Счастье с третьей попытки - Галина Владимировна Романова

– Не знаю! – приложил обе руки к впалой груди Коля. – Даже не видал ничего.

– Как же ты увидишь, если в гаражах шмонался?

– Так я вернулся потом. Рожу Устинова срисовал еще неделю назад. Чего мне его хата? Я бы увидал его на улице и…

– Ой, что-то темнишь ты, Хилый.

Рогов встал с места и тяжело шагнул вперед, из-за постоянных тренировок и стероидов он плохо двигался. Стремительно лишь соображал и стрелял, причем без промаха.

Выбросил правую руку вперед, поймал Колю за воротник, потянул на себя.

– Если узнаю, что ты приложился к этой бабе, кишки намотаю уже я тебе, Коленька.

– Мамой клянусь! Мамой… – заныл Хилый.

Ему было неудобно так стоять, поясницу простреливало, и Рогову, конечно же, хотелось бы, чтобы он упал на колени. Он бы и упал, если бы потом смог подняться. Болело же все. Особенно теперь, когда он надорвался.

– Не трогал я ее, Стас! Клянусь, не трогал!

– Смотри… – Рогов оторвал крепкие пальцы от его воротника, брезгливо поморщился, осмотрев их на свет. Вытер о штаны. И проговорил, возвращаясь на место, за стол: – Мусора лают, следачку-то обнесли.

– Как это?! – Морщинистое лицо Хилого вытянулось и побледнело, насколько это вообще было возможно при его синюшном цвете щек. – Как это обнесли?!

– Цацки сняли, телефон забрали, кошелек, ксиву… Ты, Хилый, мне скажи, пока еще не поздно… Ты точно не при делах? – И два страшных глаза впились Коленьке прямо в душу.

– Ты что, Стас? – просипел Хилый, от страха лишившись голоса. – Стал бы я со жмура цацки снимать?! Я… Я бы побрезговал.

– Ишь ты, а раньше не брезговал. Ладно, ступай, Хилый. И помни… За неделю не найдешь свидетеля, которого просрал… – Рогов мелко захихикал, – кишки выну я из тебя. Долго стану тянуть… Очень долго! Все, вали отсюда!

Хилый, пятясь, нашел костлявым задом дверь, толкнул ее, вышел, дверь закрыл и тут же без сил привалился лбом к стене, обитой декоративным пластиком под плитку.

Господи, спасибо тебе! Спасибо, что дал ему передышку! Что не позволил этому кубику, как он про себя называл Рогова, вынуть из него душу. Тот на подобные дела был мастером. Спасибо, что не позволил прострелить ему колени. Куда бы он безногий? Кому нужен? Это у свидетеля сбежавшего сестрица имеется и пара племянников. У него-то никого! Он один. Один на один со своими сроками, болезнями, страхами. И…

И со своими удачами.

То, что вчера ему удалось обшманать мертвую бабу и разжиться золотишком, часами и денежками, он счел удачей.

Вчера…

Сегодня он счел это происками дьявола. Сегодня, когда Рогов выедал ему душу своими мерзкими глазенками, он понял, что это не было удачей. Он влип!

Но кто же знал, что эта баба следователь Усова?! Кто знал?! Просто он увидал, как ее убили. Увидал, как она падает в кусты. Как ее туда затаскивают поглубже. Дождался, когда ее убийца свалит. Еще чуть посидел, понаблюдал. Убийца оттащил ее подальше от глаз в самые заросли. Уже там, в кустах, Коля надел шерстяные перчатки, у него руки постоянно мерзли, он их не для дела в кармане таскал, а от холода. И… И снял с нее все. И в сумке пошарил. Решил, что это неплохая компенсация за его потерянный бумажник. Урод! Как он мог так вляпаться! А все из-за того скота, что его бумажник стянул. Все из-за него! Ну, ничего, он его вычислит. Он точно его вычислит. Прямо сейчас наведается в те гаражи, понаблюдает, если надо, расспросит.

Хотя с этим нужно бы осторожнее. Его там пока никто не срисовал. Он осторожно передвигался и в гаражах и по двору. Зря носа не показывал. Ну, ничего. Он умеет наблюдать. И вычислит воришку на раз. А там уже можно будет и сбежавшим свидетелем заняться. А потом и постараться золотишко пристроить, что с бабы снял. Есть у него один надежный скупщик, есть. Ни за что не сдаст его, ни за что…

Харламов хмуро смотрел на Незнамова.

– Значит, никаких билетов не было им куплено?

– Нет, Вадик. Ни самолетом, ни поездом Устинов Сергей Ильич не уезжал никуда. Если только автостопом или автобусом. Но телефон, я тебе уже говорил…

– Помню я, – отмахнулся Харламов.

Потер ладонями щеки, ему все время казалось, что у него отмерзает лицо. Мертвеет кожа, немеют губы. После каждой новости, что приносил ему Валера Незнамов, врываясь в кабинет, становилось все хуже и хуже. После того как Валера сообщил, что все звонки Устиновым совершались из их региона, что ни в какой Питер тот не уезжал, он понял, что банально попался на бандитскую удочку. Что его просто поимели! А Лариса…

Лариса погибла из-за него. Из-за его непрофессиональных действий. Он должен был проверить этого Устинова. Должен! А не проверил! Обрадовался удаче и… она погибла. Из-за него!

– В общем так, Валера, дело архиважное. Если этот телефон вдруг себя проявит, сразу сообщай. – Харламов достал из сейфа оружие, сунул в кобуру. – Звони, понял?!

– Так точно, товарищ капитан, все понял, – кивнул Незнамов и исчез за дверью.

Незнамов все понял, а Харламов не очень. Что-то точило и не нравилось в этой причастности Устинова к убийству. Что-то неправильно было, как-то переиграно.

Ладно, решил он, выбегая под осенний дождь на улицу, надо с чего-то начинать. Вот он и начнет с опроса жильцов дома того подъезда, где проживал этот самый Устинов. А для начала он навестит его квартиру. Без понятых! Потом уже, если обнаружит там что-то интересное, сообщит в отдел, который занимался убийством Ларисы. Тогда уже будут и понятые.

Где? Где она пробыла столько времени, не обнаружив Устинова дома? Или все же встреча состоялась? И этот мужик нагло соврал ему? А почему нет! Если он соврал про свой отъезд, что мешало ему соврать о том, что их встреча не состоялась?

Мало кто из жильцов подъезда, где проживал Устинов, оказался дома. По большей части Харламову приходилось слушать затихающее в пустых квартирах эхо дверных звонков. На первом этаже дома оказалась пожилая женщина, сообщившая ему, сурово сдвинув брови, что не наблюдает за соседями. Никогда не имела, мол, такой привычки, и не собирается ей изменять.

– Нашли моду, искать виноватых! – зло фыркнула она, кутаясь в теплую кофту с растянутыми до коленок рукавами. – Чуть что у них случится, сразу по соседям! Я приличный человек и за соседями не наблюдаю! К Верке ступайте, она на четвертом живет в сороковой квартире. Та, тварь, все про всех знает. И к Сереге не раз навязывалась, бесстыжая…

Верки в сороковой квартире не было. Харламов звонил, стучал, в ответ тишина. Тогда он, спустившись на этаж, достал из кармана связку полезных предметов, так он называл отмычки, которыми его научила пользоваться покойная Лариса. Присев на корточки перед дверью Устинова, он вставил тонкий металлический стержень в единственный замок под ручкой. Один крен, второй, легкое смещение влево, щелчок, еще один. Все, замок открылся.