Овечья шкура - Елена Топильская

— Я пока только у “бэхов” выяснил, — отчитался Васильков, — у них ничего. А до налоговой еще не дошел.

— А бытовых каких-нибудь уголовных дел на этих бизнесменов нету?

— Да надо проверять. Я “сторожевики” на них расставил, но еще мало времени прошло. Вот, смотри, — он придержал меня за локоть, чтобы я не наступила ненароком на обгоревшие листья, но я уже и сама заметила не только место обнаружения трупа, но и следы пребывания следственной группы: отброшенные в сторону резиновые перчатки эксперта, скомканный за негодностью лист протокола, ватные тампончики с засохшей кровью.

— Что-нибудь дельное хоть изъяли отсюда? — спросила я скорее сама себя, доставая из сумки папку с делом. Так, вот финальная часть протокола: “с места происшествия изъято”… Ага, след обуви длиной тридцать один сантиметр зарисован и сфотографирован, а могли бы и слепок сделать… Я присела на корточки и попыталась по записям в протоколе определить место обнаружения следа. Вот оно, как раз в направлении ложа трупа. И похоже на то, что это след преступника. Но это весь улов. Я еще раз огляделась. Да, больше тут ничего не выудишь. Никаких тебе обрывков документов с фамилией и адресом или билетов на общественный транспорт, маршрут которого аккурат приводит к дверям дома преступника. Никаких убийственных улик, которые в изобилии разбрасывают по местам преступлений киношные злодеи, а киношные сыщики, не напрягаясь, подбирают.

— Коленька, придется нам приезжать сюда еще раз. Надо сделать повторный осмотр места происшествия, слепок со следа сделать. Если у нас будет, с чем сравнивать след, лучше иметь слепок, чем фотографию.

— Надо, так надо, — откликнулся Васильков, не глядя на отпечаток обуви, но крутя головой и бдительно следя за обстановкой. — Ну что, осмотрелась?

— Да, пошли, — откликнулась я, поднимаясь с корточек, отряхиваясь и пряча протокол в сумку.

Выйдя из рощицы, мы оба вздохнули с облегчением. Васильков бодрым шагом направился к машине, но я придержала его за руку.

— Подожди, давай уж заодно и пруд посмотрим. Там, где девочку нашли.

Васильков ничего не сказал и безропотно повел меня к пруду. Мы довольно быстро сориентировались, опознав густой ивняк на берегу, под которым и нашли труп Кати Кулиш. Берег пруда был утоптан настолько, что даже о такой мелочи, как след обуви, мечтать не приходилось. Кроме продуктов собачьей жизнедеятельности, на берегу ничего не было. Чем можно было заманить сюда девочку из хорошей семьи? Правда, из осмотра местности я вынесла твердое убеждение, что к точке пространства, куда был выброшен труп Вараксина, подъехать на машине можно запросто, а вот к этому кусту ивняка не подъедешь. Только пешочком. Но что-то не видно сломанных прутьев. А они были бы, если бы девочку со связанными руками тащили к пруду.

Сев, наконец, в машину, и тронувшись, мы с Васильковым, похоже, оба испытали облегчение.

— Ну что? — весело спросил Коленька, хулигански бибикнув гопникам, которые проводили нас хмурыми взглядами. — Пообедаем? Заслужили…

Я пожала плечами; все-таки мы были на его территории. Минут через пятнадцать он лихо затормозил перед какой-то заштатной забегаловкой с облупившейся вывеской “Шашлычная”. В урне перед входом тлел мусор, и от тошнотворного запаха у меня закружилась голова. Я умоляюще посмотрела на Василькова:

— Коленька… Может, доедем до Невского? В “КФС” сходим? Я угощаю…

— Маша! — он остановился и сделал зверское лицо, но глаза смеялись. — Все, ты в моих лапах, возражения не принимаются. Зато коньяк здесь хороший.

— Я не пью коньяк, — запротестовала я, но Васильков утробно хохотнул и затолкнул меня в чрево шашлычной. Я зажмурилась и открыла глаза уже в полутемном помещении.

В шашлычной никого не было. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я обнаружила, что вместо липких пластмассовых столов, которые я опасалась увидеть, заведение было обставлено вполне цивильными предметами мебели, даже не без изящества. И цветочки живые были в вазочках, и откуда-то из-за кулис пахло настоящим шашлыком. И как-то забылось, что фасад шашлычной больше похож на мусорный контейнер, а перед ним смердит горящий в урне мусор.

Васильков кашлянул, и со стороны кухни, откуда, собственно, и тянулся аромат настоящего мяса на мангале, выскочил толстенький кавказец в белом фартуке.

— Николай Васильич! — взвизгнул он в восторге, и аж стал пританцовывать. — Присаживайтесь, где вам приглянется! Как обычно? Сейчас все будет в лучшем виде!

Он бросился к нам, отодвинул стулья у ближайшего стола, усадил нас обоих, сорвал со скатерти домики льняных салфеток и молниеносно расстелил их у нас на коленях. Потом метнулся к входной двери и запер заведение изнутри. Потом стремительно исчез на кухне, а в зале его тут же сменил молодой черноусый парень в таком же фартуке. Он быстренько расставил на столе приборы, откуда-то, как фокусник, извлек бутылку “Нарзана”, открыл ее и наполнил фужеры, поклонился и тоже исчез. Я некоторое время пораженно смотрела ему вслед, а потом отпила холодной минералки и спросила у Василькова, не с Кавказа ли он родом.

— Не иначе твои родственники, — кивнула я на Дверь кухни, за которой угадывалось лихорадочное заклание тельца.

— Нет, просто дельце тут одно раскрыл. Убийство брата хозяина. А восточные люди — благодарные.

Из-за кухонной двери бесшумно появился молодой официант с подносом и начал метать перед нами тарелки с зеленью, лавашем, хачапури и еще какими-то знаками кавказского гостеприимства. Мы с Васильковым неторопливо отпивали из фужеров минеральную водичку, я разглядывала затейливый интерьер, Васильков загадочно улыбался, и вот наконец сам хозяин торжественно поставил на стол бутылку армянского коньяка и два дымящихся блюда с шашлыками. За его спиной маячил официант, добавивший к натюрморту два соусника; оба они тревожно заглянули в глаза Василькову, и уловив в них одобрение, поклонились и бесшумно отступили на кухонную территорию, оставив нас с Коленькой наслаждаться хорошей кухней в уютном полумраке.

Наклонившись к блюду с шашлыками, Коленька повел носом и даже зажмурился от удовольствия. Открыв глаза, он взялся за коньячную бутылку и вопросительно наклонил ее над моим бокалом. Я замахал а рукой:

— Коленька, я коньяк не пью.

— А ты попробуй, — промурлыкал Коленька и все-таки налил мне из бутылки. Через секунду моих ноздрей коснулся нежнейший аромат, в котором даже я, в принципе разбирающаяся в коньяке, как свинья в апельсинах, с ходу признала суперкачественное спиртное. И подумала, что на этот раз не откажусь от коньяка. Если бы так пах любой предлагавшийся мне раньше коньяк, кто знает — он вполне мог бы стать моим любимым напитком. Наполнив наши бокалы, Коленька заботливо сложил на мою тарелку снятые им с шампура куски мяса, мы пригубили из бокалов и взялись за шашлык. Такого мяса я не ела даже во время своей командировки в Армению, когда любое следственное действие предварялось и оканчивалось словами принимающей стороны: “А теперь немножко покушаем”… После того как опустело первое блюдо, мы откинулись на спинки наших сидений и переглянулись.