роль блестяще, не сутулилась, не расплывалась по пуфику, а «держала ровно спинку», как воздушная, но деревянная виолончель. Округлости Валерии напоминали мне этот музыкальный инструмент, только без смычка. «Женщина должна выглядеть как нечто среднее между скрипкой и контрабасом. И намурлыкать подходящую… музыкальную партию». Про «смычок» я узнала позднее… А пока мы обсуждали с Валерией, что я как флейта-пикколо, и для наглядности Валерия демонстрировала свой указательный палец. «Худющая, как свистулька!» Но не дай мне боже превратиться в большой оркестровый барабан, наподобие кормилицы маленького Брюта. «Хотя для всякого инструмента найдется свой любитель, – щебетала Валерия, – но все приятные мужчины – заядлые виолончелисты… О-ох заядлые!» Музыкальные способности этих мужчин меня мало интересовали, но если Валерия говорит, что нужно быть виолончелью, я тресну, но буду… «Все вещи, за исключением трусиков, необходимо снимать и надевать через голову!» Мне казалось, что это крайне неудобно. Если юбка слетает с меня, как только расстегнешь молнию, падает на пол, как парашют, то зачем пыхтеть, и задирать руки, и тащить эту юбку себе на голову, где она непременно застрянет, и ходить как привидение, потому что ничего не видно. «А чулки?» – ехидно спрашивала я. «Мадемуазель Берта, не будьте дурочкой! – хохотала Валерия. – А чулки мы нацепим на голову всем мужчинам!» О-ох уж эти капризные мужчины, думала я, все ради них приходится делать шиворот-навыворот. И юбку снимать не по-человечески, и попку пудрить.