Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Михаил Март

— Вы ошибаетесь, следователь, — покачал головой Качмарэк. — Пятнадцать человек из диверсионного отряда, сражавшегося в горах с эсесовцами, остались живы, я их знаю лично. Если бы кто-то из вас побывал на Докучаевском лесоповале, он мог бы с ними познакомиться. Так что свою награду они нашли и получили.

— Отряд для чего? — спросил Чалый. — Вы сказали, что из нас хотят сделать отряд?

— Война кончилась, солдаты не нужны. Если кому-то понадобились выносливые люди, чьими жизнями не жаль пожертвовать ради высоких целей, то почему бы не использовать зеков?

— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Кистень.

— Мы смертники. Человеческая жизнь ничего не стоит. Зеки мрут тысячами. Одним больше, одним меньше. Нас собрали здесь не для освобождения. Думаю, что место, куда нас забросят, тоже не имеет лазеек для побега. Гадать не буду, сами скоро все узнаем. Хочу сказать одно: каждый из нас должен стать поддержкой для соседа. Вместе мы сила. Серьезная сила. Хотите выжить, держитесь друг друга. Если перегрыземся, подохнут все.

— Может, любезный Матвей Макарыч, для вашей лекции нас и перестали запирать? — спросил князь Пенжинский.

— И то верно, — согласился Герасим Лебеда, — нас хотят познакомить, создать команду. Запертые одиночки людей не сближают. Спасибо им за заботу.

— О чем это говорит? — снова заговорил Родион Чалый. — О том, что задание трудное и тот, кто задумал его, вовсе не хочет нас погубить на первом этапе. Мы должны довести дело до конца, как те штрафники.

— Если мы одно дело доведем до конца, то и со вторым справимся, — добавил Важняк.

— Это с каким же? — спросил молодой одессит Грюнталь по прозвищу Огонек.

— Выживем, а не погибнем, Огонек, тебе еще рано думать о смерти. Мало выжить, надо спастись и выйти на свободу. Я в это верю. И если вы поверите, то так оно и будет.

В течение минуты все молчали, потом неторопливо стали разбредаться по своим камерам. Уходя, Шабанов глянул на Качмарэка, но в этом взгляде уже не было ненависти.

Кондрат Масоха, наблюдавший за картиной с темной лестничной клетки через смотровое окошко, облегченно вздохнул и похлопал автоматчика по плечу. Двое охранников стояли возле дверей с оружием, готовые в любую минуту ворваться в коридор.

— Обошлось, ребятки. Не зря я дал ручательство генералу, хватило им разума договориться друг с другом.

— Камеры запереть, товарищ старший лейтенант?

— Оставь, старшина. И больше не запирай, пусть гуляют. Запирать будешь перед приходом доктора или Елизаветы Степановны, женщинам знать обстановку необязательно.

— Слушаюсь. Масоха пошел вниз.

Кашмарик

Его привели в кабинет под руки. И не потому что били, а по причине голода и усталости. Молодой человек в очках, высокий, очень симпатичный, вовсе не походил на военного, несмотря на мундир капитана, который на нем сидел, как костюм от парижского портного. Доходягу пристроили на стул, конвой вышел.

— Нам удобней разговаривать без свидетелей, — сказал офицер.

— Солдаты так же хорошо говорят по-русски, как и вы? Или вы русский? — спросил арестованный.

— Герман фон Штраус, потомственный дворянин из Баварии. Только не путайте меня с австрийским композитором. А вас как прикажете величать?

— Очень просто — Андрей Костинский.

— Украинец, поляк?

— Говорю по-польски, по-украински, знаю немецкий, русский — родной.

— Да вы полиглот!

— Родился во Львове, учился в Москве, женат на русской, жил в Ленинграде, Киеве, Одессе, Минске. Литературный критик. Переводил Гейне на русский и польский.

— Так вы же должны были работать в НКВД, такие люди им очень нужны.

— Биография подкачала — отец из дворян, мать попадья.

— Прекрасная легенда для разведчика. И уверен, что проверки подтвердят вашу легенду. Одна неувязочка. Вы попали в плен вместе с партизанским отрядом, а партизан мы расстреливаем без разбирательств.

— Но вы их допрашиваете. Многие начинают говорить. Спросите у них обо мне, они вам расскажут. На партизан мы наткнулись в лесу после побега из села Галушки. Там сейчас красные, которые вас вытеснили из него. Знаете, о чем я говорю?

— Имею представление. Как вы, городской человек, попали в такую дыру?

— Прятались с женой от войны у ее родителей. Я скрывался от призыва в армию. Отца и мать арестовали чекисты. Когда вы с русскими поделили Польшу и отдали им Львов, из иностранца я превратился в гражданина. В то время я учился в Московском университете, обошлось.

— И что же в деревне Галушки?

— Пришли немцы, расстреляли полдеревни, до меня очередь не дошла, загорелись амбары с зерном, тушили все вместе. Вашим солдатам нужен был хлеб. Нас пощадили. Я помню майора с одним глазом — черная повязка на лице. Он меня допрашивал и мне поверил. Прошло чуть больше месяца, он должен помнить. По его мнению, я не похож ни на разведчика, ни на партизана. Так мне удалось избежать первого расстрела. Не прошло и суток, как в деревню вошли красные. Ночью. Стрельба длилась недолго, потом всех выгнали на улицу, женщин отпустили, мужиков согнали в сельскую баню. Если немцы нас не расстреляли, значит, мы предатели. Разборку отложили на утро, видно, слишком много шнапса и самогонки нашли, праздновали победу. Моя жена сообразила, если напьются, начнут косить без разбора. Вытащила она меня и еще троих из бани через трубу с помощью веревки от колодца. Ушли мы в лес, под звуки «Катюши», я говорю о песне, доносившейся из окон изб. Так я избежал второго расстрела. Трое суток мотались по лесу, пока не наткнулись на партизанскую засаду. Эти нас расстреливать не стали: народа мало, обозов много, сгодились как тягловая сила. У них уцелело только три лошади. Через три дня вы нас накрыли. Цифра три меня преследует на каждом шагу.

— Для разведчика схема довольно сложная, господин Костинский. Одноглазого майора я знаю, троих деревенских мужиков, бежавших с вами из бани, мы допросим и проверим. Да и жена ваша у нас. Это так?

— Нас вместе взяли, но разъединили, я за нее очень беспокоюсь, гер капитан.

— Любите жену?

— Как же не любить, мы недавно женаты.

— В Москву вернуться хотите?

— Я же дезертир, меня к стенке поставят.

— В Германии вас тоже поставили бы к стенке молодчики из гестапо за уклонение от призыва в армию.

— Но вы же не из гестапо? Они носят черную форму.

— Большое заблуждение. Полевая форма у всех серая. Петлицы черные, это верно. Из войск СС только танковая дивизия «Черная голова» воюет в черной форме, да и в Берлине вы увидите черную форму лишь на парадах. Она себя плохо зарекомендовала, и офицеры СС предпочитают ходить в сером обмундировании, хотят быть ближе к армии. Это ваши карикатуристы изображают всех немцев в черной форме, им врезались в память кадры из документальных фильмов 30-х годов. Все меняется, друг мой. Вижу, вы неглупый человек, я могу сохранить вам жизнь, и вашей жене, разумеется. Хотите работать в разведшколе Абвера?