План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941-1945 - Алан Кларк

Престиж и влияние Красной армии достигли своего апогея 22 сентября 1935 года, когда были введены знаки различия и воинские звания для командного состава. Майоры и более старшие офицеры стали неподсудны гражданскому суду, а политическим руководителям отныне вменялось в обязанность сдать экзамены по военному делу. И вершиной военной профессии стало учреждение звания Маршала Советского Союза, которое было присвоено пятерым: Блюхеру – «царю Дальнего Востока», Егорову, Тухачевскому и двум непотопляемым прихвостням Сталина – Буденному и Ворошилову.

Тухачевский был звездой среди новых маршалов. На следующий год после сентябрьского указа ему предоставили возможность много ездить по Западной Европе. В своих поездках Тухачевский вел себя с той неосторожностью, которая, если ее постоянно и старательно не сдерживать, покажется чертой национального характера. В одно и то же время он играл роль и дипломата, и кочующего военного атташе, и светского льва. Он встречался и бывал на обедах у мадам Табуи[26], и она цитировала его в своих публикациях; он встречался с генералом Миллером, главой Русского общевойскового союза. Немцам в своих лекциях он говорил, что, «…если дело дойдет до войны, Германии будет противостоять не старая Россия». Умеряя свои увертюры формальной присказкой: «Мы коммунисты, и вам не следует забывать, что мы должны и хотим оставаться коммунистами», – Тухачевский продолжал: «…Если бы Германия встала на другую позицию, ничто не препятствовало бы дальнейшему советско-германскому сотрудничеству – обе страны развивали бы дружбу и политические отношения, как в прошлом, они могли бы диктовать всему миру свою волю».

Французам, с другой стороны, Тухачевский заявлял, что ему бы «хотелось видеть расширение отношений между французской и Красной армиями». Он провел неделю в качестве гостя французского Генерального штаба и в завершение визита похвастал перед генералом Гамеленом относительно заказов на новое оборудование: «Что до меня, так я всегда получаю то, что прошу».

Вскоре ему предстояло получить то, на что в житейском смысле слова он никак не напрашивался. Ибо смерть уже встала у него за плечом так же, как и у доброй половины его коллег. Меньше чем через год после возвращения Тухачевского на горизонте появилось первое облачко, которое, как в ночном кошмаре, тут же обернулось тучей. 28 апреля 1937 года в газете «Правда» была помещена статья о необходимости каждому красноармейцу «овладевать политикой так же, как техникой», и где утверждалось, что Красная армия существует для того, чтобы «бороться с внутренним, так же как и с внешним врагом». Смысл статьи был до предела зловещим. Сталин уже решил, что пришло время провести чистку армии по тому же безжалостному сценарию, по какому в предыдущем году из партии была изгнана и уничтожена «старая гвардия», считая, что уверенность в политической надежности куда важнее риска утраты боеготовности.

Есть кое-какие данные относительно того, что русского диктатора встревожили события в Испании, где советские военные, сражавшиеся против Франко (кроме приобретения ценного тактического опыта), начали показывать зубы в конфликтах с сотрудниками НКВД.

Каковы бы ни были мотивы Сталина и собирался ли он заходить так далеко, конечная статистика чистки ошеломляет. Из маршалов выжили только Буденный и Ворошилов. Из 80 членов Военного совета 1934 года только 5 в сентябре 1938 года остались живы. Все 11 заместителей наркома обороны были уничтожены. Все командующие военными округами были к лету 1938 года казнены. 13 из 15 командующих армиями, 57 из 85 командиров корпусов, ПО из 195 командиров дивизий, 220 из 406 командиров бригад были казнены. Но наибольшую численную потерю понес офицерский корпус Красной армии вплоть до уровня ротных командиров.

Перед чисткой Красная армия представляла собой мощный, нацеленный на новые цели, прекрасно оснащенный организм. Теперь нововведения пошли черепашьим темпом; техника исчезала, «массовая армия» снова вышла на сцену как пролетарский идеал, но те выработанные рефлексы, которые могут оживлять массу и делать ее грозной силой, были уничтожены. Ее подготовка и обучение были прежде всего рассчитаны на наступательную войну. Но в отличие от немцев, которые были единственной европейской армией, с энтузиазмом относящейся к наступательной концепции, русские не усвоили учение Лиддел-Гарта и Фуллера[27] о правильном применении танков. Так, несмотря на то, что к 1941 году они накопили не менее 39 бронетанковых дивизий (для сравнения: у немцев их было 32), они не были сформированы в самостоятельные корпуса и армии, а распределены поровну для тесной поддержки стрелковых дивизий, то есть более тяжелым весом дублировали тактические принципы тесной поддержки, которую требовали от танков и артиллерии, непосредственно приданным пехоте.

Это можно объяснить тремя факторами. В самом начале 1930-х годов, в отличие от консервативно настроенных штабов западных держав, русские обращали значительное внимание на тактические и конструктивные особенности в армии Соединенных Штатов. Американцы, поздно появившиеся на сцене Первой мировой войны, были лишены тех травмирующих воспоминаний о захлебывающихся атаках на постоянные оборонительные сооружения, которые сохранились у британцев и французов. В 1918 году казалось, что применение танков мелкими группами в сопровождении пехоты при поддержке мощным артиллерийским огнем явится ключом ко всем укреплениям, какими бы сложными они ни были, если только эти два рода войск будут действовать неразрывно вместе и если танки не будут слишком обгонять пехоту. С тех пор американцы приняли идею применения танков не только в качестве щипцов для раскалывания орехов, но и в разведывательных целях, а также в качестве «кавалерии». Они создали ряд быстроходных легких танков, и один из них – «кристи» – был продан русским[28]. Но несмотря на то что американцы на ощупь шли в правильном направлении, они никогда по-настоящему так и не усвоили самой сути концепции применения танков, какой ее видел Лиддел-Гарт и развил Гудериан – тяжелой, сбалансированной силы, на гусеничном ходу, движущейся не для разведки, а для нанесения мощного удара и развития успеха. В соответствии с этим русские постепенно создали «танковый парк», где были машины, исключительно пригодные для маневренной танковой войны (в 1932 году они также купили у Британии шеститонный танк «виккерс», на основе которого они создали свою серию танков Т-26), но они оставались верны наступательному принципу, который отвергал – если вообще рассматривал – радикальную идею самостоятельных операций, выполняемых отдельным родом войск.