Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино - Михаил Март

Генерал встал с лавки, на которой спал под своим кожаным пальто, достал из шкафа штоф с самогонкой и два стакана.

— Выпей, согрейся. Слякоть хуже мороза, насморк подцепишь. Офицер немного растерялся, пить водку с начальником Дальстроя ему еще не приходилось.

— Спасибо, Василий Кузьмич, не откажусь.

— Ты ничему не удивляйся, Слава, мы начинаем игры по кремлевским правилам. Не с тем изяществом, разумеется, нам до них далеко, но и мы не лыком шиты.

— Мое дело выполнять, товарищ генерал.

— Ладно, садись и докладывай. Голованов разложил карту.

— Муратов неплохо поколдовал над приборами. Топливная стрелка лежит на отметке «полный».

— Ты проследил количество залитого керосина?

— И не только я. Капитан Муратов присутствовал при зарядке заправщика. Вы ему разрешили.

— Все верно. По-другому нельзя. Он вел расчеты.

— Приборная панель «Ту-4» очень сложная, к ней трудно подобраться. С одной стороны, это хорошо, во время полета никто не полезет устранять недостатки, с другой — мало возможностей для маневра. Капитан Муратов сбил навигационные приборы на ноль шесть градусов, пилоты за штурвалом этого не заметят. Топлива хватит на две тысячи восемьсот шестьдесят километров. Покрыв это расстояние, самолет отклонится от курса на триста семьдесят километров к северу от своего коридора. В этом есть некоторый риск, самолет может находиться в поле видимости радиорадаров Красноярска или Новосибирска, если протянет чуть дальше. Когда он исчезнет с радаров, нетрудно будет определить место падения, приблизительно это произойдет здесь. — Подполковник указал отмеченную точку.

Белограй внимательно изучал карту Голованова.

— Ай да Вася, ай да Муратов. Схимичил, мудрец. Мне он дал совершенно другие координаты. Вот только старого лиса Белограя нелегко обдурить. Доверяй, но проверяй.

— Зачем ему это нужно, Василий Кузьмич?

— Видишь ли, Слава, он знает, что я его проверить не смогу, меня к тому времени на свете не будет. Шутка! Самолет начнут искать по тем координатам, которые дал мне он. И не найдут. Один Муратов будет знать настоящее место падения.

— Какой смысл?

— Если бы ты знал, какой груз повезут на борту бомбардировщика, то все понял бы. Но ты и так слишком много знаешь.

— Кто много знает, тот мало живет.

— Ты проживешь долго, подполковник, я тебя берегу. В моем хозяйстве ты лучший пилот. Оно и понятно, испытывал самолеты и показывал свое мастерство в небе над Тушино, радуя глаз великого вождя.

— За то и сослан на Колыму. Машина была слишком сырой, коряво летала, плохо слушалась, а я промолчал.

— Конструктора пожалел?

— Мне оправдаться проще, чем ему. Сталин сослал меня на Колыму как неумеху летному делу учиться в условиях севера. Даже в звании не понизил, а талантливого конструктора загнал бы на рудники как вредителя. Так что я ни о чем не жалею.

— Не прогадал. Здесь ты целее будешь. Через неделю все, кто был со мной связан по работе, попадут под репрессии. В том числе и мой личный экипаж. Лес рубят — щепки летят. Тебя обойдут стороной, к моим делам подполковник Голованов не имел никакого отношения. Помяни мое слово, вождь одной ногой в могиле. Его не станет, и мир переменится. По-другому быть не может. Ты еще вернешься в Москву и будешь летать на парадах в Тушино.

Голованов пожал плечами. Белограй понял по его взгляду — этот парень давно уже не верит сказкам.

— Ну ладно, Слава. Что тебе удалось сделать?

— Я изменил градус в навигации, Василий Кузьмич. Стрелки очень чувствительные, реагируют резко. Луч рассеялся на тысячу километров. Самолет упадет здесь.

Подполковник поставил крест на карте.

— Слишком далеко.

— По-другому не получилось. На тысячу километров севернее Красноярска, плюс-минус тридцать-сорок километров. Места неизученные, карта приблизительная. Возможно, в тех местах не ступала нога человека. Карта составлялась с воздуха, есть непонятные обозначения, такие, как эта красная зигзагообразная линия. Реки обозначаются голубой линией. Тут многое непонятно. Названий нет, есть пронумерованные квадраты.

— Что мы можем изменить?

— Уже ничего.

— Летчики могут определить свое местонахождение в воздухе?

— До Хабаровска долетят без особых отклонений. Это главное. Я видел их карты, они не отличаются от наших, составленных во время войны, когда американцы присылали нам самолеты по ленд-лизу. В министерстве авиации помешаны на секретности. Мы вокруг себя видим только шпионов и вредителей, летаем вслепую, а точнее, старыми маршрутами. Сегодняшние радиолокаторы работают в радиусе двухсот-трехсот километров. Приходится летать по цепочке между крупными городами. Над дикой Сибирью вы самолетов не увидите, воздушные коридоры проложены над Транссибом, чтобы оставаться в поле зрения земли.

— При отклонении от маршрута пилоты теряют связь?

— А они на нее не выходят. Рейс засекречен. Летчики не знают времени вылета. Оно зависит от вашего приказа. Полагаться будут на приборы.

— Они же не слепые, видят, над чем летят.

— Шестьдесят процентов пути пройдут над Сибирью. Тайга однообразна. С учетом высоты, оптимальной для полета, будут лететь над облаками, земля не сможет служить ориентиром.

— Экспедицию надо десантировать в этом районе. — Голованов указал карандашом на карту и поставил крестик. — Здесь можно сплавиться по реке. После спасения летчикам надо идти на север, к морю, там легкопроходимая тундра, можно достать оленей у поморов или кочевников. Выберутся.

Белограй сел на лавку, разлил самогон и выпил стакан залпом. Помолчав, глянул на пилота:

— Ты что же, Вячеслав, считаешь, что летчики выживут?

— Уверен, Василий Кузьмич.

— Мотивируй.

— Вы мне дали цифры, по которым я делал расчеты — потолок высоты, крейсерская скорость, вес груза. Я исходил из ваших данных. При грузоподъемности самолета в пятнадцать тонн, вы грузите только три. Размах крыльев бомбардировщика превышает сорок метров. Надо вычесть топливо, которое кончится во время полета. Три тонны для такой машины — не вес. Опытный пилот сумеет спланировать, крыло позволяет. В штопор он точно не войдет, тайга смягчит удар, это не взлетная полоса, сбреет макушки деревьев и повиснет на ветвях, как елочная игрушка.

— Фантастика!

— Люди могут покалечиться, но не разбиться, ремни удержат их на месте. Взрыва не произойдет, так как баки пусты. У экипажа есть шансы выжить. Чем больше опыта, тем больше шансов.

— Опыта хватит. За штурвалом летчик-испытатель КБ, лучше его никто не знает новый самолет.

— В таком случае, можете о них не беспокоиться.

— Твои расчеты верны?