Тайна апостола Иакова - Альфредо Конде

Одна из Кинтан — это по сути своей атриум. В галисийских атриумах обычно хоронят мертвых. А потом там отмечают местные праздники и прямо на могилах танцуют. Таким образом, одна из Кинтан — это огромное кладбище, открытое пространство, полное неопределенности и сомнений.

Но в соборе есть и закрытые пространства, исполненные определенности и уверенности. Одни из них таят другие, а эти другие укрывают первые. Таковы принятые здесь правила игры. Все пространства собора дополняют друг друга, и все они существуют или перестают существовать в зависимости от времени суток, направления вечернего ветерка или ночного тумана. Один из фасадов выполнен в неоклассическом стиле. Романские башни переходят в барочные. Крыша собора — это огромная, расходящаяся на две стороны лестница. Одна сторона обращена на север, и по ней поднимаются холодные ветра и прозрачный свет. Вторая выходит на юг, и по ней льются вниз дождевые потоки и грустные мысли.

Собор Сантьяго — это еще и огромный пантеон. В нем хранятся мощи святого апостола. Утверждают, что это кости святого Иакова, сына Зеведеева. Но они вполне могут принадлежать и бог знает кому, ибо по этому поводу высказываются самые различные суждения. Так, например, утверждается, что вместе с мощами апостола в соборе хранятся и кости его учеников Теодора и Афанасия. По крайней мере, таково распространенное мнение. Впрочем, некоторые полагают, что там покоится Присциллиан.[15]Кто знает?

Привилегированные посетители, получившие специальное разрешение, могут также увидеть под сводами храма, внизу, там, где некогда располагалась самая ранняя базилика, и другие захоронения. Здесь на земляном ложе возлежат полуистлевшие скелеты древних обитателей средневекового городища. Они покоятся там с тех легендарных далеких времен, которые многие теперь называют мрачными, а некоторые, напротив, считают светлыми.

Паломники и верующие спокойно ступают по камням, под которыми лежат эти древние кости, не подозревая об их существовании. В конце концов, слово Компостела означает скорее кладбище, нежели звездное поле. Но почти все полагают, что именно последнее словосочетание является точным переводом названия этого места. Нельзя не согласиться, что сей перевод весьма привлекателен; однако он недостоверен.

В Компостеле все зиждется на костях. Некоторые из них святые, другие не очень.

Компостела, суббота, 1 марта 2008 г., 13:50

Страна, столицей которой является Компостела, тоже до сих пор не определилась со своим названием. Одни говорят Галисия, другие — Галиса. Такая это страна и такие в ней живут люди. Здесь говорят, что Бог хорош, но и дьявол не так уж и плох. И утверждают, что на всякий случай свечку надо ставить и тому и другому.

Когда-то комиссариат был жутким притоном. По крайней мере, именно таким он представлялся тем, кто смотрел на него снаружи. Впрочем, и внутри он тоже мало походил на рай. Сегодня это аккуратный ряд кабинетов, напоминающих ячейки голубятни, из тех, что и поныне можно видеть в галисийских имениях.

Окна кабинетов комиссара, его заместителя и главных инспекторов выходят на огромную площадь, носящую имя Родригеса дель Падрона. Что плохого в том, что площадь, на которой расположено полицейское управление, носит имя поэта предвозрожденческой поры? Или все-таки это нехорошо? Всякий раз, когда Андрес Салорио выходит на нее, он декламирует про себя строки из «Десяти заповедей любви». Но поскольку сегодня идет дождь, он не собирается выходить на площадь. Он лучше с отрешенным видом посидит за столиком паба, устремив взгляд в никуда и предаваясь своим мыслям.

Просторная площадь Родригес-дель-Падрон имеет легкий наклон в сторону северо-запада; она засажена магнолиями и заставлена полицейскими микроавтобусами, словно вставшими на прикол возле тротуаров. Они действительно напоминают пришвартованные к причалу корабли; только если вокруг судов тихо плещется покой портовых вод, то полицейские автомобили безмятежно обдувает легкий ветерок, проникающий сквозь густые кроны магнолий. А еще на площади стоят личные автомобили полицейских, которые с удовольствием пользуются этой не только удобной, но и бесплатной для них парковкой. Они, в свою очередь, похожи на вспомогательные шлюпки.

В огромном сером здании, стоящем напротив комиссариата, располагаются казармы сил правопорядка. Таким образом, проходящие по площади люди могут одновременно увидеть все места размещения стражей своей безопасности. И все это в непосредственной близости от собора. В Сантьяго-де-Компостела практически все расположено в непосредственной близости одно к другому; подобная скученность подчас оказывает гнетущее впечатление, которое усиливает почти непрерывно льющийся с небес дождь.

И все же в иные времена, такие далекие, что только старые деды могут поведать о них своим внукам, комиссариат был настоящим притоном, провонявшим запахом сырости и мочи.

Когда тогдашние юноши рассказывают об этом, их голоса приобретают какой-то странный оттенок. Словно им хочется, чтобы они колыхались, подобно знамени на ветру. Но они у них не колышутся. Беда в том, что их несчастные голоса давно утратили свою силу и стали надтреснутыми и хриплыми от длительного пристрастия к табаку и марихуане. Да, именно такие теперь у них голоса. И еще звук их голоса, отражаясь от небес, производит странные вибрации. Впрочем, возможно, небеса здесь ни при чем и сие странное звучание возникает по той простой причине, что эти старики далеки от современных научно-коммерческих достижений в области крепления зубных протезов. А может быть, у некоторых из них протезов и вовсе нет, и они просто-напросто жалкие беззубые старикашки.

Да, скорее всего, именно это служит причиной того, что их воспоминания облекаются в этакую странную свистящую, а подчас и вибрирующую форму. Впрочем, дрожь в голосе может иметь и совсем иное происхождение: предаваясь воспоминаниям, старики нередко заново переживают тот страх, который им довелось испытать в молодости.

Именно это происходит сейчас с Карлосом Сомосой: вспоминая те далекие незабываемые времена, он вновь испытывает чувство страха. Комиссар, в свою очередь, тоже предается ностальгическим воспоминаниям, но своим. Оба при этом хранят молчание. Перед ними стоят бокалы с пивом, но они как будто забыли о них. Взглянув на этих молчаливых мужчин, любой посторонний наблюдатель подумал бы, что они полностью поглощены созерцанием безмятежно падающего дождя да разглядыванием входящих в бар девушек, особенно тех, у которых ноги не скрыты под брюками. Когда появляются девицы в коротких юбках, оба мужчины с нетерпением ждут, когда те сбросят плащи и куртки, чтобы устремить взгляд на соблазнительные бедра, плавно покачивающиеся перед их взором, который кажется отстраненным и рассеянным, но на самом деле чуток и внимателен ко всему, что попадает в поле их зрения.

Предавшись воспоминаниям, оба начинают ощущать хорошо знакомый им зуд в области желудка. Такая щемящая пустота внутри возникала у доктора в далекие времена его молодости всякий раз, когда он узнавал, что ему предстоит переступить порог комиссариата; у полицейского же подобные ощущения появлялись в период его второго брака на пороге собственного дома. Внутренний зуд, который в те времена испытывал Сомоса, становился особенно нестерпимым, если ему приходилось по настоянию членов общественно-политической бригады входить в ненавистное здание. И все, кому хоть раз пришлось там побывать, лишь укрепляли его страхи. Это был настоящий вертеп со всеми вытекающими отсюда последствиями. Подобное же испытывал Андрес Салорио, которому приходилось в составе общественно-политической бригады являться в университет по долгу службы, а вовсе не по собственной воле.