Проснись в Никогда - Мариша Пессл

— Спокойной ночи, Беатрис.

Марта вновь уткнулась в свою книгу, а я выскользнула из комнаты и поплелась на второй этаж. Там я заняла мою любимую гостевую комнату в конце коридора, откинула покрывало и забралась в кровать.

В любую другую ночь я не сомкнула бы глаз, преследуемая воспоминаниями, которые были связаны с этой комнатой. Я свернулась калачиком под тяжелым одеялом, и все было как всегда. Не хватало только Джима, который лежал бы, уютно устроившись у меня под боком, и сочинял песни при свете своего телефона.

Я поставила будильник на шесть утра и закрыла глаза. Будет лучше, если я уеду, пока никто из них не проснулся.

И тогда, хорошо это или плохо, я навсегда закрою для себя тему Уинкрофта.

Когда я открыла глаза, вокруг было светло.

Я замерзла и вспотела. Нет, это не был пот, поняла я мгновение спустя, проморгавшись. Это был дождь. На мне нитки сухой не было, потому что я сидела на заднем сиденье «ягуара», верх которого был по-прежнему откинут. Кто-то, по-видимому очень пьяный, припарковал его точнехонько посреди клумбы во дворе Уинкрофта.

Дождь все еще лил как из ведра. По сторонам от меня сидели Кип с Мартой. Вид у обоих был озадаченный.

— Что ты делаешь? — спросил меня Кип. Он насквозь промок, глаза налились кровью. С кончика его носа свисала дождевая капля. — Куда ты нас везешь?

Я понятия не имела, чего он от меня хочет. Выбравшись из машины, я бросилась по дорожке к дому, рванула на себя входную дверь и едва не столкнулась с Уитли. Она стояла столбом посреди вестибюля, в той же самой одежде, которая была на ней вчера вечером. Уитли выглядела настолько потрясенной, что я немедленно поняла: случилось что-то ужасное.

— Что? Что такое?

Но она лишь молча прошла мимо меня, не в силах вымолвить ни слова.

Я поспешила следом за ней в кухню. Потом, по-прежнему дрожа, произвела ревизию собственного тела. Чувствовала я себя вполне нормально. В голове — полная ясность. И все же я почему-то проспала. К открытию «Рубки» уже не успеть. Родителям в одиночку придется справляться с утренним наплывом посетителей, потом с обеденным; папа в запарке не вспомнит, что людям нужно говорить о фирменных блюдах, мама начнет твердить, что фирменные блюда больше не нужны, слишком уж дорого, — и этого иногда бывало достаточно, чтобы они вдрызг разругались, хотя такое случалось крайне редко.

Кэннон стоял посреди кухни у островка и что-то набирал на своем ноутбуке.

— Вот, смотри! — бросил он через плечо, очевидно приняв меня за Уитли. — «Нью-Йорк таймс». Точно та же, что и вчера.

Я подошла и остановилась рядом с ним. Он был взвинчен, будто выпил пять-шесть чашек кофе.

— Что случилось?

— Что случилось? — передразнил он, оборачиваясь ко мне, потом схватил меня за голову и повернул лицом к экрану.

— «Сенат настаивает на новой иммиграционной инициативе», — прочла я вслух.

— Ты на дату взгляни! — рявкнул он.

— Пятница, тридцатое августа. И что?

— И что? И что?! А то, что это вчера! — Нахмурившись, он вновь застучал по клавишам, загружая сайт Си-эн-эн. — Си-эн-эн. «Пост». «Тайм». Дата везде та же самая.

Он сунул мне в руки свой айфон. Ничего не понимая, я вытаращилась на дату, светившуюся на экране поверх экранных обоев — фотографии его фехтовальной подружки-чемпионки.

Он был прав. «30 августа. 17:34».

Видимо, с линией перемены даты что-то случилось. Или террористы взломали Интернет. Словно прочитав мои мысли, Кэннон сунул мне под нос свои часы. Стрелки показывали пять тридцать пять. На индикаторе даты стояло тридцатое.

— Как хакеры могли подкрутить мой «Таг Хойер»?

Я лишь молча хлопала глазами.

Тут его телефон завибрировал. Звонила некая Александра. Он схватил трубку:

— Алекс! Не отключайся. Так, погоди, погоди… Скажи, сколько сейчас времени и какое сегодня число. Время и дату. Я тебе все сейчас объясню — ты можешь сказать мне чертову дату? Я же не прошу тебя процитировать мне Декларацию незави… Ну почему нельзя просто заткнуться и сказать мне, какое сегодня…

Не знаю, что ответила озадаченная Алекс, но Кэннон, охваченный яростью, запустил телефоном в раздвижную стеклянную дверь. А потом рухнул на диван, с безумным видом глядя в пол. Я бросилась к своей сумочке, порылась в ней и вытащила телефон, что само по себе было очень странно: ведь в последний раз я держала его в руках там, наверху.

Дата на экране была в точности та же самая. 30 августа. Чувствуя дрожь от подступающей паники, я позвонила маме.

— Привет, Бамбл…

— Мама. Мама? Где вы?

— Едем смотреть «Его девушку Пятницу». А что?

— Вы что, вчера не посмотрели?

— Вчера?

— Мама, какой сегодня день?

— Что? Почему ты кричишь?

— Какое сегодня число?

— Пятница… пятница, тридцатое августа.

— Ты уверена?

— Дата прямо передо мной, на приборной панели.

— Сегодня тридцатое, — вклинился в разговор папа.

— Мама, я звонила тебе вчера вечером, помнишь?

— Вчера вечером? Что?

— Вчера вечером я позвонила тебе и сказала, что остаюсь ночевать в Уинкрофте. А ты попросила меня приехать к открытию, потому что Сонному Сэму надо к зубному.

— Сэм завтра не выйдет? Он позвонил тебе? Сэм завтра не выйдет! — сообщила она папе.

— Он позвонил Би, хотя мы раз двадцать проверили, что у него есть наш номер?

— Би, что у вас делается? Может, мы приедем и заберем тебя?

Я нажала кнопку отбоя, чувствуя, как грохочет в ушах кровь. Мама немедленно перезвонила, но я была не в состоянии с ней разговаривать.

Я уселась на диван и попыталась успокоиться. Наверняка это сон, и все. Очень реалистичный сон. Я велела себе проснуться. «Проснись». Потом стало ясно, что в доме появились Кип с Мартой. Они остолбенело застыли посреди вестибюля, словно только что очнулись и поняли, что ходили во сне. Уитли отступила обратно на кухню. Все ее движения были замедленными, как у того, кто ходит по поверхности Луны.

— Эй, — еле слышно прошептал Кип. — Что тут — землетрясение? Или конец света, о котором мы узнали последними?

И тут в дверь позвонили.

Я не стала дожидаться остальных, вскочила с дивана, метнулась мимо Кипа с Мартой к входной двери и распахнула ее.

— Быть может, теперь меня пригласят на чашку чая, — произнес тот самый старик.

— Главное — сохранять спокойствие, — сказал Хранитель. — Паника ни к чему хорошему не приведет.