Тишина - Питер Хег

— Взнос в счет аренды, — сказал он.

Сторож протянул ему письмо без марки со штампом курьерской службы. Подал нож для разрезания бумаги, лежавший на столе.

Конверт обладал каким-то трансцендентным, не подлежащим естественно-научному объяснению изяществом, свойственным письмам, к которым прилагается чек. Само письмо состояло из двух напечатанных строчек.

«Настоящим сообщаем, что Клара-Мария более не будет посещать занятия. К письму прилагается двадцать тысяч».

И никакой подписи. Чек был с гарантией банка об оплате.

Он опустился на стул. В том, что достиг дна, есть свои плюсы — дальше падать уже некуда.

Дверь открылась. Мальчик-певчий с кадильницами придерживал ее. В комнату вошел Мёрк.

— Вас высылают из страны, — сообщил он. — У вас есть восемнадцать часов для завершения всех дел. Вас посадят в мадридский самолет завтра рано утром.

Может, и нет никакого дна. Может быть, есть только вечное падение. Каспер встал. Открыл дверь. Вышел во двор.

Сорвал с себя пиджак. Рубашку. Две бригады рабочих слонялись возле скамеек рядом со складами. Несколько костюмерш, у которых уже закончился рабочий день, пили кофе за одним из столиков. Он снял ботинки и носки. Брюки. Остался лишь в трусах-боксерах с арлекинским узором. Из шелка. К шелку у него было такое же отношение, как и у Вагнера.

— Надо все отдать, — сказал он костюмершам. — Очень важно все раздать. Богатый человек в притче все раздал. И Ференц Лист. И Витгенштейн. Лонгчен Рабджам сделал это семь раз. Когда у нас ничего больше не останется, мы обретем свободу.

Он ждал. Может, он напугал Мёрка. К тому же, чтобы высылка из страны имела юридическую силу, о ней надо сообщать письменно.

Зашуршала бумага. За его спиной стоял Мёрк.

— Имя Каин вам что-нибудь говорит?

— Естественно. Библейская история.

— Йосеф Каин.

Каспер ничего не ответил.

— Вот постановление о вашей депортации, — сказал чиновник. — В вашем пиджаке лежит ваучер на такси. На нем написан номер телефона. Если вы вдруг вспомните что-нибудь. О вашей маленькой ученице.

Каспер закрыл глаза. Когда он открыл их, Мёрка не было. Кто-то накинул ему на плечи плед. Это был Даффи.

Они сидели друг против друга за столом. Каспер — завернувшись в плед, плед был длинный, словно бальное платье. Он ничего не чувствовал. Наверное, из-за холода.

Перед Даффи лежало письмо. Он, должно быть, прочел его.

— Эта ученица мне дорога, — объяснил Каспер, — они должны мне деньги, они не вернутся. У меня не осталось адреса, не осталось никаких следов.

Сторож поднял руку. В ней ничего не было. Он повернул ее. С тыльной стороны ладони тоже ничего. Он провел рукой по поверхности стола. Из столешницы возникла визитная карточка.

— Крупная карта. Король. Она лежала у него в бумажнике.

Каспер взял в руки карточку. На ней было напечатано имя — Аске Бродерсен. Внизу карандашом был записан номер телефона, начинающийся с цифр 70. Он перевернул карточку. На обороте тот же карандаш написал фамилию или название «Борфельдт».

— Таких фамилий в справочной службе нет, — сообщил Даффи. — Номер не зарегистрирован.

Когда Каспер был ребенком, цирковые рабочие и ремесленники назывались «цирковыми специалистами». Тогда они были датчанами. В начале сезона они возникали из-под земли, в октябре бесследно исчезали. Теперь их называли «техническими рабочими». Это были группы поляков и марокканцев во главе с бригадирами, которые разъезжали по Европе подобно высококвалифицированным судовым экипажам. Когда цирк заходит в док, они отправляются дальше — их ждет новая работа. Звучание их всегда остается неизменным — дисциплина, профессиональная самоуверенность и предельная эффективность. Он всегда любил это звучание, он всегда слышал его в Даффи — и сейчас тоже.

Но к нему примешивался и какой-то другой звук, прежде он не обращал на него внимания. До настоящего момента.

Сторож поставил перед ним телефон. Каспер посмотрел в окно.

— А когда сегодня заходит солнце? — спросил он.

Даффи обернулся к полке. Там было много справочников. Слишком много для сторожа, который ходил в школу самое большее семь лет. Среди книг был также и информационно-справочный альманах. Он открыл его.

— Через пятнадцать минут, — ответил он.

— Тогда я, пожалуй, подожду минут пятнадцать. Лучше всего я выражаю свои мысли на закате.

Сторож поднял обе руки. Провел ими по столешнице. Из пустоты выросли авторучка, визитные карточки, мелочь. Лотерейный билет. Связка ключей. За вычетом того, который Каспер швырнул Асте Борелло.

— Авторучка «Легенда Монблана», — констатировал Даффи. — Для важных подписей. Но это никак не соотносится с содержимым других карманов. Никаких кредитных карточек. Никакого бумажника. Мятые купюры. Они здесь проездом. Водительских прав нет. Нет постоянного адреса. Человек без корней. На мой профессиональный взгляд. И нечего обижаться!

Каспер взлетел против собственной воли. Сам бы он не двинулся с места. Подняла его оранжевая обезличенная ярость, которую вызывает справедливая критика.

До стола было менее одного метра. На коротких дистанциях он был быстр, как китаец, играющий в настольный теннис.

У него ничего не получилось. Правая рука Даффи растворилась. Мгновенно дематериализовалась. Теперь в руке был конический посох, обтянутый кожей, длиной в треть биллиардного кия. Обработанный как хлыст. С блестящим шаром на конце.

Это была дубинка укротителя. Каспер помнил такие дубинки с начала 60-х, с тех пор, когда еще не были запрещены зверинцы с хищными животными. Человек с хорошим форхендом, знающий, куда ударить, мог размозжить череп льву.

Он резко остановился. Оказывается, он не расслышал у Даффи тончайшие тона. Как у молодого Бетховена. Мир только сейчас начал открывать его. Едва различимые сокровища надолго померкли в свете более поздних достижений.

Руки сторожа исчезли из поля зрения. Появились снова. С лабораторным штативом, бокалом с необработанными алмазами, коробком спичек, двумя бокалами, бутылкой сливовицы. Он зажал алмаз в штативе, наполнил бокал алкоголем, согрел его в руке, зажег спичку. Поднес ее к поверхности жидкости. Голубой прожорливый, беспокойный огонек пополз вдоль края бокала. Он подвинул бокал так, что тот оказался под алмазом. Огонек поймал минерал, он начал таять и капать в бокал — алмаз оказался тростниковым сахаром.

Каспер вслушивался в закат солнца. Он притянул телефон к себе, собрался с силами и набрал номер, написанный на карточке.

— Слушаю?

Это была женщина чуть за сорок.

— Я близкий друг Аске, — произнес он. — Мне приснился сон, о котором я хотел бы ему рассказать.