Позывные услышаны - Рафаэль Михайлович Михайлов
Шрифт:
Интервал:
БОЙ ЗА ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА
— Того, что было сегодня, она тебе вовек не простит.
— Ну, при чем тут, «простит» — «не простит». Я говорила, что думала, и ни Евгения Онегина, ни Татьяны я ей ни за что не отдам.
— Ты права, Сильва, — быстро вставил Мишка. — Но, кроме Татьяны, не мешало бы посмотреть на лицо Варвары Ивановны.
— Подождите минутку! — крикнула Сильва.
Она влетела в школьный подъезд и поднялась в учительскую. Оттуда доносились громкие голоса. Сильва приоткрыла дверь, ее увидела Бахирева, вышла к ней. Учительница с трудом сдерживала волнение.
— Что тебе, Воскова?
— Варвара Ивановна, — не сказала — выпалила, — я, наверно, вас очень подвела. Простите меня… Я не подумала…
Учительница с интересом посмотрела на Сильву.
— Ты… жалеешь о сказанном? Ты изменила свое мнение?
— Что вы, Варвара Ивановна… Но если у вас будут неприятности… Если вы… Я пойду и в роно, и в гороно. Мы все пойдем. Нас больше.
Бахирева не сдержала улыбки.
— Разве я учила вас, что вопросы художественного творчества могут решаться простым голосованием? О девочка, тогда все было бы значительно проще. Не волнуйся. Этот бой не нов.
Восьмиклассникам боев и турниров хватало. Вместо Пигаревой, которая должна была заканчивать педагогический институт, к ним пришла пионервожатой старшеклассница Лена Вишнякова. Держалась она просто, яростно любила спорт, сумела наполнить отрядную жизнь интересными делами. Сильва сразу почувствовала в ней человека, с которым хочется дружить. Иногда, забившись в уголок спортзала, подолгу наблюдала, как бегает по баскетбольной площадке и точно, сильно обрабатывает мяч Лена.
А рядом с виртуозами мяча начали «проявляться» будущие математики, физики, географы.
Подошло время «Онегина». Бахирева попросила восьмиклассников прочесть книгу и изложить свои первые впечатления в домашнем сочинении. Писали все увлеченно, они любили эти «первые впечатления». Учительница сложила работы и сказала, что вернется к ним после разбора романа в классе. Все с нетерпением ждали этого часа, и надо же: на урок явилась новый инспектор роно Алевтина Карповна Пигарева — их Леля.
Инспектор Пигарева попросила разрешения присутствовать и бегло просмотрела тетрадки. Варвара Ивановна задала ученикам ряд вопросов. Инспектор сказала:
— Разрешите и мне, Варвара Ивановна. Любопытно мыслит ваш класс…
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Вот вы, Будыко, — инспектор говорила медленно, будто подбирая слова, — читали роман, слушали объяснения учителя. Согласны ли вы и теперь с тем, что написали? Зачитываю: «Поэт хотел показать те большие силы, которые зрели в русском обществе, но еще не пробили себе выхода».
Будыко поднялся, почему-то угрюмый, подтвердил:
— Угу. Согласен с собой.
— А не кажется ли вам, Будыко, — продолжала инспектор, — что основная идея романа — это безусловное требование возврата в поместье?
— Возврата кого? — недоуменно спросил Юра.
— Дворянства, — не без гордости пояснила Леля. — Для его же оздоровления. Разве вы не говорили им об этом, Варвара Ивановна?
Класс замер.
— Я немного иначе понимаю основную идею романа, — спокойно пояснила Бахирева.
— Возможно, возможно, — приветливо сказала инспектор. — Хотя наш советский учебник понимает основную идею «Онегина» именно так.
Она выбрала еще одно сочинение.
— Воскова, у меня и к вам ряд вопросов.
Сильва встала.
— Вот вы пишете: «Сильный, одухотворенный образ Онегина, несмотря на его сложный характер, притягивает к себе читателя, наводит на размышления о месте и назначении человека…» Ну, и так далее. Вы и сейчас, Воскова, так понимаете этот образ?
Сильва сказала:
— Да. И сейчас.
— А не кажется ли вам, Воскова, после пояснений учителя, — продолжала инспектор, — что поэт выразил в Онегине отблеск заката дворянства как прогрессивного класса своей эпохи? Что он придал Онегину черты экономического оскудения (вспомним: «И промотался — наконец»), культурного распада (вспомним: «Не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить») и моральной деградации (вспомним: «Как рано мог он лицемерить…»)?
Сильва хотела было возразить, но что-то ее остановило.
— Так. Значит, из пояснений учителя вы не сделали такого вывода?
В классе загудели, но укоризненный взгляд Бахиревой заставил утихнуть.
— И вот еще одно место в вашем сочинении, Воскова, вызывает тревогу, — упоенно продолжала Пигарева. — Вы пишете о «милом образе Татьяны», это я вас цитирую, «мечтательной русской девушке, мысль о которой всегда будет сопровождать человека в его поисках красоты, поэзии, волшебства родной природы». И это, по-вашему, пушкинская Татьяна? А где же вы оставили место для Татьяны как высокого синтеза поместных условий жизни и торжества возврата в поместье в сочетании с хозэффектом, основанным на нравственной силе?
— Какой хозэффект? — прыснул Мишка.
— Вам слова не дали, Хант, — пояснила Пигарева. — Я спрашиваю Воскову.
Нет, Сильва больше не могла отделываться репликами.
— Хорошо, я отвечу. Вы, Алевтина Карповна, увидели в Онегине отблеск заката дворянства, а я вижу молодого человека с мятущейся и сложной душой. Он очень на многое способен и многое в силах сделать. Но ему мешают узы традиций и ограниченность общества. Он не понял Татьяну, разбил ее девичьи мечтанья… И в этот момент я переживала за него не меньше, чем за Таню. Но разве нельзя Онегину многое простить ради ума, внутренних терзаний, благородных порывов! А чего стоит только одна характеристика, которую Онегин дает российскому тирану…
— «Путешествие Онегина» не входит в программу, — нервно перебила ее инспектор.
— И Татьяну я вам не отдам, — уже веселее сказала Сильва. — Никакой она не «синтез возврата в поместье и хозэффекта». Пушкин показал, что хотел показать. Для поэта она — «Татьяна, милая Татьяна!» А для меня она — вся в этих строчках:
За что ж виновнее Татьяна?
За то ль, что в милой простоте
Она не ведает обмана
И верит избранной мечте?
За то ль, что любит без искусства,
Послушная влеченью чувства,
Что так доверчива она,
Что от небес одарена
Воображением мятежным,
Умом и волею живой,
И своенравной головой,
И сердцем пламенным и нежным?
Алевтина Карповна, — закончила она, — ведь такая Татьяна мир может перевернуть, если б ее к нам, сюда…
Она села без разрешения и отвернулась к окну.
— Варвара Ивановна! — Пигарева сорвалась на крик. — Я требую, чтобы вы выставили Будыко и Восковой «неуд» по литературе в четверти. А Восковой еще и «неуд» по поведению. Предупреждаю, я проведу это через роно.
Ребята зашумели. Володя Стогов крикнул с места:
— За что? Вы не имеете права!
Бахирева потребовала:
— Немедленно замолчите. — В классе водворилась тишина. — Алевтина Карповна, — сказала она вполголоса, очень вежливо, подчеркивая, что обращается только к инспектору. — Мы
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!