Попкорн - Бен Элтон

— Вам не кажется, что весь этот эпизод построен на сплошных клише? — поинтересовался профессор Чэмберс.

Брюс просто обалдел от наглости ненавистного карлика. Да что он о себе возомнил? Кто он такой? Какой-то препод! Что он такого сделал в своей жизни?

«Ты представляешь себе, сколько я зарабатываю? — хотелось крикнуть Брюсу. — Ты знаешь, что Французская академия давала обед в мою честь?»

Брюс этого не сказал, но тирада, которой он разразился, была ничуть не лучше. Он обрушил на старого зануду всю силу своего негодования.

— Клише? Вы говорите, клише? — воскликнул Брюс, вскочив на ноги. — Извините, но я позволю себе заметить, что самое жалкое, самое вторичное из использованных мной клише во сто крат оригинальнее всего, что вы когда-либо сказали и сделали.

Это было ошибкой. Брюс хотел пошутить, но шутки не вышло. Желание казаться бунтарем, непокорным мальчишкой в кожаной куртке и остроносых ботинках, плюющим на все авторитеты, как-то вытеснило из памяти то, что он не непокорный мальчишка, а жутко богатый кинорежиссер, номинированный на «Оскар», тогда как профессор Чэмберс служит обществу за жалкие сорок тысяч в год. Брюс был Голиафом, а профессор — Давидом, и никак не наоборот. Студенты начали перешептываться. Пот заструился по спине у Брюса, стекая за пояс его черных джинсов. Он позволил себе разозлиться, а это было совсем не круто. И не в его правилах. Нужно срочно взять себя в руки, стиснуть зубы и умаслить старика, а отыграется он как-нибудь потом.

— Шутка, — сказал он и по-детски улыбнулся. — С профессорами не спорят!

Студенты немного успокоились. Шутливый намек на извинение, в который Брюс вложил все свое недюжинное обаяние, подействовал — но только на студентов. Профессор же не отрываясь смотрел на экран и досадливо покачивал головой. Женщина по-прежнему склонялась над распростертым на полу дальнобойщиком, в паху у него торчало горлышко бутылки, а кровавая струя висела в воздухе зловещим алым острием.

— По-вашему, я должен с пониманием отнестись к порнушке с элементами насилия просто потому, что женщина одерживает верх?

— Разумеется, — согласился Брюс. — Мне было очень важно показать женский персонаж в таком исключительно выгодном свете.

Последнюю реплику женская часть зала встретила жидкими аплодисментами. Раздалось даже несколько одобрительных возгласов.

— Молодец! — прокричала девица с колечком в носу.

— Хм-м, — профессор Чэмберс засунул ручку в рот, как будто это трубка. — Вы даже представить себе не можете, как я устал от кинорежиссеров, подающих свою безвкусную и непристойную стряпню под смехотворным соусом борьбы за равноправие полов.

Ситуация начала казаться Брюсу идиотской. В конце концов, он здесь гость! Когда же этот отвратительный старикашка от него отстанет? Брюс решил искать убежища в лицемерном феминизме — в прежние времена это называлось «прятаться за юбкой».

— Может быть, образы сильных женщин просто вас пугают?

— Молодец! — снова крикнула девица с пирсингом.

Брюсу хотелось ее расцеловать. К счастью, он этого не сделал, иначе она бы живо вчинила ему гражданский иск за попытку изнасилования. Профессор Чэмберс словно не слышал ее выкрика.

— Я не назвал бы сильной женщину, которая соблазняет ужасного и грубого урода для того, чтобы затем вонзить ему в интимные органы разбитую бутылку. Я назвал бы ее психопаткой.

— Погодите-ка, приятель! Женщина имеет право одеваться и танцевать так, как ей угодно.

— Так, как вам угодно. Действие фильма — это плод вашей фантазии. Сценарий написан вами, а исполняющая роль актриса одета так, как вы ей приказали, и делает то, что вы ей приказали.

Девица с пирсингом промолчала. Как, впрочем, и другие студенты. Дискуссия вышла за пределы их понимания. Им нравились простые вещи, а спор между профессором и Брюсом, как им все больше начинало казаться, был совсем не прост.

— Да, это я написал сценарий, — согласился Брюс. — Но что дало пищу моей фантазии? Реальность. — Его больше не беспокоил имидж. Профессор высказал свою точку зрения, и теперь была очередь Брюса высказать и отстоять свою. — Секс и насилие, правда, связаны между собой, и вы найдете множество тому примеров по всей Америке. Моей вины тут нет: не я это затеял, и сам я никого не убивал. Мое творчество — всего лишь зеркало, в котором отражается реальность.

— Кривое зеркало — так, видимо, будет правильнее?

— Прошу прощения?

— Почему ваши маньяки-убийцы всегда так привлекательны, мистер Деламитри? Почему они нравятся зрителю? Смею предположить, что если бы в последнем эпизоде фигурировала бесцветная толстуха, ее бы, наверное, изнасиловали. Только вы не стали бы снимать подобный эпизод с участием толстухи, потому что его смысл в том, чтобы показать красивую женщину, провоцирующую полуголым телом…

Брюс не дал ему договорить. Профессор сам себе расставил ловушку, приведя такой избитый ханжеский довод. У Брюса был готов уничтожающий, презрительный ответ.

— А вы когда-нибудь видели греческую статую некрасивой телки? Или батальное полотно, которое не представляет воинов храбрыми и благородными парнями, а кровопролитие — волнующим и притягательным? Образы и сюжеты создают художники. В этом — наша функция. И в основе сюжета может быть что угодно, но только не жизнь скучных и некрасивых людей, не склонных к любовным и прочим приключениям. Я вам не репортер. Я не обязан докладывать о том, что в самом деле случилось. Я художник и служу своей музе, своему таланту. Беру от жизни, что хочу, и создаю картины, которые мне нравятся.

— Вот как? А мне казалось, что вы сравнили себя с зеркалом…

— Я… Я… — Брюс знал, когда выбросить белый флаг. — Вообще-то я у вас тут слишком задержался, и мне нужно бежать.

В номере мотеля мускулистый мужчина вернулся из туалета, достал из мини-бара бутылку пива и снова завалился на кровать рядом со своей подружкой.

— Отличное кино, ничего не скажешь, — проговорил он. — Может быть, еще раз посмотреть?

— Солнце, пойдем куда-нибудь. Займемся хоть чем-нибудь.

— В тюрьму хочешь, сладкая моя?

— Конечно нет.

— Хочешь, чтобы тебя на стуле поджарили? Чтобы у тебя, живой, глаза расплавились?

— Перестань! — По ее бледным щекам вдруг покатились слезы.

— Ну, так сходи еще за гамбургером и не мешай мне смотреть кино. Потому что я сейчас работаю над планом нашего спасения.

Стемнело.

Свет прожекторов, шарящих по небу над кинотеатром, был виден издалека. Толпа становилась все гуще, и лимузин, в котором ехал Брюс, сбавил ход. Смешные штуки — эти лимузины, подумал Брюс: поездка в них обходится всего лишь в два или три раза дороже, чем в обычном такси, но при этом они считаются символами фантастического богатства и славы. У Брюса мелькнула мысль, что в этом наблюдении крылась какая-то важная истина, но какая именно, он не мог сообразить.