Царский пират - Иван Апраксин

«Что ж, – мелькнула мысль. – Очень хорошо, пусть будет так. Теперь все пути отрезаны. Мы либо погибнем все до одного, либо победим».

Он прыгнул через фальшборт и оказался на палубе чужого корабля. Ударил саблей тотчас налетевшего на него солдата, но сабельный клинок прошел вкось, лишь оттолкнув нападавшего. Ливонец оказался невысокого роста, с бледным одутловатым лицом, заросшим редкой бороденкой. Оловянные глаза его были выпучены то ли от страха, то ли от боевой ярости. Это лицо Степан запомнил на всю жизнь, потому что в следующее мгновение он ударил снова, и сабельный удар пришелся прямо в незащищенную шею врага. Казалось, оба противника были сильно удивлены, и на мгновение замерли, не веря в саму возможность происходящего.

Для Степана это был первый убитый им человек. До этого он воевал и дрался в рукопашных схватках, но убивать ему не приходилось. Если только выпущенная им из стрелецкой пищали пуля и убила кого-то, но это ведь – совсем другое дело. Когда убиваешь пулей на расстоянии, это как бы и не совсем ты: убивает ведь пуля…

Сейчас сабельный клинок рубанул по шее ливонца и глубоко вошел в человеческую плоть. Рука Степана, державшая саблю, ощутила этот момент – сталь клинка резала тело человека. Сабля убивала, и капитан ощущал это, словно на мгновение слившись с убиваемым в один организм.

А для ливонца этот момент был немыслимым, потому что даже если ты на войне и часто видишь смерть вокруг себя, сам ты реально представить собственную гибель все равно не можешь. Человек не может поверить в свою смерть, пока она не приходит.

Со стороны все произошло за несколько коротких мгновений. Да так оно и было на самом деле, но только не для двух участников схватки: убившего и убиваемого.

Впрочем, понял все это Степан только потом, когда воскрешал в своей памяти события этого боя, но тем не менее осознание совершенного им непоправимого и бесповоротного вошло в душу…

Обливаясь кровью, ливонский солдат повалился на палубу спиной назад, а Степан уже развернулся к следующему врагу. Он рубился еще с одним, а затем с другим противником, краем глаза выхватывая куски из происходящего вокруг.

Заметил, что оставленная экипажем «Святая Дева» отошла от галеры и теперь качается на волне уже на некотором расстоянии.

«Это к лучшему, – решил он. – Значит, отступать некуда. Ни для меня, ни для кого из людей нет соблазна сбежать».

Между тем бой продолжался: сотник Василий, отчаянно крутя в воздухе саблей, гнал нескольких ливонских канониров по палубе до тех пор, пока не зарубил одного за другим. Одноглазый Ипат, рыча, как медведь, и сквернословя, бросался на обступивших его врагов, тыча саблей в разные стороны, и всякий раз кто-то из ливонцев отскакивал с болезненным криком либо падал на палубу.

Гигант М-Твали избрал для себя достойную жертву – рыжебородого командира в сверкающей кирасе. Видимо, он был обучен нападать на самого главного врага: не случайно в прошлый раз он кинулся на Степана. Бородач был вооружен длинной и тяжелой саблей, которой размахивал так, словно эта тяжесть была ему нипочем. Видно было, что это опытный воин, прошедший много сражений на суше и на море. Он не испугался чернокожего гиганта, бросившегося на него с двумя кинжалами в обеих руках.

М-Твали полез на абордаж без одежды, он скинул с себя все и остался в одной набедренной повязке, отчего его огромное черное тело казалось устрашающим. Рыжебородый командир рубил нападавшего саблей, и искры сыпались с кинжалов, которыми М-Твали прикрывался. В физической силе он превосходил своего противника-ливонца, и руки его были способны выдерживать удары саблей. Но могли не выдержать и сломаться кинжалы!

Сражение шло с переменным успехом. Сначала команда «Святой Девы» воспользовалась моментом и оттеснила защищавшихся от борта к центру палубы, а затем строй был потерян, и схватка неизбежно рассыпалась на кучки сражающихся. Вся палуба галеры превратилась в поле боя. Несомненно, люди Степана хоть краем глаза, но заметили, что их корабль отошел от галеры и что им остается лишь победить либо погибнуть здесь и сейчас. Проиграть бой они не могли – в этом случае никакой надежды на пощаду не имелось. Никто не оставил бы их в живых, ведь на сей раз они выступали в роли нападавших.

Удар тяжелого копья был нацелен прямо в голову Каска. Тот уклонился, но, поскользнувшись на мокрой от крови палубе, упал прямо под ноги ливонцам. Один из них бросился вперед и вонзил кинжал в плечо эстонскому рыбаку. Тот еще пытался подняться на ноги, но второй удар кинжала чиркнул по виску. Обливающийся кровью Каск снова встал, пошатываясь и обводя помутневшим взглядом поле битвы, и тут его настигла смерть – еще один ливонец, подскочив вовремя, достал-таки его саблей…

Вспоминая потом этот бой, все как один говорили о том, что враги защищались как-то вяло и неуверенно. На самом деле силы были слишком неравны, и нападение на галеру являлось с военной точки зрения чистейшим безумием. Как выяснилось впоследствии, галеру защищали пятьдесят человек солдат и матросов, а нападавших было всего двенадцать.

Но два фактора определили исход сражения. Ливонская галера вообще не предвидела никакого нападения, и оно явилось полной изумляющей неожиданностью. В этой части Балтийского моря у Ливонской конфедерации попросту не имелось врагов! Кто мог предположить появление откуда ни возьмись корабля с изображением православной иконы на парусе и с русским экипажем? Ведь Россия не имеет флота…

Второй удачей, определившей успех «Святой Девы», был весьма удачный артиллерийский залп, данный Ипатом, и с самого начала нанесший большой урон защитникам галеры: шестнадцать человек, пораженные картечью, разом вышли из строя. Само по себе это произвело ужасное впечатление на остальных – первый выстрел часто бывает решающим.

Последним ударом оказалась гибель командира – рыжебородого красавца, всегда вселявшего уверенность в своих солдат. Улучив подходящий момент, М-Твали отскочил в сторону и, уклонившись от очередного удара саблей, вдруг вскинул руку с кинжалом и метнул его.

Метание ножей никогда не было частью европейского военного искусства. Зато оно было основным в племени на западном берегу Африки, и даже там, на родине, среди своих соплеменников, М-Твали в этом искусстве не знал себе равных.

Лезвие кинжала вошло в открытый рот ливонского командира и, пробив шейные позвонки, пригвоздило его голову к основанию фок-мачты. Глаза убитого вылезли из орбит, словно уставившись в лицо нежданному победителю.

Как ни странно, в пылу битвы, среди криков и мелькания сабель, случившееся увидели все. Одновременно все увидели также, как Ингрид, пробившаяся на корму вражеского корабля, сорвала штандарт Ливонской конфедерации и швырнула его в студеное Балтийское море.

С удвоенной силой русские пираты бросились на смутившихся врагов. В эту минуту многих покинуло чувство опасности. Теперь только одно чувство – ярость – владело нападавшими. Как львы, они бросались на отступавших по палубе ливонцев, тесня их к корме. Уже в третий раз люди Степана Кольцо захватывали судно таким образом!