Так говорил Заратустра - Фридрих Ницше

И вот теперь они живут, бесстыдно срывая краткие удовольствия, и ничтожные цели ставят они себе: едва на день хватает этих целей.

„Дух — тоже сладострастие“, — так заявляют они. И разбились крылья у их духа, и теперь он ползает всюду и оскверняет все, что гложет.

Некогда думали они стать героями, эти теперешние сластолюбцы. Ныне — герой внушает им скорбь и ужас.

Но любовью и надеждой заклинаю тебя: храни героя в душе своей! Свято храни свою высшую надежду!»

Так говорил Заратустра.

Есть проповедники смерти, и полна земля людьми, которым нужна проповедь отвращения к жизни.

Переполнена земля лишними, испорчена жизнь от чрезмерного множества живущих. О, если бы можно было обетованием «вечной жизни» выманить их из этой!

Желтыми или черными называют проповедников смерти. Я же хочу показать вам их в других красках.

Вот они, эти ужасные, что носят в себе хищного зверя и не имеют иного выбора, кроме вожделения и самоистязания. Но и вожделения их — тоже самоистязание.

Они еще даже не становились людьми, эти ужасные: пусть же они проповедуют отвращение к жизни и погибают сами!

Вот они, чахоточные душой: едва родившись, они начинают умирать и мечтают об учении, проповедующем усталость и отречение.

Они бы охотно отказались от жизни, так одобрим же волю их! Будем же осторожны, чтобы не воскресить этих мертвецов и не повредить эти живые гробы!

Им встречается больной, или старик, или покойник; и они тотчас заявляют: «Жизнь опровергнута!».

Но опровергнуты только они сами и глаза их, что видят лишь один лик сущего.

Погруженные в глубокое уныние, падкие до всего мелкого и случайного, влекущего смерть: так ждут они ее, стиснув зубы.

Или иначе: хватаются за сладости, смеясь собственному ребячеству; держатся за жизнь, как за соломинку, и сами же насмехаются над собой.

Их мудрость гласит: «Глупец тот, кто продолжает жить, но кто из нас не глупец! И в этом — вся глупость жизни!».

«Жизнь — одно лишь страдание», — так говорят другие и не лгут: так позаботьтесь же о том, чтобы ваша жизнь прекратилась! Постарайтесь, чтобы кончилась жизнь, которая для вас — лишь страдание!

И пусть такой будет заповедь добродетели вашей: «Убей себя сам! Укради себя у жизни!».

«Сладострастие — грех, — так говорят одни, — позвольте же нам уйти и не производить детей!»

«Тяжело рожать, — говорят другие, — да и к чему это? Рождаются одни несчастные!» Эти тоже проповедуют смерть.

«Сострадание необходимо, — говорят третьи. — Берите все, что я имею! Возьмите и меня самого! Тем меньше буду я привязан к жизни!»

Будь они сострадательны до конца, они отвратили бы от жизни ближних своих. Быть злыми — вот что было бы их истинной добротой.

Но они хотят освободиться от жизни: что им до того, что они еще крепче связывают других своими цепями и дарами!

И даже вы, для кого жизнь — суровый труд и беспокойство, разве вас не утомила она? Разве вы не созрели еще для проповеди смерти?

Все вы, кому по сердцу суровый труд и все стремительное, новое, неизведанное, — вы сами себе стали в тягость; ваше рвение — это всего лишь бегство от себя и желание забыться.

Если бы больше вы верили в жизнь, вы бы меньше отдавались мгновению. Но слишком мало в вас содержания, чтобы ждать, и даже для того, чтобы лениться!

Повсюду раздаются голоса проповедников смерти; и полна земля людьми, нуждающимися в проповеди ее;

или «вечной жизни»: мне все равно — лишь бы исчезли они с лица земли.

Так говорил Заратустра.

От самых достойных среди врагов своих мы не желаем пощады, а также от тех, кого любим до глубины души. Так позвольте же мне сказать вам правду!

Собратья по войне! Я люблю вас от всего сердца; я всегда был одним из вас и остаюсь им теперь. И я же — достойнейший из врагов ваших. Так позвольте мне сказать вам правду!

Я ведаю ненависть и зависть вашего сердца. Вы недостаточно велики, чтобы не знать ненависти и зависти. Да будет у вас достаточно величия, чтобы не стыдиться самих себя!

И если не можете вы быть подвижниками познания, будьте по крайней мере воинами его. Ибо они — спутники и предвестники этого подвижничества.

Я вижу множество солдат: хотел бы я увидеть много воинов! Я вижу солдат, одетых одинаково: униформой зовется то, что носят они. Да не будет столь же однообразно содержание их, скрывающееся под формой!

Будьте такими, чье око всегда ищет врага — своего врага. Не каждый из вас способен на ненависть с первого взгляда.

Своего врага должны вы искать, на своей войне сражаться, за свои убеждения. Если же убеждения, которые вы отстаивали, потерпят поражение, пусть верность ваша торжествует победу свою!

Любите мир как средство к новой войне, и мир короткий — сильнее, чем мир продолжительный.

Не к работе призываю я вас, но к борьбе; не к миру, но к победе. Да будет труд ваш — борьбой, а мир ваш — победой!

Только тогда можно молчать и быть невозмутимым, когда есть лук и стрелы: иначе возникают ссоры и пустословие. Да будет мир ваш — победой.

Вы утверждаете, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю вам: только благо войны освящает всякую цель.

Война и мужество совершили больше великого, чем любовь к ближнему. Не сострадание, а храбрость ваша спасала доныне несчастных.

«Что такое добро?» — спрашиваете вы. Добро — это храбрость. Пусть маленькие девочки говорят: «Добро — это то, что красиво и вместе с тем трогательно».

Вас называют бессердечными: но сердца ваши искренни, и я люблю стыдливость сердечности вашей. Вы стыдитесь прилива чувств, другие же стыдятся отлива их.

Вы дурны? Ну что ж, братья мои! Окутайте себя возвышенным — мантией для всего дурного.

Становясь возвышенной, душа ваша делается надменной, и сама ее возвышенность таит в себе злобу. Я знаю вас.

Злобно встречаются надменный с бессильным. Но они не понимают друг друга. Я знаю вас.

Враги ваши должны быть достойны ненависти, но не презрения. Вы должны гордиться вашими врагами: тогда успехи их будут и вашими.

Восстание — это доблесть рабов. Да будет вашей доблестью послушание! А любое ваше приказание — повиновением!

Для хорошего воина «Ты должен» звучит приятнее, нежели «Я хочу». И даже то, к чему предрасположено сердце ваше, должно быть сперва приказано вам.

Да будет любовь ваша к жизни любовью к высшей надежде, а этой надеждой пусть станет высшее из убеждений ваших!