Замок из дождя - Кристин Лестер

— Селин, это… я… — Филипп сжимал ее плечи и не знал, можно ли позволить себе большее. И в то же время знал: сейчас в любом случае он себе это позволит!

— Фил, я рада, что мы снова встре…

Он начал целовать ее, не дав договорить. Он пытался это делать нежно. Но нежность удавалась не всегда. От каждого прикосновения ему становилось все тяжелее спокойно стоять на месте, а брюки с каждой секундой становились все более тесными…

Селин улыбалась, демонстрируя свои клычки, и просто позволяла себя любить. И Филипп любил. Сначала любил — пытаясь осознать, какое счастье сейчас находится в его руках и обжигает его своим дыханием… йотом — не выдержал, подхватил на руки и в один миг взбежал на второй этаж.

Это была первая и настоящая ночь любви в его жизни, когда он безоглядно провалился в пучину своих ощущений. Он не старался больше запомнить каждый вздох и стон женщины, он не пытался быть лучше, чем есть на самом деле, он больше не играл в Самого Умелого Любовника В Мире. С Селин он просто жил и познавал заново плотскую любовь. Ту, которую, как он думал, открыл для себя еще в четырнадцать лет. А на самом деле — только сегодня. Селин не была нежна с ним, ее можно было назвать грубой и неумелой в постели, но сейчас Филипп был счастлив просто от того, что они находятся вместе. Пожалуй, она сильно уступала по технике исполнения Алисе, но это тоже не имело значения. А что вообще имеет значение, он не знал. И едва только его измученный и счастливый организм вновь набирался силы, он еще и еще раз доказывал себе, что теперь прежнего Филиппа не существует. А Селин, кажется, было просто хорошо, и она, не стесняясь, давала это понять.

А утром он проспал будильник. Он проспал все на свете, он проснулся счастливый и исполненный нежности. Теперь он никогда и никуда ее не отпустит! Теперь они навсегда будут вместе! Ни с кем еще ему не хотелось быть вместе до конца жизни… Филипп улыбнулся и прошептал:

— Селин…

Он протянул руку, чтобы обнять ее, и вдруг резко сел на постели. На соседней подушке вместо любимой женщины валялся Луциан и меланхолично смотрел на хозяина.

— Ты что тут делаешь? — вырвалось у Филиппа. — Где Селин?.. Господи!.. Селин! Селин!!!

— Ну что ты шумишь, милый! — сказала Марта, вплывая в комнату с подносом, где был сервирован завтрак. — Я привезла тебе Луциана, чтобы ты не скучал. И сама…

— Где Селин? Куда ты дела мою Селин? — Филипп тряс за плечи свою любовницу до тех пор, пока глаза ее не стали наливаться обидой.

— Ушла твоя Селин! Я сейчас все разолью! Убери руки! Я для него…

— Куда?!

— …стараюсь-стараюсь, а он…

— Куда она ушла?!! Ну?!

— Она оставила тебе — вот! — Марта вынула из кармана передника (ах, как они любили в своем время импровизировать с этим передником!) клочок бумаги и швырнула на постель.

Филипп долго не мог справиться с руками и чуть не порвал его, разворачивая. «Дорогой Филипп! Мне нужно спешить, спасибо тебе за прекрасную ночь любви и… что там еще говорится в таких случаях? Не помню. Лучше тебе меня не искать. Я сама позвоню, если будет надо, я подсмотрела твой номер. Будь счастлив! P.S. Твоя Марта — отменная стерва. Но, кажется, она тебя любит. Я и сама почти влюбилась. Целую очень-очень-очень нежно. Селин».

Филипп взвыл, сминая пальцами свое лицо.

— Не понимаю, что ты в ней нашел! Кожа да кости, И к тому же француженка. Фи!

— Вон отсюда! — заорал он не своим голосом.

— Фил, ты что, одурел?

— Вон, я сказал!

Марта смотрела на него во все глаза.

— Фил, ты способен прогнать меня из-за какой-то юной шмакодявки, которую впервые видишь?

— Марта, ты, кажется, нанималась ко мне в горничные?

— Филипп, ты передергиваешь.

— Вот и занимайся уборкой дома! А во всем остальном я разберусь как-нибудь сам.

— То есть я была нужна тебе всегда, при всех твоих бабах, которых ты менял, как перчатки. А теперь, когда ты споткнулся об эту маленькую вампиршу…

— Что ты сказала?

— Вампирша. У нее же клыки, ты что, не заметил?

— Что?

— Может, она тебя покусала? Ты проверь все места на теле, до которых она дотрагивалась своим… О-о, Филипп, я так соскучилась по тебе!

— Вон!!!

Через минуту оскорбленная в самых лучших чувствах Марта вся в слезах убежала к своей машине. Луциан с любопытством следил за сменой персонажей на сцене: сначала убежала та девчонка, которую он больше всего невзлюбил, потом хозяин прогнал добрую Марту. Марту, которая всегда так вкусно готовила! Жаль, он бы так не поступил. Жаль, потому что его собственная роль всегда сводилась к зрительской…

Филипп переехал в Дорф. Теперь, когда Селин могла в любой момент позвонить или вернуться, он не представлял свою жизнь нигде, кроме этого домика. Каждая клеточка стен напоминала ему теперь о той единственной их ночи любви и о единственной, как оказалось, ночи любви в его жизни. Потому что остальные связи были просто демонстрацией способностей и, если можно так выразиться, работой на имидж. Филипп любил эту комнату, эту постель, где все произошло, любил свою бледно-зеленую с оторванными пуговицами рубаху, которую он стащил зубами с Селин, когда донес до кровати…

Рубаху он не стал чинить и относить в прачечную. Тем более что она была почти чистой: Селин находилась в ней меньше получаса. Теперь рубашка — с оборванной планкой и огромными дырами вместо пуговиц — висела в его комнате на самом видном месте, и каждую ночь, засыпая, Филипп несколько минут любовался на нее.

Хотя он и понимал, что Селин живет в Берлине, и, возможно, если бы он тоже остался на зимней квартире, у них было бы значительно больше шансов встретиться в огромном городе. Но ему почему-то казалось, что, если судьба свела их у него в доме, по дикой (теперь это было совершенно очевидно) случайности, значит, их история имеет право на продолжение только в здешних местах… А может быть, он просто надеялся, что она позвонит. И каждый вечер летел словно на крыльях домой. Чтобы провести несколько часов у телефона, выпить пару бутылок пива, полюбоваться рубашкой и уснуть тревожным, разочарованным сном — в вечном ожидании звонка…

А в начале следующей недели он понял, что может упустить американцев. Решение лететь в Штаты, в качестве самой крайней меры, созрело у него давно, но теперь, похоже, пришла пора его исполнить.

Он собирался туда очень нехотя — потому, что за время его отсутствия могла позвонить Селин, потому, что голова его была забита отнюдь не работой, и потому, что некуда было деть Лу-циана. К Марте он обращаться больше не хотел, тем более что, уходя, она бросила в прихожей ключи от обоих его домов. Оставлять кота с кучей сухого корма на три дня казалось Филиппу жестоким поступком.

В конце концов Йен предложил забрать Луциана к себе, и Филипп обрадовался: он совсем забыл о существовании лучшего друга. Со времени их поездки в Шведт Иен не задал ни одного вопроса о Селин, прекрасно понимая, насколько важной и серьезной для Филиппа являлась та встреча и последовавшая за ней ночь. Филипп тоже молчал, исключая всякую возможность обсуждать это с кем бы то ни было, даже с лучшим другом.