Игрушка белоглазого чу - Глеб Васильев

Что касается Нафикова, от своей судьбы он не ушел – следующим вечером Владик Сяпунов лично вонзил иглу в его вену, пока двое помощников держали Шамиля под руки. Дальнейшие события, как по нотам, разыгрались в соответствии со сценарием Руслана. Провал задания Пузднецовым и компанией привело лишь к одному непредвиденному результату: воспользовавшись отсрочкой исполнения приговора, Шамиль успел-таки спустить все украденные деньги на машину для Вали Петуховой. Он купил Audi A2 персикового цвета. Думая, как поступить в данной ситуации, Шайморданов решил проявить благородство. Вместо того, чтобы повесить долг на компанию, по вине которых Шамиль разбазарил его деньги, или забрать машину себе, Руслан пригласил Валю, преклонил перед ней колено, поцеловал изящные пальчики и вручил ключи от новенькой иномарки. «Это подарок», – улыбнулся Шайморданов, и веско добавил: «От меня». Девушка подарок приняла, с радостью отметив, что цвет авто как нельзя лучше подходит к дубленке и сапожкам, вытребованным у Шамиля две недели назад. Следующий подарок для Вали – водительские права – Руслан оплатил сам. Так Валя Петухова стала первой официальной девушкой Шайморданова. В скором времени она завладела не только телом и разумом Руслана, но и его сердцем, став единственным человеком, от которого Шайморданов зависел и кому доверял. Ради Вали (хоть она его об этом и не просила) Руслан даже отказался от права первого свидания, что публикой было расценено не однозначно: одни говорили, что Шайморданов остепенился, другие – что сдал позиции или стал импотентом. Стоит ли говорить, что неожиданное возвышение пэтэушницы (учебу сразу же бросившей) ни ей, ни Руслану доброжелателей не добавило.

9. Бунт на Олимпе

В наказание за участие в борьбе против богов Зевс заставил титанов держать небесный свод на своих плечах.

Древнегреческая мифология

Ровно через два часа сумрачный ликом Геша возник на пороге своей комнатенки, благоухая табачным перегаром и испуская из глаз лучи холодной недоброжелательности.

– А, барин пожаловали, – Лёня поставил точку в конце дописанной главы. – Я уж заждался вашей светлости.

Не говоря ни слова, Друзилкин протопал к столу, сгреб с него исписанные Пузырьковым листы, и погрузился в чтение. Пока водянистые глаза Геши скользили по строчкам, Лёня развлекался, побрасывая шариковую ручку к потолку и ловя ее возле самого пола.

– Что это? – сипло ухнул Геша, закончив чтение.

– Как что? – Пузырьков от неожиданности вопроса забыл поймать ручку, и она, упав на пол, закатилась под батарею. – Продолжение нашего монументального труда.

– Издеваешься, сука, – сквозь зубы процедил Друзилкин. Его лицо стало похоже на восковую маску, покрытую прозрачной корочкой льда. Прочтенное Гешу сильно обеспокоило сразу по нескольким пунктам. Во-первых, в глаза бросалось, что три новые главы написаны гораздо лучше предыдущих. Во-вторых, было не понятно, как можно успеть написать столько за каких-то два часа. В-третьих, в тексте весьма гармонично использовались персонажи, придуманные им – Валя Петухова, Лёша Огузкин и Петя Бодыльев. Более того, сам провести такие взаимосвязи Геша вряд ли бы догадался. Перед Друзилкиным встал вопрос, с чем легче смириться. С тем, что Пузырьков не менее (а то и более) талантливый писатель, чем он? Или с тем, что имел место гнусный подлог? Отринув первую версию, Геша лихорадочно пытался найти хоть какие-нибудь подтверждения второй, но, к своему ужасу, не находил. До сегодняшнего дня никто, включая его самого, понятия не имел, что ему придет в голову мысль написать про Пузднецова, добавив в каталог героев Шайморданова плюс ряд вымышленных лиц. Когда Геша уходил, Лёня собирался продолжить рассказ объяснением, зачем Шайморданов пришел к Пузднецову. Вместо этого он в трех главах литературно изобразил детство, отрочество и юность Руслана, в меру пестря метафорами, не увлекаясь словоблудием, но привнеся в повествование изрядную долю вымысла. Как это может быть творением человека, только что задававшего вопросы, почему один лирический герой курит сигареты без никотина, а второй пьянствует с персонажами, не имеющими реальных прототипов?!

– Сам ты сука, – беззлобно огрызнулся Лёня. – Я тут, понимаешь, стараюсь, пишу до мозолей кровавых, сохраняю эту, как ее… стилистику, персонажей твоих вылизываю, как корова телка новорожденного. И что получаю взамен? Суку? Обижаешь ты меня, Гешка.

– Вон отсюда! – мигая нервным тиком, рявкнул Друзилкин, указывая на дверь трясущимся пальцем. Его уязвленное честолюбие в неравной борьбе победило чувство здравого смысла. – Никому не позволю надо мной измываться!

– Да пошел ты, – Пузырьков сплюнул на плешивый паркет и, поднырнув под вытянутую руку Геши, которой он указывал на дверь, вышел вон.

«Вот ведь сука какая!» рассудок Друзилкина кипел, «я за порог, а он! Пригрел змею на груди. Ну ничего, мы еще посмотрим, кто кого». Словно в горячке, Геша метался по комнате, комкая и разбрасывая исписанные другом листы. Проведя в таких трудах с полчаса, Друзилкин умаялся и, тяжело дыша, присел на краешек стола. «Порву. И сожгу» решил Геша, обводя разгром в комнате взором боевого генерала, оглядывающего поле минувшего сражения. Последние силы Друзилкин потратил на сбор разбросанных бумажек, после чего, не раздеваясь, завалился на кушетку, оставив разрывание и сжигание на утро

Ночью Гешу мучили кошмары. Друзилкину снилось, что Лёня Пузырьков связал его по рукам и ногам, воткнул в вену иглу с прозрачной трубочкой, ведущей к помпе, и выкачал всю кровь в большую чернильницу. Обескровленный Геша по сюжету сна не умер, и продолжал следить за происходящим. Лёня поставил наполненную кровью чернильницу на письменный стол, достал из-за уха белоснежное гусиное перо и лукаво улыбнулся. Чернила – кровь писательства, пояснил он и обмакнул кончик пера в чернильницу. Рядом с Лёней возник Шайморданов – с козлиной бородкой и рожками. Давай, записывай, я сейчас расскажу, как все было на самом деле, сказал Руслан, не обращая на Гешу внимания. Я появился на свет в ту минуту, когда дух Генерального Секретаря… – продиктовал Шайморданов, и Лёня, высунув язык от усердия, принялся скрипеть пером, записывая его слова кровью Друзилкина на измятом желтом листе вощеной бумаги.

Утром Геша проснулся не выспавшимся, с больной головой и сухостью во рту. Приготовив все необходимое для сожжения рукописей – оцинкованное ведро, бутылочку с керосином и спички, Друзилкин передумал. По зрелом размышлении, он решил, что написанные Пузырьковым главы слишком хороши, чтобы их уничтожать. Все равно ничего лучше он про Шайморданова не вспомнит и не придумает. Продолжу с того момента, на котором остановился Лёня, подумал Геша. Доведу дело до конца, покажу ему, как творит настоящий мастер. Тогда посмотрим, кто тут культовый писатель, а кто дерьмо собачье. С этими мыслями, забыв о своей привычке завтракать по утрам, Друзилкин приступил к работе.

10. Проклятье

…она двинулась к своей норе и, остановившись на пороге, задрала платье, нижнюю юбку и сорочку по самые подмышки и показала зад. Увидевши это, Панург сказал Эпистемону: – Мать честная, курица лесная! Вот она, сивиллина пещера!