Роддом или Неотложное состояние. Кадры 48-61 - Татьяна Соломатина

— Бедная моя. Бедная моя девочка… Я сейчас позову докторов. С ребёнком всё в порядке. Не волнуйся.

Алексей вышел. Через минуту к Лизе зашёл отец — непонятно, как с зятем разминулся.

— Господи! — Ахнул отец. — Что же ты с собой сделала!

Он сел на край кровати и взял её за руку.

— Папа! Было нестерпимо, а ты всё не приходил и не приходил!.. Пахнет кофе с корицей?

Отец потянул воздух.

— Да, действительно! А я шёл и думал: «какой знакомый запах!»

— Папочка, принеси, пожалуйста, кофе с корицей! Мне очень хочется кофе с корицей!

— Но с тобой всё в порядке?!

— Да-да, не волнуйся! Лёшка здесь. Сейчас врачи придут.

— Хорошо, ласточка!

Папа поцеловал Лизу и вышел.

Осмотрев и опросив Лизу, Поцелуева, Родин и Святогорский собрались в кабинете начмеда на консилиум. На столе лежала обменная карта. История непонятной болезни толщиной с «Войну и мир». Оксана и Родин горячо обсуждали пациентку, Аркадий Петрович же внимательно изучал данные истории, сохраняя молчание. Что было для него не характерно.

— Ничего не понимаю! — Удивлялась Оксана Анатольевна. — Всё! Абсолютно всё в норме!

— Может, у неё бешенство? — предположил Родин.

— Которое не обнаружили при таком количестве исследований на всё про всё. И ещё про запас сверху?!

— Ну не прикидывается же она! — Воскликнула Поцелуева.

— Да уж вряд ли! Зачем?! Да и какое прикидываться! — Родин взмахнул рукой. — Такое с собой сделать… Это реальная боль! А вдруг всё-таки бешенство?.. Атипичная какая-нибудь форма, а?

Они оба с надеждой посмотрели на Святогорского. Он захлопнул историю Лизы и мрачно забарабанил пальцами по столу.

— Аркадий Петрович, ты меня пугаешь, — прокомментировала Оксана.

— Очень пугаешь, — поддакнул Родин.

— Бешенство или не бешенство — а Милуокский, он же Висконсинский протокол необходимо задействовать.

Друзья вытаращились на него. Первым отмер Родин.

— Ты предлагаешь вогнать беременную женщину в искусственную кому?!

Святогорский кивнул.

— Да он у нас вообще не зарегистрирован! Да и… У них тоже, всего шесть подтверждённых случаев! А если она… — Родин оборвал сам себя. — Тебя посадят. Меня посадят. Нас всех посадят! Если… То мы, получится, убили женщину. Беременную женщину. В родильном доме.

Аркадий Петрович ещё немного побарабанил и кивнул на толстенную историю Лизы.

— Я понимаю. Муж у неё богатый парень. На исследования не жидились. Но я не нашёл там самого элементарного. Семейного анамнеза.

— Есть там семейный анамнез. Всё чисто. Никто ничем не болел.

— Вот это меня и смущает. Такая краткость и чистейшая прозрачность. Ребята, мы были в палате у Лизы вместе. Теперь вы не против, если я поговорю с ней наедине?

Начмед и заведующая обсервацией синхронно кивнули. Святогорский вышел.

— Что это с ним? Не балагурил. Не читал нам лекций с историческими экскурсами?

— Неправильно поставлен вопрос, моя возлюбленная супруга. Если так себя ведёт Аркадий Петрович, надо спрашивать: «что с Лизой?» Ох, чует моя мошонка…

Родин получил от возлюбленной супруги чувствительный тычок в плечо.

Святогорский вошёл в палату без стука. Лиза лежала на кровати, в палате царила полутьма. На тумбочке у Лизы был стакан кофе. Она слабо улыбалась.

— Вы уже были у меня сегодня, да? С другими докторами.

— Да, Лиза.

Анестезиолог внимательно смотрел на неё.

— А муж и папа только что ушли. У Лёшки — очень важные встречи. Серьёзный проект. Я сама его вытолкала. У нас будет ребёнок. А ребёнку нужна обеспеченная жизнь.

— Папа почему ушёл?

— Я попросила его принести мне лавандовое мыло. Когда я чую запах лаванды — мне становится легче. Мы с папой в детстве часто…

— И как часто вы чуете запах лаванды?

— Постоянно, — улыбнулась Лиза. — Я пользуюсь только лавандовым мылом. … Вы считаете, что я сумасшедшая?

— С чего вы взяли?

— Невропатологи уже спрашивали меня об обонятельных галлюцинациях. У меня болит голова. Это не значит, что я безумна.

Лиза чуть надулась.

— Лиза, я не говорил, что вы — безумны. … Вы позволите мне подождать вашего отца? Я хочу с ним поговорить.

— Разумеется, — ответила Лиза. — Присаживайтесь.

Святогорский сел на диванчик, стоявший у противоположной стены «блатной» палаты. Некоторое время они молчали.

— Лиза, сейчас у вас болит голова?

— Да… Простите, не запомнила как вас зовут.

— Аркадий Петрович. Это вы меня простите, что не представился. Я врач-анестезиолог.

— Я уже не помню, когда у меня не болела голова. Просто сейчас она болит чуть меньше. Так всегда бывает, когда папа рядом. Не знаю почему.

— На сколько баллов сейчас боль? По десятибалльной шкале?

Лиза снова улыбнулась.

— На семь, Аркадий Петрович. И это огромное облегчение. Потому что вот уже тридцать две недели она почти всё время болит на десять из десяти.

— Почему же ваш отец не постоянно с вами, если его присутствие облегчает боль?

— Аркадий Петрович, он молодой активный мужчина…

— Он должен быть примерно моего возраста, Лиза.

— Да. Но он очень хорошо сохранился. У нас такая генетика. Большая удача. Он молодой активный мужчина, а я — взрослая женщина. Я не могу отвлекать его от жизни двадцать четыре часа в сутки. Я не эгоистка. Когда он может — он приходит. Мне достаточно.

— Резонно. Вы умная женщина, Лиза.

— Мне пришлось стать умной и взрослой. Моя мать погибла в автокатастрофе двадцать лет назад.

— Понятна ваша привязанность к отцу.

Они снова недолго помолчали.

— И ваш отец, молодой и активный мужчина с хорошей генетикой, так и не женился?

— Нет. Он очень любил маму.

Лиза внимательно посмотрела на Святогорского.

— Вы же понимаете, что иногда бывает такая любовь, что…

— Да-да, кажется я понимаю. Но что-то долго ваш папа ходит за мылом. Тут буквально за углом есть огромный лабаз косметики.

В этот момент в дверь палаты просунулась молоденькая акушерка и громко зашептала:

— Аркадий Петрович, вас срочно вызывают в ОРИТ.

Святогорский поднялся.