Счастье по Аристотелю - Эдит Холл

Аристотель первым в мире начал писать книги, в которых искал ответы на вопрос «Как мне поступить?». До него никто, даже Платон, не рассматривал эту проблему в отрыве от высоких материй вроде религии или политики. Крупных работ в этой области у Аристотеля две – это «Никомахова этика», посвященная, судя по всему, его сыну Никомаху, и «Евдемова этика», названная в честь его друга Евдема, который мог редактировать изначальную рукопись. Сам Аристотель эти заглавия вряд ли знал и употреблял, хотя в «Политике» он ссылается на предшествующие сочинения о «характере», называя их Ethika (от древнегреч. ethos – «характер»). «Евдемова этика», вероятно, написана раньше «Никомаховой», а затем частично переработана под влиянием последней. Оба великих труда построены примерно одинаково. Вначале разбор основополагающего понятия eudaimonia, затем переход к природе добродетели в общем (arete) и отдельных добродетелей (aretai), которые человеку необходимо культивировать в себе, если ему хочется жить хорошо, процветать и быть счастливым. Помимо этого, в «Этиках» рассматриваются дружба и удовольствие, а также, вкратце, соотношение человеческого и божественного. Существует еще третье сочинение, менее пространное, разъясняющее идеи Аристотеля, но, возможно, принадлежащее кому-то из его последователей. Называется оно, вопреки своей вторичности и краткости, «Большая этика» (Magna Moralia).

В «Этиках» Аристотеля почти нет единых правил на все случаи жизни и общих наставлений. Никаких жестких формул и моральных кодексов. Намерение всегда одно – улучшить жизнь, развернуть ее к благополучию, однако этический контекст для каждого решения будет свой и потребует индивидуального анализа и реакции. Предположим, двое ваших подчиненных прикарманивают деньги из кассы, но одна делает это, чтобы прокормить детей, и в конце месяца возвращает взятое, а у другого – наркотическая зависимость. Аристотель не отрицал важность общих принципов, однако, если не принимать во внимание конкретные обстоятельства, на одних общих принципах зачастую можно уехать не туда. Поэтому некоторые последователи Аристотеля называют себя этическими партикуляристами – «учитывающими частности», – отрицая существование единых нравственных законов. Любая ситуация и дилемма требуют подробного анализа всех деталей, потому что в этических вопросах дьявол нередко кроется в мелочах.

Аристотель знает, что некоторые люди не способны или не готовы к такому гибкому и при этом принципиальному подходу. Он разъясняет, что зрелость моральная не тождественна зрелости биологической, поскольку кто-то и в юности достигает необыкновенных духовных высот, а кто-то и к старости не успевает повзрослеть. Однако при этом Аристотель отмечает, что чрезмерное подавление чувств тоже не способствует хорошей жизни – очень современная, «фрейдистская» концепция. Не уделяя внимания своим эмоциональным реакциям и естественным склонностям, человек точно так же уменьшает вероятность достичь благой цели, как и отказываясь развивать способности к нравственному суждению. В «Никомаховой этике» Аристотель предполагает, что разум и эмоции – это не диаметральная противоположность, «они нераздельны, как выпуклость и вогнутость окружности».

Обращает он внимание и на то, что многие подменяют конструктивные блага, о которых он в действительности ведет речь, удовольствиями, богатством, славой. Уязвимость этих жизненных целей в том, что они сильно зависят от прихотей судьбы, тогда как более социально конструктивным целям ее превратности не страшны. Если ваша цель – богатство, а вы все никак не разбогатеете или вдруг разоритесь по воле случая, то счастье, которое называется eudaimonia, так и останется для вас недостижимым.

Тем не менее осознанно нравственный образ жизни дается не всем. Аристотель делит людей, добивающихся той или иной цели, на три категории. Первых интересуют лишь те блага, которые приносят физическое наслаждение: таких людей он уподобляет скотине, с прискорбием сообщая, что и среди выдающихся членов общества немало найдется тех, кто печется лишь о телесном удовольствии. В пример он приводит мифического ассирийского царя Сарданапала, чьим девизом было «Ешь, пей, забавляйся, все остальное не стоит и щелчка». Аристотель не отрицал важности физического наслаждения как ориентира в том, что есть благо, для всех животных. Однако для человеческого существа оно полезно постольку, поскольку может служить проводником к счастью, само по себе счастьем не являясь. Вторую категорию составляют деятельные люди, занятые на общественном или политическом поприще. Их цель – слава, почет, признание. Беда в том, что первостепенно для них именно признание, а не добродетельность. Им важны почести, а не причины их воздаяния. А вот третью категорию составляют люди, которые видят своей целью познавать мир и насыщать разум. Отсутствие движения к этой цели гораздо сложнее объяснить чем-то неподвластным нам, например волей случая. Она не требует признания окружающих. Она зависит только от вас и неразрывно связана с самодостаточностью.

Самодостаточность, или умение полагаться на себя (autarkeia), – ключевой элемент аристотелевской концепции добродетельной и, следовательно, счастливой жизни. Термин этот часто встречается в экономическом контексте: автаркическим или самодостаточным называют финансово независимого человека, не нуждающегося в денежной помощи. Финансовая независимость влечет за собой независимость моральную, поскольку избавляет от необходимости кому-то угождать или подчиняться. Для Аристотеля эта составляющая важнее. Правильная жизнь требует способности действовать как независимая морально ответственная личность, не связанная в своих целенаправленных решениях долгом перед другими людьми. Адекватный доход может играть важную роль для свободы добродетельной жизни и стремления к счастью. Однако в этом случае человек, желающий быть счастливым, сам отвечает за то, чтобы найти в своем характере необходимые ресурсы. В завершающей части «Никомаховой этики» Аристотель пишет, что самодостаточность, прежде всего, связана с созерцательной деятельностью, поскольку не требует участия других. Но даже здесь Аристотель уточняет, что и мудрецу, пусть он и способен философствовать в одиночку, «лучше иметь сподвижников». Если вы намереваетесь достичь счастья посредством справедливого обращения, нужно, чтобы было с кем справедливо обращаться.

Эта уступка резко отличает аристотелевскую идею от других древних философских учений, проповедовавших изоляцию, отшельничество, уход от взаимоотношений и мирских забот. У Аристотеля самодостаточного человека дружба только обогащает. Он открыто полемизирует с теми философами, которые доказывают, что живущий правильно в друзьях не нуждается. Если существуют некие безусловные ценности вроде дружбы, присущие «внешней» жизни, зачем же счастливому человеку себе в них отказывать? Да, он сможет обойтись без них, если к тому вынудят обстоятельства, но зачем делать это намеренно?

Таким образом, к счастью можно идти сообща, вместе с друзьями. А вот и еще одна хорошая новость: чтобы достичь личного совершенства, не обязательно обладать «природной склонностью» к правильной и добродетельной жизни. В Книге третьей «Никомаховой этики» Аристотель последовательно опровергает доводы тех, кто утверждает, будто человек рождается добродетельным или порочным. Взять на себя ответственность за собственное счастье и решить жить правильно можно на любом этапе нравственного развития. Более того, в Книге девятой «Никомаховой этики» он подчеркивает, что желающие жить правильно и обращаться с другими справедливо непременно должны полюбить себя. Тех, кто вырос в строгой религиозной семье, постоянно слыша о греховности и необходимости каяться перед Господом, этот аристотелевский призыв зачастую очень воодушевляет.