Позывные услышаны - Рафаэль Михайлович Михайлов

с вами коллеги, я прошу вас проявить больше широты…

— О вашей широте в противовес советским учебникам будет также поставлен вопрос! — отчеканила Пигарева.

Бахирева побледнела. Она села за учительский столик и раскрыла журнал.

— За развернутый ответ я ставлю Сильвии Восковой отметку «очень хорошо», — сказала учительница.

В этот же день делегация класса побывала у заведующего районным отделом народного образования. В воздухе парили сначала восклицания, прозаизмы XX века, затем — бессмертные пушкинские строки. Прощаясь с ребятами, заведующий также процитировал из «Онегина»:

Мне ваша искренность мила…

А когда они ушли, он недоуменно пробормотал:

— Неужели товарищ Пигарева уже закончила педагогический?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

РУЖЬЯ, А ТАКЖЕ МАСКИ И КУКЛЫ

— Доктор принимать больше не будет, — сказала сестра, выйдя к больным. — Он себя плохо почувствовал.

Да и не только доктор… Все они, собравшиеся сейчас в его кабинете, вожаки рабочих с завода «Гельферих-Саде», испытывали чувство растерянности. Вновь назначенный харьковский губернатор заявил, что революция задохнется в тюремных камерах. Начались обыски, аресты. Полиция выпустила на волю уголовников, развязала руки «черной сотне».

— Хоть типографию уберечь, — помечтал кто-то.

Вошла сестра.

— Простите, доктор, один пациент не уходит. Называет себя Семеном Петровичем и все время улыбается.

— Впустите, — сказал доктор. — О нем сообщал комитет.

Он вошел, действительно улыбаясь, словно тая в упругой фигуре, крутых плечах, твердом взгляде сгусток энергии.

— Вы откуда к нам, Семен Петрович? — спросил доктор. — И почему в такое грустное время?

— Екатеринослав–Полтава–Харьков, — пояснил приезжий. — А время… Грустные бывают люди, а не время, доктор. Меня прислали для боевой работы. Командуйте.

Но команды сразу не поступило. Разговор был долог.

— Берегите людей, — сказал под конец доктор. — Нужно вырвать из тюрем лучших наших бойцов. Привлекайте к процессам сочувствующих адвокатов. Нам понадобятся средства. Подумайте об этом, Семен Петрович.

Воскова решили поселить у Фишкарева. Черноглазый, суетливый Илья сразу выложил новому товарищу всю свою «шестнадцатилетнюю биографию».

— Понимаете, Семен Петрович, — ораторствовал он, — отец хотел приспособить меня к своему прачечному производству, но я твердо заявил ему, что посвящу свою жизнь изъятию производства из рук капитала на всей планете и начну с его прачечной. Тогда он меня выгнал из дому, и я пошел, Семен Петрович, на штурм губернской тюрьмы.

— Выходит, мы крестники, — засмеялся Семен. — Я уже брал не одну тюрьму. Слушай, Илья, — вдруг предложил он, — зови ты меня по имени, мы же одногодки.

Илья даже присвистнул от удивления.

— Мамоньки, и так вымахал!

Илья снимал комнату на Екатеринославской, в торговом квартале. Вернее сказать, это была не комната, а крошечная квартирка с вместительным подвалом, где подпольщики хранили патроны, револьверы, динамитные палочки.

— Насчет жратвы у меня похуже, — сокрушенно отметил Илья. — Могу предложить чудесный сухарь, который еще помнит начало нашей революции. Хожу в черных списках. — Вздохнул: — Пошамать бы у какого-нибудь буржуя.

— Ну нет, — Семен усмехнулся. — Благодетелями сыт с детства.

— А все равно придется обходить буржуев. В комитете просили не пренебрегать пожертвованиями.

Семен зашагал по комнате, что-то обдумывая.

— Это дело. Пришла в голову забавная мысль…

…В мануфактурный магазин по Шляпному переулку вошли двое молодых людей. Один — рослый, грудь колесом, в новеньком студенческом мундире, явно тесном в плечах, второй — маленький, во фраке. Уединились с владельцем магазина в конторке.

— Господин Фадеичев, — сказал студент, — мы из дружины самообороны. Взгляните на этот список, — и он достал из желтого портфеля, который держал под мышкой, отпечатанный на машинке лист бумаги. — Здесь адреса шести магазинов. По нашим сведениям хулиганы готовят на них налеты. Двое владельцев, как видите, уже внесли свой пай в фонд нашей дружины.

Фадеичев схватил список, просмотрел, ткнул толстым пальцем:

— А Маркелов всю сумму сразу дал?

— Вот его расписка, господин Фадеичев.

Фадеичев взял перо, аккуратно вписал свою фамилию. Извлек бумажник, отсчитал ассигнации.

— Вы уж, господа, того… Установите пост круглосуточный.

— Спите спокойно, — сказал тот, что был во фраке. — Вы под надежной охраной людей, преданных царю, отечеству и частной собственности на средства производства и мануфактурные товары.

На улице Семен сердито сказал:

— Зачем ты полез к нему со средствами производства? Будь он чуть образованнее — позвал бы жандарма.

— Ничего, скушал. — Илья заглянул в свою записную книжку. — Двинем на Сумскую. К самому Циммерману.

Узнав о цели визита, владелец маленького ресторана предложил визитерам кофе, сигары.

— И не говорите, и не говорите! — согласился он. — Погромщики ведут себя так, будто они получили взятку у самого господина полицмейстера. А откуда я знаю, — спохватился Циммерман, — что вы представляете именно дружину и именно самообороны?

Семен достал из портфеля чековую книжку, на которой они предварительно оттиснули самодельную печать лимонным соком, попросил у хозяина свечку, подогрел ею чек, на котором явственно проступили слова: «Харьковская дружина самообороны».

— Мы вынуждены прибегать к конспирации, — пояснил он.

Циммерман с жаром пожал им руки. Фокус со свечкой его покорил.

Все собранные деньги они сдавали в комитет.

— Будут боевые задания? — спрашивал Семен.

— Переждать надо, — отвечали ему. — Идет волна арестов.

Нет, он не умел и не хотел ждать. И после длинных походов, валясь на свою лежанку, с горечью говорил Илье:

— Годы идут, кто-то брал Бастилию, кто-то создавал Парижскую Коммуну, а ты рискуешь ничего не взять и ничего не создать.

— Ты уже брал несколько тюрем штурмом, — посмеивался Илья. — Нельзя быть революционером такого узкого профиля.

Восков вдруг вскочил с лежанки.

— А сейчас у меня какой профиль? — резко спросил он. — Кем я стал? Экспроприатором. Ладно бы еще заводы изымал у буржуев. А я простой мелкий экс. Почти налетчик…

Получая от них очередной взнос, член комитета вдруг спросил:

— Ребята, много что-то. Все добровольные пожертвования?

— Почти, — засмеялся Илья. — Жертвователь стоит перед фактом: отдать нам или бандюгам. Мы ему симпатичнее.

Член комитета повторил, отрубая слоги:

— Нам или бан-дю-гам? — Покрылся краской. — Вы что это, товарищи, шутите?

— Ну, пошутили разок-другой с богатеями, — запинаясь, отозвался Илья.

— Да вы… Да вы просто… — Член комитета сдержал себя, перехватил тоскливый взгляд Воскова. — Семен Петрович, мы вас бережем для серьезного дела. Просили ждать. Как вы могли? На что это похоже?

— На эксов, — грубо сказал он. — Стал заурядным эксом. Со всеми их штучками, карнавальными масками и подложными справками. Разок даже отстреливался.

Член комитета достал из ящика ассигнации, швырнул их на стол. Позвал товарищей, громко сказал:

— Поглядите на них. Числятся в социал-демократах, а стали эксами. Так вот — дверь открыта! Авантюристы и эксы нам не нужны.

…Разговор в комитете лег тяжестью на сердце. Илья видел, как подавлен Семен. Газеты, которые