Счастье по Аристотелю - Эдит Холл

Задолго до того, как благодаря фрейдовскому психоанализу люди стали относиться к примитивным, бессознательным стремлениям как к естественным, а не предосудительным, и до того, как психиатр из штата Огайо Хью Миссилдайн в книге «Ребенок из прошлого внутри вас» (Your Inner Child of the Past, 1963) призвал нас всех этого внутреннего ребенка принять, Аристотель доказывал, что счастье несовместимо с самоуничижением. Тот, кто не уважает себя и не верит в собственную основополагающую порядочность, не способен проникнуться добрыми чувствами даже к самому себе, не говоря уже о других. Насквозь порочный или преступный тип ненавидит не только окружающих, но и себя, и Аристотель добирается до глубинных причин этого неприятия. В отличие от большинства религий и других этических концепций, аристотелевская этика на удивление снисходительна к безнравственным людям, поскольку Аристотелю они кажутся глубоко несчастными. Безнравственного человека всегда раздирают противоречия. Он поступает так, как ему приятнее, но на каком-то уровне сознает, что погоня за удовольствием ради удовольствия к счастью не приводит. Точно в таком же раздоре с собой находятся те, кто понимает, как поступить правильно, однако не делают этого из «лени или трусости».

При дворе македонского царя, безжалостного Филиппа II, Аристотель успел насмотреться на мучения его жен, наложниц и приспешников, вечно интригующих друг против друга и грызущихся за место поближе к трону. Он видел преступников, которые, отняв немало чужих жизней, в конце концов сводили счеты со своей. Наблюдал, как «порочные ищут, с кем вместе провести время, поскольку наедине с собою они вспоминают много отвратительного в прошлом и в будущем ожидают того же, но с другими людьми они забываются». Подлецы, не выносящие собственного общества, «не делят с самими собою ни радости, ни горя, потому что в их душе разлад». Их словно разрывает на части. Наслаждение результатом исполненной прихоти мимолетно, а «вскоре после человек все-таки страдает от того, что получил удовольствие, и хотел бы, чтобы этого удовольствия у него не было». Лев Толстой, хорошо знавший древнегреческую литературу и философию, рассуждает совсем по-аристотелевски, когда пишет в «Анне Карениной» (1877), что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Аристотель утверждал, что «благо просто, дурное же многолико; и тот, кто благ, всегда подобен сам себе и не переменяет нрава, плохой же человек и неблагоразумный сам на себя не похож с утра до вечера». Никто и никогда не анализировал лучше него многообразие психологических терзаний, на которые обрекает себя порочный человек из-за собственной непоследовательности.

Аристотель родился в зажиточной и, судя по всему, любящей семье, в свободном самоуправляемом полисе, в прекраснейшем краю между морем и лесистыми горами. Я думаю, что идеей счастья как последовательной деятельности на благо общества Аристотель во многом обязан своим детским впечатлениям. Преданным сыном родного города он оставался и в зрелом возрасте. В 348 г. до н. э. Филипп Македонский завоевал Стагиру, разрушил часть зданий и поработил всех уцелевших жителей, но затем, вняв мольбам Аристотеля, согласился восстановить разрушенное и вернуть жителям свободу. В центре города сохранились остатки крытой мраморной колоннады с длинной скамьей, где собирались обсуждать государственные дела свободные жители самоуправляемой Стагиры – в том числе и отец Аристотеля.

Я соглашусь с философом, что ребенок не может быть счастливым в полном смысле слова, поскольку еще не набрал достаточного жизненного опыта и слишком падок на немедленное вознаграждение, поэтому не способен мыслить с прицелом на будущее. По этой же причине я сочувствую подросткам – к финансовой и эмоциональной нестабильности у них добавляется больший простор для случайных несчастий, чем у человека зрелого или пожилого. Единственный совет – быть верным себе и сохранять постоянство, чтобы психика не была «подобна хамелеону или шаткой постройке», как образно выражается Аристотель.

Самая серьезная угроза для счастья – обычные невзгоды. В «Евдемовой этике» Аристотель не одну страницу посвящает взаимоотношениям нашего внутреннего «я» как носителя нравственной ответственности (способного определять наши поступки и выстраивать судьбу) и банального невезения, которое никак от нас не зависит. Излюбленный пример, на который Аристотель ссылается, описывая человека, подвергшегося череде неудач, – Приам. Правитель благословенной цветущей Трои, отец 50 детей, он теряет при вторжении греков оба своих царства и всех сыновей, а сам умирает бесславной смертью на алтаре собственного города. Такой участи он совершенно не заслужил. Я же в качестве примера привожу Сонали Дераниягала, преподавательницу экономики из Лондонского университета, лишившуюся обоих детей, родителей и мужа, когда в 2004 г. на Шри-Ланку обрушилось цунами. Ее непреходящее горе не поддается описанию. Она неверующая и говорит, что лишь благодаря дисциплинированному и целенаправленному сосредоточенному воспоминанию (абсолютно аристотелевский прием) сумела как-то выжить и ценой невероятных психологических усилий в конце концов восстановить хотя бы часть себя прежней. Весь этот трагический опыт она излагает в блестяще написанных мемуарах, изданных в 2013 г. под названием «Волна» (Wave). Это очень поучительно. Незначительное везение, как говорит Аристотель, «не оказывает на жизнь решающего влияния ‹…› а важные и многочисленные неблагоприятные случаи стесняют и омрачают блаженство, ибо и приносят страдание, и препятствуют многим деятельностям».

Тем не менее Сонали Дераниягала продолжает жить, встречается с друзьями, вернулась к работе и даже иногда смеется. Аристотель подтвердил бы, что это действительно возможно – пройти через невыносимое несчастье и все равно стремиться к прекрасной жизни: «Однако и при таких обстоятельствах нравственная красота продолжает сиять, коль скоро человек терпеливо переносит многочисленные и великие несчастья – и не от черствости, а по присущему ему благородству и величию души». В этом смысле аристотелевский императив – идти к счастью во что бы то ни стало – учение глубоко оптимистичное.

Старинную греческую поговорку, которая гласит, что счастливым человек может называться лишь после смерти, часто повторял Солон – афинский политический деятель и один из «семи мудрецов» Древней Греции. Как-то раз ему довелось побывать у баснословно богатого лидийского царя Креза, и тот потребовал, чтобы Солон признал его счастливейшим человеком на свете. Однако Солон, к негодованию Креза, назвал счастливейшим простого афинянина по имени Телл, который прожил долгую жизнь, дождался появления внуков и не имел несчастья их хоронить, сам же погиб геройски, сражаясь за любимую родину. Солон подразумевал, что беда может случиться с человеком когда угодно, поэтому оценивать, насколько счастливо ему жилось, имеет смысл только после кончины. Слова его оказались пророческими: Крез вскоре потерял сына, жена его совершила самоубийство, а царство было завоевано персами. Аристотель отзывается о принципе Солона с одобрением, поскольку он требует задумываться о будущем и о том, как справиться с возможными препятствиями и невзгодами.

Совет Солона «взирать на кончину» не теряет актуальности. Неважно, кто вы – подросток, только начинающий планировать дальнейшую жизнь; специалист, переживающий кризис среднего возраста, или пенсионер, намеревающийся прожить оставшиеся годы с полной отдачей. Никому из нас не хочется на смертном одре терзаться чувством вины или тоской о мечте, которую мы попросту не решились осуществить. В 2012 г. Бронни Уэр, медсестра паллиативного отделения, через которое прошло множество людей на последних неделях жизни, опубликовала щемящий рассказ о самых распространенных сожалениях, которыми с ней делились[14]. Они поразительным образом перекликаются с описаниями жизненных ловушек, против которых Аристотель предостерегает тех, кто соберется сам ковать свое счастье. Люди говорят: «Жаль, что я не мог позволить себе быть счастливее», тем самым признавая, что они так или иначе упустили имевшуюся у них возможность стать самодостаточными и сознательно стремиться к счастью. Они сокрушаются, что недостаточно усердно работали над дружбой (одна из важнейших составляющих счастья у Аристотеля). Но самый частый повод для сожаления: «У меня не хватило мужества быть собой, а не повиноваться чужим ожиданиям».