Ты для меня одна - Юлия Крынская

Сейчас Руслан сдаст меня со всеми потрохами. Выворачиваюсь из рук Руслана. Во всех окнах уже горит свет. Егор стоит на крыльце с ружьём в руках. Корж и Нафаня единственные, кто рады ночной заварушке и по-собачьи довольно лыбятся, высунув на бок языки.

— Да вот решил вспомнить молодость, погулять с девушкой под луной, — Руслан кладёт мне руку на плечо.

— А что скажет девушка? — в окне рядом с Фролом появляется Марго, запахивая на ходу белоснежный пеньюар.

— Мы давно не виделись, — машу родителям рукой. — Просто поболтать встретились.

— А коленки чего в земле? Молились? — притворно зевает Фрол. — Давай-ка домой, радость моя.

Отец обнимает Марго за талию и прижимается губами к виску. Чересчур жарко. Похоже, я их тоже не от молитвы оторвала.

— Пап!.. — ощущаю, как кровь заливает меня краской до кончиков ушей.

— Я всё сказал!

— Иду! — поворачиваюсь к Руслану и встаю на цыпочки. — До завтра, солнце.

Он тяжело дышит и до боли сжимает мою талию.

— До сегодня, ваше высочество! — глаза его сужаются в узкие щёлки.

— Мне уже начинать бояться? — сердце стучит у меня где-то под горлом.

— И в лес не ходить! — подмигивает мне Руслан и, коснувшись губами моего лба, отпускает. — Он полон неожиданностей.

Поворачиваюсь к дому, он уже снова погрузился в темноту. Иду к крыльцу, ощущая спиной взгляд Руслана. Не оглядываясь, скрываюсь за дверью и бегу к себе. От жарких поцелуев Руслана печёт губы, а на плечах наверняка остались синяки. Если так пойдёт, то я ещё буду ходить и с синей попой. Родители, к моему счастью, не удосужились покинуть спальню. Поворачиваю ручку двери и с облегчением вваливаюсь в свою комнату.

— Мусь, ну как?

— Целовались?

— Было что? Давай колись?

— А с бородой щекотно?

На моей кровати полное собрание сочинений четы Гориных. Мэл, Варенька с Есенией и Ксюха в разномастных пижамах развалились на моей огромной постели. В Китае у меня была весьма скромная лежанка, иначе не назвать полку, приколоченную к стене, а здесь королевская кровать под балдахином. Вздох вырывается из моей груди. Не лежалось мне дуре тихонечко в жарких объятьях Руслана.

— Военный совет переносится на утро, девчата! — пытаюсь призвать сестёр к дисциплине.

— Ну, Марусенька, — скатывается с кровати Ксюха и подбегает ко мне, — ну, пожалуйста!

Её серые глаза сияют так, буду не сестра со свиданки пришла, а Снегурочка на утренник.

— Весь дом на ноги подняла, — садится на постели Мэл, — так что не съезжай с темы. Было что?

Я прижимаю к себе Ксюху, и кручу пальцем у виска, подавая сёстрам знаки глазами.

— Не было, конечно. Руслан завтра придёт к отцу просить моей руки.

Ксюха берёт меня за запястье и переворачивает ладонью вверх.

— Ты их помой хоть, — вздыхает она. — Попроси Еську, она тебе и маникюр забабахает. А то вон, ноготь сломался.

— Отец знает, что ты у Руса была, — Есения кивает на Варю. — Мы слышали, как он спускался с мансарды и жаловался маме.

— Да, он сказал, что вы те ещё два беса, и вас нужно поскорее поженить.

— Значит с нами всё ясно. — Я смотрю на окно спальни Руслана, и низ живота скручивается в тугой узел от воспоминаний. — Вы мне расскажите лучше о себе. Я только быстренько под душем сполоснусь.

Через десять минут наша банда в полном сборе сидит на постели плотным кружком:

— Мэл в Диму втюрилась, — докладывает Ксюха и тут же получает щелбан от сестры.

— Ничего и не втюрилась! — краснеет Мэл. — Просто нравится.

— Какой Дима-то? — из нашей тусовки никто на ум с таким именем и не идёт. Сейчас такие имена навороченные, что Димы, Саши, Лёши и иже с ними скоро канут в лету, если снова не войдут в моду.

— Какой, какой! Наш Дима! Волконский!

— Наш финансист? Ему же за сорок! — хватаюсь я за голову. — Мэл! Ты чего? И женат он.

— Знаешь, твой Рус тоже не мальчик, — Мэл толкает меня плечом.

— Не варить же нам этого Диму, — разводит Ксюха руками.

— К тому же, с третьей женой он тоже развёлся, — зевает Варя и кладёт голову на плечо Мэл. — Так что надо брать.

— Нормально! А что сам Дима? В курсе ваших далеко идущих планов? — припоминаю, что Мэл всегда выделяла папиного друга из его остальной мафии.

— Ему кинодиву подавай, — вздыхает Мэл.

— И что? Ты красавица, умница. Коня остановишь и тигра побъёшь.

— Это его и смущает, я думаю, — Есения кокетливо заправляет белокурую прядку за ухо. — А Мэл и слушать нас не хочет.

— Хочу! — всхлипывает Мэл. — Не получается у меня. Не умею я все эти платья носить.

— Маленькая ты моя, — я обнимаю Мэл, и она утыкается носом мне в плечо. — Неужели ты думаешь, что вместе мы одного парня не сделаем? Только слушай нас и пойдёшь через два года к алтарю с Волконским. Ну-ка, встань.

Мэл поднимается с постели и встаёт, как вратарь на ворота.

— Выпрями спину, грудь вперёд! Волосы распусти.

Я любуюсь сестрой. Два синих озёра с надеждой смотрят на меня. Мэл и Ксюхе в семье по наследству передался цвет глаз отца. У Мэл мальчишеская фигура: широкие плечи и узкие бёдра.

— Загляденье, а не девочка! Да одними твоими светлыми кудряхами можно мужиков с ума сводить.

— А сама тогда их почему выпрямляешь? — Мэл забирается обратно в наш тесный кружок, обнимает меня за плечи и валит на подушку. — Пощекочем её, девчонки? Пусть про Руслана колется!

На меня наваливается куча мала, и наш хохот вызывает тяжёлую артиллерию.

Мы не слышим, как открывается дверь.

— Обезьянье царство! Я спать сегодня буду или нет?

В долю секунды наш клубок распадается, и пять всклоченных девиц, усевшись на колени, устремляют взгляд на отца.

Руслан

Солнечный луч щекочет веки. Подскакиваю на постели и спросонок ощупываю голову. Нормальные уши, человеческие. Только что я охотился на оленя и крался за ним, сглатывая голодную слюну. Нормально меня штырит после Марусиных игрушек. Надеюсь, я хотел этого оленя только съесть, иначе с чего такой жёсткий стояк с утра. Тело ломит будто меня били, живым в землю закопали, а потом собаки отрыли. Потираю затылок, ушибленный кровожадными девами. Таких штучек я не прощаю, берегитесь барышни. Нащупываю рукой персонайзер и набираю племяша. Нарисовался на мою голову подарочек с дипломом юриста от двоюродной сеструхи с Владика. Рвётся переехать в Питер. Похож парень на меня, прямо переселение душ.

— Лука, спишь? — перебираюсь из постели на ковёр, кидаю персонайзер перед собой и встаю в планку. На экране довольное лицо племянника, возлежащего в подушках, а на заднем фоне девичьи вздохи.