Замок из дождя - Кристин Лестер

Однако уже вечером его мысли переключились совсем на другое. Среди веселья, устроенного заморскими друзьями в честь его очередного визита, Филипп, словно чуткий охотничий пес, уловил слово «слияние». Он насторожился. Похоже, американцы серьезно взялись за него, а значит, визит затянется надолго. Интересно, зачем им так сильно понадобился маленький скромный обувной заводик в Германии? В Штатах становится мало места? Или, как в старой детской игре «Монополия», они из вредности и азарта стараются все подмять под себя?

Раньше он надеялся, что неправильно оценивает обстановку, что преувеличивает опасность и что с партнерами можно договориться, но в этот раз понял, что дело плохо. Если он не согласится принять все их условия до одного, то потеряет партнеров, а согласится — попадет в финансовую зависимость.

В конце концов, он заявил, что желает посоветоваться с французской стороной, и взял время на раздумья.

Филипп любил смешиваться с уличной нью-йоркской толпой. Он не считал себя настолько важной персоной, чтобы перемещаться по городу на личном автомобиле с шофером, поэтому отказался от машины, тем более отель, где для него сняли номер, находился в двух шагах от главного офиса холдинга.

К тому же, несмотря на то что неплохо «поднялся» за последние годы, он все равно привык считать себя простым деревенским парнем, а простому деревенскому парню в огромном Нью-Йорке всегда было на что посмотреть, прогуливаясь по Манхэттену.

Конечно, Филипп много раз бывал в Штатах, и Нью-Йорк был ему хорошо знаком, но всякий раз вызывал что-то вроде трепетного оцепенения, что возникает у дикаря, впервые увидевшего автобус.

Дорогие заведения манили его ароматами и призрачными соблазнами, все смешивалось в единое целое: удовольствия, деньги, любовь, пороки…

Здесь Филипп чувствовал себя маленьким мальчиком, впервые увидевшим океан страстей — еще не вкусившим их, но уже одурманенным. Здесь ему хотелось, чтобы его кружило, вертело, словно на карусели, сводило с ума и бросало с огромной высоты в мерцающую невесомость…

Это было восхитительное, разъедающее душу чувство, которое впоследствии он назвал жаждой порока. И прямой ассоциацией, словно одно было неотделимо от другого, он вспомнил о Селин… Удивительно, но она, как и ночной Нью-Йорк, тоже внушала ему это чувство. Сильно и остро, не оставляя другого выбора.

А она сама? Что толкает ее на опасные ночные приключения, в результате которых они познакомились два года назад, а теперь стали близки?.. Ее гложет именно такая жажда жизни и жажда порока! Гложет и съедает, заставляя уходить из дома — в ночь.

И — в дождь…

И внезапно остановившись посередине тротуара, Филипп понял, что Селин ему ближе всех на свете… А он, похоже, единственный, кто ее понимает. Ему стало безумно жаль эту маленькую, беззащитную бродягу с прекрасной вампирской улыбкой. Она так одинока, она всего лишь ищет любви и свободы и готова ради нее на все…

Филипп заказал обед в приличном ресторане на Бродвее, с приличными ценами. Обычно он не любил выбрасывать деньги на ветер, он мог бы поужинать и в номере или в более дешевом заведении. Но когда он думал о Селин, все более-менее разумные инстинкты покидали его, а вместо них (видимо, давала знать о себе русская прабабка!) проявлялось разудалое безрассудство, которое толкало его на странные поступки.

Рядом с Селин, он, наверное, мог бы раздаривать первым встречным «полцарства и полконя», как любила говаривать упомянутая прабабка, прочитавшая ему в детстве немало русских сказок. Почему полконя, Филипп никогда не знал, но догадывался, что она так шутит…

Ужин принесли вкусный и обильный, и, торопливо занося нож над куском мяса, уже сглатывая голодную слюну, Филипп зачем-то остановился, для приличия решив украсить себя салфеткой, как остальные посетители ресторана. Устроив ее поверх галстука, он поднял глаза на окно… И замер, кажется, издав громкий горловой звук. Потому что за огромным стеклом, где было видно половину широкой улицы (честное слово, такое бывает только в сказках!), уныло свесив голову под мелким дождем, брела Селин.

Тотчас в груди прожгло, взорвалось, не хватило воздуха и обвалилось все разом. Он понял, что летит в пространстве, не ощущая времени и головы. Захотелось подбежать, обнять, растерзать, раствориться в ней, напиться ею допьяна. И остаться так навсегда.

И еще он почему-то почувствовал, что он бесконечно старый дурак по сравнению с ней и что она его сейчас не поймет.

Опрокидывая стул, цепляя чинных посетителей ресторана, он кинулся к окну. Зачем? Селин не видела его, она уже прошла мимо. Филипп бросился к двери, чуть не свернув швейцару шею, и, рассекая промозглый ночной воздух, в два прыжка оказался возле нее.

— Селин!!! Селин!!! Постойте! Постой!

Он схватил ее за плечи и прижал к себе, пытаясь вспомнить немногочисленные известные ему французские слова:

— Селин, Селин, господи, почему ты не сказала, что тоже летишь в Нью-Йорк? Я бы никогда… мы бы никогда… мы были бы вместе, всегда были бы вместе… Селин, девочка моя…

Она чуть отстранилась и ответила тоже на ломаном французском:

— Молодой человек, мне очень жаль. Но я не Селин.

Филипп замер и пошатнулся, как будто его подстрелили.

— Почему? — машинально проговорил он, не в силах соображать.

Она улыбнулась одними губами:

— Наверное, потому, что меня по-другому назвали при рождении.

В ровном, уютном свете ресторанных ламп, под тихую живую музыку он наконец рассмотрел ее как следует.

Она была точная копия Селин, только лучше. Да-да, именно лучше: ее губы были чуть полнее, а цвет лица — нежнее, ее кожа казалась холеной, да что там — просто идеальной! Ее волосы были пышнее и гуще, такого же пепельного оттенка, как у Селин, прямые, словно струи дождя. Но только у его новой знакомой это был настоящий ливень.

Она вся выглядела — словно с обложки журнала, такая девочка-конфетка, в которой все ладно и гладко. Все идеально. Но у нее был один огромный недостаток. Чудовищный недостаток. У нее не было маленьких беленьких клычков, как у Селин. Вместо этого у нее была ровная ослепительная улыбка, словно с рекламы стоматологической клиники.

— А я вас вспомнила.

И она тоже! Он поднял одну бровь (черт его знает, откуда в такой ситуации у него взялись силы шутить):

— Неужели? Вас я тоже чем-то успел впечатлить?

— В каком смысле?

— Не важно. Так откуда вы меня помните?

— Я недавно летала в Берлин, в вашу фирму. А сейчас, похоже, вы у нас в гостях.

Филипп нахмурился:

— То есть… вы из партнерской фирмы? Из фирмы, с которой…

— Да, и в прошлую субботу я ехала к вам домой, а таксист…

— Постойте-постойте… — Филипп пощелкал пальцами, пытаясь сообразить. — Вы так хорошо знаете немецкий… Вы та самая…