Ренуар - Паскаль Бонафу

Это «несмотря ни на что» огорчало, содержа намёк на то, что формирование Ренуара как художника ещё далеко от завершения… А значит, придётся продолжать занятия у Глейра… 20 января 1864 года Базиль написал отцу: «Месье Глейр серьёзно болен, кажется, ему угрожает потеря зрения. Все его ученики очень огорчены, так как относились к нему с любовью». Глейр пострадал от последствий офтальмологической инфекции, перенесённой им ещё в 1837 году в Египте, в Хартуме, из которого он вернулся почти в состоянии агонии. Ренуар больше ничему не мог научиться у Глейра. Оставаться в его мастерской имело не больше смысла, чем добиваться выставления своих работ в Салоне. «Очень приятно быть принятым в Салон. Но это произошло со мной по недоразумению. Я уже предчувствовал, что официальные круги обернутся против нас». Настало время разобраться в недоразумении.

В начале 1865 года, когда родители перебрались жить в городок Виль-д’Авре под Парижем, Ренуар поселился на авеню Эйло в доме 43. Но вскоре ему пришлось снова переехать, и на этот раз его приютил Сислей на авеню Нойи в доме 31. А Моне, по приглашению Базиля, стал жить в его мастерской на улице Висконти. Разделявшее Ренуара и Моне расстояние никак не повлияло на связывавшие их узы дружбы. Они по-прежнему постоянно встречались как в Париже, так и в других местах.

Особенно часто они приезжали в Марлотт, а также неоднократно встречались в Шайи-ан-Бьер. Эти деревушки, расположенные в лесах Фонтенбло, позволяли им держаться на дистанции от Барбизона, ставшего столицей пейзажной живописи. С 1849 года, когда в Париже свирепствовала эпидемия холеры, Добиньи, Жак, Дюпре, Милле, покинув столицу, обосновались в Барбизоне. Сюда также приезжали писать пейзажи Теодор Руссо и Камиль Коро. А в Шайи, окружённой лесом, в двух километрах от Барбизона, можно было не опасаться встречи на каждом шагу с поклонниками Милле или Руссо. Единственным недостатком Шайи была вынужденная необходимость останавливаться в трактире папаши Ганна, лишённом всякого комфорта. Тем не менее даже Делакруа, Курбе или Домье тоже порой проживали в нём. Братья Гонкуры, познакомившиеся с этой местностью при работе над романом «Манетт Саломон», отмечали в своём дневнике 20 октября 1865 года: «Нам действительно потребовались мужество и любовь к нашему роману, чтобы жить здесь, в этой отвратительной гостинице, лишённой всяких удобств, и терпеть окружение художников. В комнатах не было огня. За столом, где эти бездари по окончании обеда поглощали сыр грюйер, царила печаль, смешанная со зловещей меланхолией». Сислей, побывавший здесь в 1861 году, поспешил отсоветовать Моне посещать это место.

В апреле 1865 года художник Жюль ле Кер приобрел дом в Марлотт. После того как в 1863 году его жена умерла во время родов, он забросил архитектуру. В 33 года он не хотел ничего делать — только рисовать. Он мог рассчитывать на поддержку отца, успешно занимавшегося строительным делом. Париж уже в течение нескольких лет представлял собой огромную стройку, что позволяло надеяться на постоянный доход и в ближайшие годы.

В Марлотт трактир матушки Антони играл ту же роль, что и трактир папаши Ганна в Шайи и, по мнению братьев Гонкуров, был не более привлекательным. 28 июля 1863 года они описали это заведение в своём дневнике: «Дом “загажен” художниками, подоконники превращены в палитры; на штукатурке всюду следы от рук художников, словно они вытирали руки о стены. Из бильярдного зала мы заглянули в столовую, всю расписанную карикатурами на персонажей Мюрже». Анри Мюрже, автор книги «Сцены из жизни богемы», опубликованной в 1851 году, умер в Марлотт двумя годами ранее, в конце января 1861 года. Это ещё больше усилило отвращение Гонкуров: «Мюрже! Антони! Эта смерть и трактир — всё это кажется взаимосвязанным. Теперь Марлотт с её фальшивыми художниками и фальшивыми Мими кажется поставленной под защиту святого Мюрже! Несостоятельная память о нём витает здесь во вкусе абсента».

Ренуар не разделяет чувств Гонкуров. К тому же деревня окружена лесом; где можно найти столько замечательных живописных «мотивов». И он пишет, иногда подражая Курбе. Выбрав «мотив», он буквально застывает перед ним, долгое время оставаясь практически неподвижным — настолько, что его окружают лани и олени: «Они постоянно были за моей спиной, иногда подталкивая меня мордой, дышали мне в шею. Порой они вынуждали меня сердиться… Позволите ли вы мне, наконец, писать или нет?»

В 1865 году две картины Ренуара были приняты жюри Салона. В каталоге они носили номера 1802 и 1803. Это были «Портрет Уильяма Сислея», отца Альфреда, и пейзаж «Летний вечер». Но они не привлекли внимания ни критиков, ни любителей живописи. Напротив, Моне был замечен. В статье «Автограф в Салоне 1865 года и в мастерских», появившейся 24 июня, один из его друзей заявил: «Моне, неизвестный ещё вчера, сразу завоевал себе репутацию единственной картиной». (Трудно сказать, была ли это «Коса в Ла Эв при отливе» или «Устье Сены в Онфлере», но это неважно.) Окрылённый успехом Клод решил снова отправиться в Шайи, чтобы приступить к работе над большой картиной. Возможно, он предлагал Ренуару присоединиться к нему, чтобы воочию наблюдать тот необычайный свет на берегах Ла-Манша, на который обратил его внимание Буден и который оценили критики в его холстах.

Третьего июля Ренуар написал Базилю: «Дорогой друг, Анри Сислей, юный Гранж, с которым ты познакомился во время нашего обеда, и я отправляемся в четверг в путешествие на паруснике. Мы собираемся смотреть регату в Гавре. Мы намерены оставаться там дней десять, всё это будет стоить примерно 50 франков. Если ты захочешь присоединиться к нам, это доставит мне огромное удовольствие. У нас есть ещё одно место на паруснике. Я беру с собой коробку с красками, чтобы сделать наброски тех мест, которые мне понравятся. Я надеюсь, это может быть приятным путешествием». Но Базиль не последовал приглашению.

Итак, Ренуар отправился с «Анри» Сислеем и «юным Гранжем». Анри — это имя, которым Альфред Сислей называл себя тогда в каталогах. Юный Гранж — молодой натурщик из мастерской Мане. Путешествие длилось около десяти дней. Хотя питались они очень скромно, Ренуару приходилось тратить пять франков в день. Поэтому продлить это удовольствие не было возможности. Но даже это непродолжительное время, проведённое с друзьями, позволило Ренуару понять, что именно сближает их: «Мы объединились, потому что верили в одно и то же и предпочитали скорее умереть с голоду, чем отречься от этого (отступить)».

Вернувшись в Марлотт, Ренуар встречается с Моне, который приступил к новому огромному полотну «Завтрак на траве». Базиль не особенно охотно согласился, в конце концов, приехать из Парижа и позировать для нескольких мужских фигур. А весной уже Моне, сам того не желая, стал моделью для Базиля. То ли снаряд дискобола, то ли шар игрока в кегли случайно попал в ногу Моне, повредив её, в результате чего он был вынужден несколько дней оставаться в постели в номере гостиницы «Золотой лев». Этого было достаточно для Базиля, чтобы написать «Импровизированный госпиталь».

Визит Курбе, пожелавшего посмотреть, на что способен этот Моне, привлек в Шайи Ренуара. В то время он восхищался Курбе. «Как прекрасны его “Девушки на берегу Сены”». С годами Огюст постепенно охладел к Курбе, но в то время пытался подражать ему, используя его технические приемы, в частности шпатель. Незадолго до этого он также написал шпателем картину «Молодой человек, прогуливающийся в лесу Фонтенбло с собаками». «Этим молодым мужчиной был один из моих друзей, художник Лe Кер. Картина была написана в манере Курбе, в виде исключения, так как эта манера мне не подходила».