Гончаров - Владимир Мельник

Якубов (под этой фамилией Гончаров описывает в очерке Трегубова. — В. М.) был вполне просвещенный человек. Образование его не ограничивалось техническими познаниями в морском деле… Он дополнял его непрестанным чтением — по всем частям знания, не жалел денег на выписку из столиц журналов, книг, брошюр…»

Заступивший место отца Трегубов отчасти смягчал строгую систему воспитания матери. Он был, по словам Гончарова, «отец-баловник… Баловство — не до глупой слабости, не до излишества — также необходимо в детском воспитании. Оно порождает в детских сердцах благодарность и другие добрые, нежные чувства. Это своего рода практика в сфере любви, добра. Сердце, как и ум, требует развития.

Бывало, нашалишь что-нибудь: влезешь на крышу, на дерево, увяжешься за уличными мальчишками в соседний сад или с братом заберешься на колокольню — она (мать. — В. М.) узнает и пошлет человека привести шалуна к себе. Вот тут-то и спасаешься в благодетельный флигель, к «крестному». Он уж знает, в чем дело. Является человек или горничная с зовом: «Пожалуйте к маменьке!» — «Пошел» или «пошла вон!» — лаконически командует моряк. Гнев матери между тем утихает — и дело ограничивается выговором вместо дранья ушей и стояния на коленях, что было в наше время весьма распространенным средством смирять и обращать шалунов на путь правый».

Ваню крёстный особенно любил, выделяя его из всех других детей. Гончаров всю жизнь вспоминал о нем, что это был человек «редкой, возвышенной души, природного благородства и вместе добрейшего, прекрасного сердца». «Особенно, — писал он, — ясны и неоцененны были для меня его беседы о математической и физической географии, астрономии, вообще космогонии, потом навигации. Он познакомил меня с картой звездного неба, наглядно объяснял движение планет, вращение земли, все то, что не умели или не хотели сделать мои школьные наставники».

Именно Трегубову обязан Гончаров своим путешествием на фрегате «Паллада». Бывший моряк буквально заразил его мечтой о кругосветном путешествии. В библиотеке Трегубова было множество книг о кругосветных плаваниях. Книги эти маленький Ваня «жадно поглощал». Подолгу смотрел он на морские инструменты, находившиеся во флигеле крестного: на телескоп, секстант, хронометр. В заключение бесед со своим любимым восцитанником Трегубов говаривал: «Ах, если бы ты сделал хоть четыре морские кампании… то-то бы порадовал меня!» Еще ребенком Ваня целые часы мечтательно вглядывался в широкую пелену волжских вод, глядя на великую реку с высокого городского обрыва: «Поддаваясь мистицизму, можно, пожалуй, подумать, что не один случай только дал мне такого наставника, — для будущего моего дальнего странствия». Сам крёстный много читал, выписывал газеты и журналы.

Влияние Трегубова и его роль в семье Гончаровых были очень велики. Например, племянник романиста Александр Николаевич Гончаров в своих воспоминаниях отмечал: «Музалевские имели очень хорошие по тому времени средства: Трегубов оставил Анне Александровне (родной сестре Гончарова. — В. М.) около десяти — двадцати тысяч рублей и до двухсот десятин земли вблизи Симбирска».[43]

Трегубов был масоном и человеком атеистического склада. Следует помнить, что Симбирск был традиционно сильным масонским центром. В 20–30-х годах XIX века наиболее представительной фигурой в масонском кругу был предводитель местного дворянства князь Михаил Петрович Баратаев. Достаточно сказать, что его стараниями в 1817 году в Москве была открыта ложа «Александра к тройственному спасению», а в том же году в Симбирске — ложа «Ключ к добродетели». Князь являлся членом привилегированной петербургской ложи «Соединенных друзей», наместным мастером российского отделения этой ложи, входил в капитул «Феникс» (тайный и высший орган управления масонства в России), был почетным членом многих лож.

Пользуясь большим уважением, он привлек в ложу «Ключ к добродетели» многих представителей симбирского общества. Эта ложа состояла из 39 действительных и 21 почетного члена. Среди братьев ложи значились генерал П. Н. Ивашев, крестный отец писателя Ивана Александровича Гончарова H.H. Трегубов, H.A. Трегубов, сенатор и бывший симбирский губернатор Н. П. Дубенской, Г. В. Бестужев, П. П. Бабкин, М. Ф. Филатов, A.A. Столыпин, Н. И. Татаринов, И. С. Кротков, П. П. Тургенев, графы A.B. и Я. В. Толстые, А. П. и П. А. Соковнины, И. С. и С. В. Аржевитиновы, Ф. М. Башмаков, И. И. Завалишин, Н. И. и С. И. Тургеневы и др. В эту ложу, весьма влиятельную, поступали не только из уездов Симбирской губернии, но и из соседних губерний. Собрания ложи проходили в гроте, устроенном в саду его имения. Интересно, что члены ложи собирались в гроте и после запрещения масонства специальным манифестом Александра I в 1822 году.

В том же году в Симбирскую губернию, сначала в Сенгилей, а затем в Симбирск, был выслан известный мистик и масон, вице-президент Академии художеств, издатель «Сионского вестника» А. Ф. Лабзин. Сам выбрав место ссылки, он пожелал удалиться в Симбирскую губернию, где проживало много его знакомых и единомышленников. Симбирские масоны с нетерпением ждали приезда Аабзина, которого они почитали как «мученика за идею». Между прочим, некоторые источники отмечают дружбу Трегубова с Лабзиным. Умер А. Ф. Лабзин в Симбирске в январе 1825 года и был похоронен на кладбище Покровского монастыря, что находился в городе на берегу реки Свияги.

Не один лишь Баратаев с узким кругом знакомых числился в масонах Симбирска. Это был город с давними масонскими традициями. Если по всей России ложи начали открываться в самом конце XVIII — в начале XIX века, то в Симбирске первая масонская ложа «Золотой венец» появилась еще в 1784 году. Основатель ее — один из активнейших деятелей московского масонства, член «Дружеского ученого общества» Иван Петрович Тургенев. Великим мастером ложи являлся И. П. Тургенев, а управляющим мастером — симбирский вице-губернатор А. Ф. Голубцов. В конце XVIII века в Симбирске был построен едва ли не единственный в России масонский храм во имя Святого Иоанна Крестителя. Этот «храм» без алтаря был выстроен в имении В. А. Киндякова. В. А. Киндяков являлся одним из немногочисленных губернских подписчиков изданий просветителя Екатерининской эпохи Н. И. Новикова. Как это ни кощунственно звучит, в храме… не служились литургии, а проходили собрания симбирской масонской ложи «Золотого венца», в которой состоял в степени товарища молодой тогда еще Николай Михайлович Карамзин, будущая слава русской литературы. Странный и мрачный был этот «храм». Он представлял собой каменное сооружение высотой до 16 метров, круглое в плане, с куполом и четырьмя портиками (на них изображены были масонские символы — урна с вытекающей водой, череп и кости и т. п.). Оно было увенчано не крестом, а деревянной фигурой святого Иоанна Предтечи, которого сами масоны провозглашали покровителем ордена вольных каменщиков.[44] И берегли же этот «храм» масоны всех времен. Руины его сохранялись до начала 20-х годов XX века.