Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - Марек Хальтер

Микоян отыскал место среди образовавшихся пар. Сталин с Егоровой уже начали танец, остальные старались подхватить ритм. Марина усердно подражала Микояну. Он был первоклассный танцор — бойко работал ногами, сохраняя прямую осанку, держался почти вплотную к Марине, но ни разу не задел ее. В танце было много прыжков, поворотов, требовавших полной согласованности партнеров. Марина сбивалась с ритма, постоянно спотыкалась, с хихиканьем цепляясь за Микояна. Партнер держался как джентльмен, серьезно, профессорски, подбадривая Марину:

— Опа, опа, уже лучше! Продолжайте, Марина Андреевна… Следите за руками. Так, так! Вот как вы быстро научились! Может, вы еще более талантливая танцовщица, чем актриса?

Старик Калинин, развалившись в кресле, пьяновато ржал, подрагивая пустой рюмкой в такт музыке. Под конец лезгинка достигла бешеного темпа. Закусив губу, Марина старалась не отстать от Микояна. Она цеплялась за него все чаще. Да и он теперь не упускал случая к ней прикоснуться.

— Опа, опа, опа! Здорово, отлично!

Вдруг Микоян подхватил ее на руки. Марина почувствовала на своем открытом плече его жаркое дыхание. Одновременно и Сталин точно так же вскинул Галину. Женщины на миг встретились взглядами. Марине показалось, что Егорова одобрительно мигнула.

Музыка неожиданно оборвалась. Хотя Марина уже протрезвела, но после такого зажигательного танца у нее кружилась голова, ее пошатывало. Чтобы не упасть, она вцепилась в Микояна, обняв его за шею. Он крепко прижал ее к себе.

Девушка не решалась поднять на него глаза, чувствуя, что их объятие затягивается. Кругом смеялись, аплодировали. Восторг, разумеется, вызвала сноровка Микояна, сумевшего хоть как-то выдрессировать столь неумелую партнершу.

Вновь наполнили рюмки. Ворошилов объявил польку. Сталин сменил пластинку в граммофоне. Серго, с его львиной гривой и профилем горского князя, так ловко выдернул Марину из рук Микояна, что тот не успел возразить. Ее удивила нежность его рук, привычных к маузеру. Образовались и другие пары, польку танцевали все. Аллилуева плясала с дядей Авелем. Теперь она во весь рот улыбалась, видимо отринув заботы. Сталин с Егоровой подпрыгивали в другом конце зала.

Скоро выяснилось, что зал тесноват для такого резвого танца, как полька. Пары сбивались в кучу, постоянно рискуя столкнуться. Орджоникидзе танцевал более чувственно, чем Микоян. Марина ощущала его возбуждение, стремление ей понравиться.

В конце концов они оказались рядом со Сталиным и Егоровой. Галина плясала, откинув голову, на губах блуждала улыбка. Она просто млела в объятиях Сталина, радостно подчиняясь партнеру. Хохотала, играла бровями, перебрасывалась шутками с Орджоникидзе. Закружившись, пары столкнулись. Марина чуть не упала, но ее поддержал Серго. Одной рукой он ее раскрутил с такой силой, что подол Марининого платья взвился, как парус. Сталин одобрительно хмыкнул:

— Отлично, отлично!

И точно так же раскрутил Егорову. На этом танец закончился. Музыка сменилась хрипом, потом наступила тишина. Было ясно, что пластинка не доиграла. Видимо, Сталин не взвел до конца пружину. Раздались крики:

— Иосиф, заведи!

Но Сталин с радостным смехом напроказившего мальчугана обнял Егорову, и они закружились в вальсе без всякой музыки. Галдеж не унимался:

— Иосиф, давай польку!

Вытянув руку, он ею покрутил в воздухе, будто заводит граммофон, а потом, наклонившись, чмокнул губами аппетитную округлость, выпиравшую из декольте Егоровой.

— Иосиф!

Марина вздрогнула. Оттолкнув ее, Аллилуева вцепилась Сталину в рукав.

— Иосиф, что ты делаешь?

— Ничего особенного, Надюша!

— Думаешь, я слепая?!

Она уже кричала. А Сталин, продолжая посмеиваться, обежал взглядом зал, будто призывая всех в свидетели.

— Ну, Надя, Надюшка, что ты выдумала? Мы развлекаемся…

Язык у него чуть заплетался, было заметно, что он пьян.

— Сегодня у нас праздник… Нельзя, что ли, позабавиться?

— Знаю твои забавы.

— Хватит, Надя! Успокойся! Тоже повеселись.

— Ты меня просто убиваешь, Иосиф! Ты тиран! Ты меня тиранишь, ты всех тиранишь! Палач, вот ты кто! Как только тебя земля носит?

— Эй, ты, не забывайся!

— Сам не забывайся! Заткнись!

Теперь и Сталин перешел на крик. Надежда отпустила его рукав. Стоя с мертвенно-бледным лицом, она один палец уперла себе в грудь, а другим тыкала в мужа.

— Не хами! Я тебе не «эй, ты»!

Казалось, она сейчас упадет в обморок. К ней подошла Полина. Серго придержал Аллилуеву за локоть. Та резко высвободилась.

— Не трогайте меня! Не лезьте…

И Аллилуева направилась к двери, расталкивая пары, попадавшиеся ей на пути, и твердя:

— Не лезьте… Отстаньте… Отвяжитесь…

Жемчужина побежала за ней следом, и они обе скрылись за дверью.

Воцарилось тягостное молчание. Потом Марина услышала, как Сталин пробормотал:

— Какая дура. С чего это она? Вот идиотка.

Кавалерист Буденный взял со стола две рюмки и графинчик с водкой. Насупив брови, подрагивая усищами, он направился к Сталину. Его сапоги грохотали по паркету.

— Надежда Сергеевна слишком нервная. Она с тобой не имела права так говорить.

Буденный, наполнив обе рюмки, одну вручил Сталину.

И тут опять в Сталине произошла удивительная перемена. Он взял протянутую рюмку, не отрывая взгляда от двери, где только что скрылась Аллилуева. Его суровые черты неожиданно смягчились. Теперь он выглядел даже растерянным, грустным. Его лицо будто обмякло, но и помолодело. Очередная маска! На его лице словно проступил облик юного Иосифа Джугашвили, каким он был, еще не перевоплотившись в Сталина.

Видимо, он ощутил Маринин взгляд, поскольку резко к ней обернулся. Их глаза впились друг в друга, как магниты. Его рука дрогнула. Взболтав водку, он залпом ее выпил. Потом обтер губы. В глазах этого самого свирепого хищника в стране, маниакального властолюбца промелькнула детская обида на то, что его гневно отвергла женщина, в любви которой он не сомневался. Промелькнула всего-то на миг, мгновенным проблеском. Но Марину это потрясло.

Она вдруг ощутила в нем родственную душу. Поняла его чувство. Оно было знакомо ей, сироте, ставшей актрисой именно для того, чтобы ее полюбили, ею восхищались. И Марина без всякого расчета, без задней мысли, в искреннем порыве ему улыбнулась. Нежной улыбкой женщины, сумевшей разгадать глубоко затаенную боль мужчины. Сталин ей ответил коротким взглядом. Марине показалось, что он все понял. Но в чем можно быть уверенным, когда имеешь дело со Сталиным? Тем временем товарищи вновь разгулялись: опять звон бокалов, смех, крики «Иосиф, музыку!». Всем хотелось поскорее забыть выходку Аллилуевой.