Противостояние - Стивен Кинг

– Может быть, ты и прав. Последнюю пару недель я стыдила только себя. А теперь, Джесс, ты ведешь себя как типичный студент. Если на тебя нападет грабитель с ножом, ты и ему устроишь семинар.

– Ради Бога!

– Выбери другой вариант.

– Нет. Ты уже все обдумала. Может быть, и мне нужно время на размышления.

– Ладно. Тебя не затруднит отвезти нас обратно к стоянке? Я тебя высажу и займусь кое-какими делами.

Он удивленно уставился на нее:

– Фрэнни, я на велосипеде приехал сюда из Портленда. Снял номер в загородном мотеле. Мы же собирались провести уик-энд вместе.

– В твоем номере мотеля. Нет, Джесс. Ситуация изменилась. Ты просто садишься на свой велосипед и отправляешься обратно в Портленд. Дашь мне знать, когда какие-нибудь мысли придут тебе в голову. Можешь не торопиться.

– Прекрати издеваться надо мной, Фрэнни!

– Нет, Джесс, это ты надо мной издевался! – фыркнула она во внезапном, яростном приступе злобы, и вот тут он легонько ударил ее по щеке.

А затем, ошеломленный, вытаращился на нее:

– Прости меня, Фрэн.

– Прощаю, – бесстрастно ответила она. – Поехали.

По пути к автомобильной стоянке у городского пляжа они молчали. Фрэнни сидела, сложив руки на коленях, наблюдая, как синие клочки океана мелькают между коттеджами, построенными чуть западнее волнолома. «Они похожи на многоквартирные дома в трущобных районах, – думала она. – Кому они принадлежат, эти строения, отгородившиеся ставнями от лета, которое официально начинается менее чем через неделю? Профессорам Массачусетского технологического института? Бостонским врачам? Нью-йоркским адвокатам? А ведь их размеры ничем не примечательны – настоящие поместья на побережье принадлежат людям, состояния которых измеряются семи– и восьмизначными числами. Но когда владельцы приедут сюда, самый низкий айкью на Прибрежной улице будет у Гаса, сторожа автостоянки. Дети будут кататься на десятискоростных велосипедах, как у Джесси, есть с родителями лобстеров, посещать театр Оганкуита, прогуливаться в теплых летних сумерках по Главной улице, пытаясь сойти за местных». Фрэнни выискивала всплески синего между налезающими друг на друга домами, отдавая себе отчет, что ее глаза вновь затуманены пленкой слез. Маленьким белым плачущим облачком.

Они приехали на стоянку, и Гас помахал им. Они помахали ему в ответ.

– Извини, что ударил тебя, – сказал Джесси глухо. – Я не хотел.

– Знаю. Ты возвращаешься в Портленд?

– На ночь я останусь здесь и позвоню тебе утром. Принимать решение должна ты, Фрэн. Если ты решишь делать аборт, я наскребу денег.

– Это сознательный каламбур?

– Нет, совсем нет. – Он подался к ней и целомудренно поцеловал. – Я люблю тебя, Фрэн.

«Я не верю тебе, – подумала она. – Я нисколько не верю тебе сейчас… но принимаю твои слова благосклонно. Это вполне в моих силах».

– Хорошо, – ровным голосом ответила она.

– Мотель «Маяк». Позвони, если захочешь.

– Ладно. – Она пересела за руль и внезапно почувствовала, как сильно устала. Прикушенный язык ужасно болел.

Он подошел к велосипеду, зацепленному за металлический поручень, повернулся к ней:

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты позвонила.

Она деланно улыбнулась:

– Посмотрим. Пока, Джесс.

Фрэнни завела двигатель, развернулась и поехала по стоянке в сторону шоссе, которое тянулось вдоль побережья. Она видела Джесси, все еще стоявшего рядом с велосипедом на фоне океана, и второй раз за этот день мысленно обвинила его в том, что он точно знает, как выглядит со стороны. Но на этот раз ощутила не раздражение, а легкую грусть. Она ехала, гадая, сможет ли когда-нибудь воспринимать океан так же, как раньше, прежде чем все это произошло. Язык по-прежнему болел. Фрэн опустила боковое стекло пониже и сплюнула. На этот раз прозрачной слюной. Воздух пропитывал соленый запах океана, запах горьких слез.

Норм Бруэтт проснулся в четверть одиннадцатого утра. Его разбудила ссора детей за окном и музыка кантри, доносившаяся из радиоприемника на кухне.

Он подошел к двери во двор, как был, в мешковатых трусах и майке, и заорал:

– Мелюзга, а ну заткнулись немедленно!

На мгновение воцарилась тишина. Люк и Бобби обернулись, оторвавшись от старого ржавого грузовичка, из-за которого ссорились. Всякий раз, когда Норм смотрел на детей, его словно раздирало надвое. Сердце ныло от того, что его дети ходят в обносках, полученных в подарок от Армии спасения, наподобие тех, какие носили дети ниггеров в восточной части Арнетта. Но в то же время Норма захлестывал ужасный, исступленный гнев, требовавший, чтобы он большими шагами вышел из дома и избил сыновей до полусмерти.

– Да, папочка, – тихо ответил девятилетний Люк.

– Да, папочка, – эхом отозвался Бобби, которому пошел восьмой годик.

Норм задержался на мгновение, не отрывая от них глаз. Потом захлопнул дверь и нерешительно оглядел груду снятой вчера одежды. Она лежала у изножья продавленной двуспальной кровати, где он ее и бросил.

«Грязная сука! – пронеслось у него в голове. – Не могла даже повесить мою одежку!»

– Лайла! – завопил он.

Ответа не последовало. Норм подумал о том, чтобы вновь распахнуть дверь и спросить Люка, куда, на хрен, она ушла. Продукты и товары первой необходимости сегодня не раздавали, а если Лайла опять поехала на биржу труда в Брейнтри, значит, она еще большая дура, чем он думал.

Но спрашивать детей Норм не стал. Он чувствовал себя разбитым, и его не отпускала тошнотворная, пульсирующая головная боль. Состояние напоминало похмелье, однако вчера он выпил только три банки пива у Хэпа. И эта чертовски неприятная история. Мертвые женщина и ребенок в машине, мужчина, Кэмпион, который умер по пути в больницу. К тому времени, когда Хэп вернулся, на заправке успели побывать и дорожный патруль, и аварийный тягач, и труповозка из Брейнтри. Вик Полфри дал показания от имени всех пятерых. Владелец похоронного бюро, он же окружной коронер, отказался делать предположения о том, что могло убить этих людей.

– Но это не холера. И не пугайте людей подобными россказнями. Будет вскрытие, и вы обо всем прочтете в газете.

«Паршивый слизняк», – подумал Норм, медленно одеваясь во вчерашнее. Головная боль все нарастала, грозя свалить с ног. Да уж, деткам лучше бы помолчать, а не то не обойдется без сломанных рук и выбитых зубов. Ну почему, на хрен, они не могут ходить в школу круглый год?

Он поразмыслил над тем, стоит ли заправлять рубашку в штаны, решил, что вряд ли президент заглянет сегодня к ним на огонек, и шаркающей походкой, в носках, поплелся на кухню. Яркие лучи солнца, бьющие в восточные окна, заставили его сощуриться.