Резистент - Милена Оливсон

– Что-то случилось? Плохие новости от семьи?

– Нет, нет, – она утирает слезы рукавом, – просто мама пишет, как скучает по мне.

Жаль ее, но в то же время… мне-то совсем никто не написал. Некому скучать обо мне, кроме Ба. И тут я замечаю на своей кровати белый конверт; он надорван с одной стороны, но сейчас мне все равно. Хватаю конверт и читаю имя: «Артур 11454». Артур!

Быстро вытряхиваю письмо. Мой друг пишет о том, как пришел искать меня после дня прививок, но не нашел ни дома, ни в больнице. Он спрашивал обо мне у всех подряд в больнице и так им надоел, что его запомнили по имени. А потом он снова заходил ко мне домой и застал там непонятных людей, которые помогали Ба собрать вещи. Артур соврал им, что он – мой жених, и ему позволили написать письмо. Еще он получил прибавку к зарплате. На этом новости заканчиваются и начинаются вопросы: где я? Что происходит? Как со мной увидеться? Я не могу ответить ни на один. Но Артур, наверное, и представить не может, как тепло и спокойно мне стало от его письма. Я чувствовала себя абсолютно одинокой, но где-то там, в городе, есть человек, который волнуется за меня. Сижу и глупо улыбаюсь несколько минут.

Дождавшись вечера, начинаю изображать больную. Правдоподобно постанываю, держась руками за живот, бреду по лестнице на нижний этаж: в левом крыле живут старшие Резистенты. Где-то тут комната Адама – он сказал нам номер, но я там ни разу еще не была. Стучу.

– Кто там?

– Это Вероника! Ты не мог бы выпустить меня из корпуса?

Дверь резко открывается, так что я едва не получаю по лбу, и высовывается Адам. Его влажные темные волосы чуть кудрявятся.

– Зачем?

– У меня живот болит, – вздыхаю я, понимая, что актриса из меня не очень. – Тошнит и все такое. Хочу сходить к доктору.

– Зачем же? У меня есть таблетка. Проходи.

– Ты уверен, что она поможет?

– Уверен.

Делать нечего: вхожу в комнату. Она абсолютно не похожа на мою спальню. Здесь только одна кровать, зато есть большой письменный стол, на котором разложены чертежи и несколько бумажек с непонятными символами и обозначениями. Стена над кроватью обклеена плакатами. Вдоль спинки кровати и на стуле развешена одежда – видимо, грязная. Всюду огрызки карандашей, в углу – опрокинутый табурет. Я-то думала, что Адам – идеальный аккуратист! Но ему, похоже, и дела до всего этого хлама нет. Он принимается рыться в ящиках стола и находит там пакетик с таблетками. Набирает мне воду в большую зеленую кружку, протягивает:

– Должно помочь.

Приходится выпить. Ладно, хуже не станет. Но к доктору-то попасть все равно надо. Почему бы ей просто не зайти за мной, не забрать из общежития? Или она боится слежки?

– Посиди тут. Если не станет лучше, придется идти в «Солар».

– Ладно, – соглашаюсь я, осматривая чертежи, за которые садится Адам. Лицо его тут же становится сосредоточенным, словно он и не отрывался от работы. Его отрешенность напоминает мне об Иванне и ее рисунках.

– Ты делаешь какие-то планы? – осторожно интересуюсь я.

– Это схема вентиляции, – не оборачиваясь, отвечает Адам. – Но обычно я рисую карты.

– Типа… Географические?

– Да. Карты местности за стенами города. Там есть довольно красивые места, я их зарисовываю во время разведок.

– В самом деле? Там ведь нет ничего живого.

– Серьезно? – усмехается Адам. Высокомерно так усмехается, словно я глупость сказала. – Если ты теперь знаешь о Резистентах, то как можешь думать, что за стеной нельзя выжить? Там полно растений и животных, – только не вокруг городов, а подальше. Иногда мы туда заходим.

– Вы – это исследовательский отряд?

– Да, обычно ходим по два-три человека. Скоро узнаешь, вас для того и тренируют. Мы берем пробы почвы и воды из разных мест, а потом привозим сюда, исследуют. Ищем места, где могут жить обычные люди, но пока не нашли. Зато видели реку с красной водой. Еще однажды нашли остатки храма старых людей. Там много чего, за стеной. Некоторые отряды и до других поселений доходят. Как твой живот?

– Да… Пока не особо помогает. Давай я все-таки схожу в «Солар».

Он без слов поднимается от чертежей и быстро ведет меня к выходу.

– Дальше я сама.

– Тебя же тошнит? Я не могу отпустить тебя идти через весь ЦИР. Сама понимаешь.

И он сопровождает меня до «Солара», везет в лифте, подводит к самому кабинету доктора Агаты… и ведет дальше. Открывает передо мной двери соседнего кабинета.

– Давай, я буду ждать внизу.

В кабинете совсем другой врач, мужчина. И что теперь делать? Захожу, сажусь на кушетку и дожидаюсь, пока шаги Адама стихнут в коридоре.

– Что беспокоит? – врач поднимает взгляд от бумаг.

– Простите, а доктора Агаты сейчас нет?

– Сегодня не ее смена, но, может, она работает с документацией в своем кабинете.

– Тогда можно мне зайти к ней?

– Зачем? Я осмотрю тебя.

Ну и что мне делать? Если завтра я снова скажу, что мне нужно к врачу, это будет слишком подозрительно. Сейчас – мой единственный шанс поговорить с Агатой. Начинаю судорожно соображать.

– Дело в том… мне обязательно нужно именно к ней, давайте, я постучу и спрошу…

– Говорю же, не ее смена, она сейчас не будет тебя принимать. Спрашивай у меня.

– Об этом, – говорю я доверительным шепотом, – я могу спросить только у нее.

Он удивленно поворачивает ко мне голову.

– Будет немного неудобно спрашивать такое у вас. – Я мнусь, кажется, даже удается покраснеть. – Это чисто женский вопрос.

– Врач – существо бесполое, – заявляет медик. – Ну ладно, если неудобно – иди.

– Спасибо, – киваю я, слишком резко вскакивая с кушетки. Так убедительно сыграть стесняющуюся девочку и так нелепо разрушить весь образ несчастной больной! Но врач, кажется, ничего не замечает, и я выскальзываю из кабинета. Трижды стучусь к Агате – по привычке, как делала это дома. Она открывает тут же: должно быть, слышала шум в коридоре и ждала меня.

– Привет, сто семнадцать тридцать четыре, – весело говорит она. На губах – приветственная улыбка. Теперь-то я знаю, что Агата только притворяется такой милой, хотя, судя по всему, и правда хорошо ко мне относится. – Что-то случилось?

Я знаю, что она не может говорить прямо, пока мы в кабинете: здесь везде прослушка. Нужно разговаривать осторожно.

– У меня живот болит, я уже выпила таблетку, но лучше не стало.

Взгляд мой блуждает по углам кабинета. Интересно, где здесь камеры и микрофоны? Есть ли слепые пятна?

– Самолечением занимаешься? Смотри мне.

Она берет со стола блокнот, открытый на исписанной странице, и протягивает мне, прикладывая палец к губам.