Буря слов - Яна Демидович

в ней не было даже намёка на очертания человека.

– Ленни…

– В-вы кто? Что вам надо? Предупреждаю, у меня…

– Ленни… – ласково перебила его темнота. – Зачем ты пошёл по кривой дорожке? Зачем стал киллером?

Лэнс задохнулся.

Пистолет выстрелил.

…Осечка. И тихий, басовитый смех, от звука которого на голове зашевелились волосы.

– Я тебя поджидал. Хотя, это не ново… Других поджидал так же. А завершалось всё тем, что они сами выходили меня искать… На ловца и зверь бежит, Ленни.

Прижавшись спиной к двери, парализованный ужасом, Лэнс глядел и слушал темноту.

– Видел бы ты себя со стороны: нёсся как угорелый по лестнице! А как с замком возился! Как запирался внутри! Решил, что дома тебе ничего не угрожает? Ничего, ничего, ничего не угрожает, так?

Пальцы конвульсивно дёрнулись, и пистолет сработал. Ленни открыл беспорядочный огонь в темноте; пули с визгом прошили скудную мебель, пробили окно, вдребезги разбив стёкла… Но ещё не стих переливчатый звон, когда мягкий, шелестящий из темноты голос вновь позвал его по имени.

Больше пуль не было. Ленни выронил пистолет. И заплакал.

– Не плачь… Разве такой душегуб, как ты, должен бояться другого Душегуба?..

Горло свело спазмом. Вскочить бы, с мясом выдрать дверной засов – и опрометью бежать…

…Но сил нет. Мыслей нет. В голове – паническая пустота. На бессильно отвисшую челюсть и дрожащие губы стекают слёзы.

– Не плачь, Ленни… У тебя же есть это…

Быстрая вспышка холодного света. Какой-то предмет, блеснувший совсем рядом.

Ленни сглотнул.

Ножницы.

Прямо у руки.

Сознание внезапно прояснилось. Темнота же стала гуще, протянула к нему извилистые щупальца: дотронуться. Притянуть. Погладить…

Ленни заорал.

Подхватил ножницы, метнулся вперёд, атакуя темноту…

И вдруг споткнулся.

***

Поворот, ещё поворот, стрелой мимо смердящего переулка… Надсадный предатель-кашель взорвался в сухой как пустыня глотке; Экельс обернулся на бегу, и глаза в алой паутинке лопнувших капилляров дико выпучились, ноги припустили быстрее.

Но ещё быстрей и бесшумней стал двигаться преследователь-Пёс.

Его образ – тошнотворный, светящийся, будто любимец Баскервиля, – словно выжгли на сетчатке, заставляя кидаться из стороны в сторону, нелепо раззявив рот. Экельса трясло и колотило; он летел, как летит в родительскую спальню мальчишка, заметив, что в шкафу детской «кто-то стоит». Мальчишка, чьи пальцы намертво приклеились к игрушечному и абсолютно бесполезному пистолету…

Рывок, быстрая боль в мышцах. Неудачное падение, кувырок – Экельс перемахнул через забор и бешено огляделся. Пустой, тёмный двор с раскиданными на лужайке игрушками: бейсбольный мяч, розовый девчачий самокат, большая плюшевая бабочка. Совсем близко – дуб, на ветвях которого поскрипывают качели. И обшарпанный, спящий дом с плотно закрытыми окнами.

Экельс без сил привалился к дубу и дрожащей рукой вытащил мобильник.

***

– Мистер Харди… Мистер Харди!

Звон запотевших бокалов, визгливый смех расфуфыренных дамочек… Хлопки фонтанирующего шампанского – и ленивый, манерный голос Блейка Харди, что донёсся из центра гламурной вечеринки:

– Надеюсь, у тебя хорошие новости?

Экельс быстро, как ящерица, облизал треснувшие губы и торопливо зашептал в трубку, нервно зыркая по сторонам:

– Вы обещали нам обычное дело, мистер Харди. За обычную плату. Вы не предупреждали, что… – Экельса по новой забила крупная дрожь.

– Внятнее, Экельс! Внятнее! Ты что, пьян?

Экельс с присвистом втянул в себя воздух и через силу зашептал вновь:

– Хафф завёл себе охранника. Экзотическую тварь. И она уби…

Трубка презрительно фыркнула:

– Ротвейлера испугались? Кажется, я плачу вам достаточно, чтобы…

– Нет! Высылайте подмогу, мистер Харди! Эта тварь… Она продолжает… Она охотится за мной!..

В трубке послышался льстивый голос, предлагающий особое вино, следом – урчащий, довольный ответ.

– Мистер Харди? Мистер…

– Довольно, – резко, гадюкой прошипела трубка. – Мне не нужны сопливые объяснения. Мне нужен труп того паршивого писаки. Т-р-у-п. Звони, когда получишь его. И протрезвеешь.

Щелчок. Гудки. Тишина.

***

Дверь вип-зоны открылась, и внутрь, ступая по-кошачьему тихо, скользнул прилизанный официант с коробкой в руках.

«Наконец-то!» – возликовал Блейк Харди, мысленно потирая ладони. Он уже видел тот лёгкий, почти невесомый сосуд из синего, словно небо, стекла, что покоился в невзрачной коробке. Чудесная, желанная, та самая… Контрабанда.

Официант водрузил бутылку на матовый столик и мигом освободил её от картонной шелухи.

– Вы знаете, что это – особенное вино. Каждый находит в нём что-то своё. И каждый получает от него в точности то, что ему сейчас нужно, – промурлыкал официант, поворачивая бутылку так, чтобы на ней заиграл свет. Мистер Харди сглотнул. – Один сомелье считал, что вкус этого вина совершенно неземной. Даже называл его «марсианским»…

– Да-да, я в курсе, – закивал Блейк Харди, не отрывая взгляда от вихря блёсток цвета индиго и лазури, что, кружась, поднялся со дна бутылки.

Официант понимающе улыбнулся в ответ, прошелестел: «Bon appétit» и скрылся, наконец оставив их с бутылкой наедине.

Блейк Харди легонько, самыми кончиками пальцев, коснулся прохладного стекла. Рядом с бутылкой томился тонконогий фужер. Но налить в него вина?.. Нет, это лишнее, совершенно лишнее. Никаких посредников. Никаких манер!

Мистер Харди сцапал бутылку, выдрал пробку и жадно отпил прямо из горлышка.

***

– Твою мать!.. – в голос выругался Экельс, отшвырнув затихший мобильник в темноту.

В доме тут же загорелся свет.

Экельс застыл, инстинктивно метнулся к забору, но дверь дома уже хлопнула, на порог вылетел полуодетый мужик. И направил на него двустволку.

– Руки вверх! Вверх, я сказал! – оскалясь, рявкнул мужик. – Никаких резких движений!

Экельс медленно поднял руки, запоздало вспомнив, что в одной так и остался пистолет.

– Слушай, ты всё не так…

– Молчать! – клацнув зубом, проорал мужик и крикнул, слегка повернув голову к дому: – Сара, вызывай ребят! Я держу его на мушке! Врасплох застать хотел?! У-у-у, скотина! Да я тебя живенько… – двустволка опасно дрогнула.

– Эй, спокойнее! Спокойнее! – у Экельса зачастил пульс. На непримиримой роже хозяина дома отразилось презрение. Он сплюнул, продолжая держать Экельса под прицелом дула и злющих глаз.

– Давай-ка по-хорошему, – кашлянув, миролюбиво проговорил Экельс. – Сейчас я брошу пистолет. А ты…

Экельс чуть шагнул вправо. И внезапно почувствовал под ногой мягкое.

«Бабочка», – быстрой вспышкой пронеслось в мозгу.

Игрушка пискнула, заверещала. Экельс непроизвольно дёрнулся, в руке его отчётливо блеснул пистолет…

И тут грянул гром.

***

То утро пахло горелой яичницей и дешёвым кофе. Лучи ещё робкого солнца касались тонкой занавески и бледными, пугливыми зайчиками прыгали на замызганном столе. Опустошённость, что снедала Леонарда весь вчерашний день, уступила более прозаическому голоду: цепляя вилкой жёлто-белую, с чёрной корочкой, массу, Леонард привычно работал челюстями и рассеяно глядел в кухонное окно. У забора уже копошился незнакомый мусорщик: он тащил от баков что-то большое и длинное,